— У бригадира тоже не было слов. Он, собственно, выразил то, что вертелось у всех на языке, хотя не собирался говорить ничего подобного. Хочешь еще пример?
— Да, пожалуйста.
— Однажды семья пастора, где было несколько очаровательных дочерей, ждала в гости епископа. А у этого епископа был несоразмерно большой нос, поэтому дочерям строго-настрого велели не упоминать о носе. Дети же часто выпаливают то, что у них на уме, именно в силу недостаточно сформировавшегося механизма вытеснения.
— И что было дальше?
— Епископ пожаловал в пасторскую усадьбу, и очаровательные дочери всячески старались ничего не сказать о его длинном носе. Более того: им вообще запретили смотреть на нос, велели забыть о нем. И девочки честно думали только о том, как бы его забыть. Но вот подали кофе, и младшей дочери поручили с сахарницей обойти гостей. Вытянувшись в струнку перед величавым епископом, малышка сказала: «Позвольте предложить вам сахар к вашему носу».
— Бедная!
— Иногда мы прибегаем к рационализации, то есть и перед другими, и перед самими собой объясняем свои поступки не тем, что двигало нами на самом деле… потому что признаться в истинных мотивах слишком неловко.
— Пожалуйста, пример.
— Я могу загипнотизировать тебя и попросить открыть окно, когда я постучу пальцами по столу. Я барабаню по столу — и ты раскрываешь окно. Затем я спрашиваю тебя, почему ты это сделала. Ты можешь ответить, что тебе стало жарко, но это будет не настоящая причина. Просто ты не хочешь признаться себе, что послушалась моего гипнотического приказа, — и прибегаешь к «рационализации».
— Понятно.
— Мы, София, чуть ли не каждый день прибегаем к таким уловкам.
— Я уже говорила о своем двоюродном брате, которому сейчас четыре года. По-моему, с ним мало играют, во всяком случае, он всегда очень радуется моему приходу. Однажды я сказала, что мне нужно бежать домой, к маме. Знаешь, что он на это ответил?
— Нет!
— «Мама плохая».
— Совершенно верно, это был пример рационализации. Мальчик имел в виду совсем другое. Он хотел сказать: мне жалко, что ты уходишь, но постеснялся признаться в этом. Иногда мы также прибегаем к проекции.
— Переведи.
— Под проекцией понимается механизм приписывания окружающим качеств, наличие которых у себя мы стараемся вытеснить из сознания. Очень жадный человек, например, часто называет жадными других. Тот, кто не хочет признаться себе, что его интересует секс, зачастую будет первым бить тревогу по поводу чьей-то сексуальной озабоченности.
— Ясно.
— Фрейд утверждал, что в нашей обыденной жизни есть множество примеров таких неосознанных действий. Мы постоянно забываем, как зовут определенного человека, мы можем переставлять в комнате на первый взгляд совершенно случайные предметы, а при разговоре с кем-то теребить свою одежду. Кроме того, мы часто запинаемся в словах или делаем вроде бы совершенно невинные оговорки. Фрейд уверяет, что такие обмолвки далеко не всегда случайны и невинны. По его мнению, их следует рассматривать как «симптомы»; в частности, подобные «ошибочные» или «случайные» действия могут выдавать самые сокровенные тайны.
— Теперь я буду продумывать каждое свое слово.
— И все равно тебе не убежать от своих бессознательных импульсов. Главное — не слишком усердствовать в заталкивании неприятного в область бессознательного. Это похоже на затыкание норы, выкопанной водяной крысой: если ты слишком плотно заткнешь один ход, можешь быть уверена, что крыса вылезет в другом месте сада. Куда полезнее оставлять дверь между сознательным и бессознательным приотворенной.
— А если эту дверь запереть, то можно приобрести психическую болезнь?
— Да, невротик — это человек, который расходует слишком много сил на отталкивание «неприятного». Нередко он стремится вытеснить из сознания какие-то конкретные переживания, которые Фрейд называл травмами. Это слово греческого происхождения и означает «рана», «повреждение».
— Понятно.
— В ходе терапии Фрейд старался вскрыть запертую дверь — или же найти другой вход. Совместно с больным он пытался извлечь из бессознательного вытесненные переживания. Пациент ведь не осознает, что именно вытесняет, однако он может с помощью врача отыскать путь к скрытым травмам.
— И как врач помогает ему?
— Фрейд разработал так называемую методику свободных ассоциаций. Он позволял пациенту лежать в расслабленном состоянии и говорить обо всем, что приходит в голову, — какими бы несущественными, случайными, неприятными или болезненными эти мысли ни казались ему самому. Тут главное — пробиться сквозь «броню» (или «контроль»), которой прикрыты травмы. Ведь на самом деле пациента волнуют именно травмы. Неосознаваемые, они тем не менее постоянно отражаются в его действиях.
— Чем больше усилий ты прилагаешь, стараясь что-нибудь забыть, тем больше этим занимается твое бессознательное?
— Совершенно верно. Вот почему важно прислушиваться к сигналам из бессознательного. По Фрейду, столбовая дорога к бессознательному идет через сновидения. Его главным трудом стала вышедшая в 1900 году книга «Толкование сновидений», в которой он доказал, что мы видим во сне отнюдь не случайные вещи. Через сны наши бессознательные мысли стремятся «достучаться» до сознания.
— Продолжай!
— После многих лет собирания снов среди больных — и, разумеется, после анализа собственных сновидений — Фрейд приходит к выводу, что все сны связаны с исполнением желаний. Это особенно заметно у детей, говорит он: они видят во сне мороженое и вишни. У взрослых такие желания (которые сон и призван исполнить) нередко замаскированы. Ведь даже во сне у нас действует строгая цензура, различающая, что мы можем и чего не можем себе позволить. Правда, во сне эта цензура, или механизм вытеснения, действует слабее, чем наяву. И все же она достаточно строга, чтобы искажать желания, в которых нам не хочется признаваться.
— Поэтому сны нужно истолковывать?
— Фрейд доказывает, что необходимо различать сон, каким мы его помним наутро, и подлинный смысл сновидения. Сами картинки — то есть «фильм» или «видеофильм», который мы видим во сне, — Фрейд называл явным содержанием сновидения. Это «очевидное» содержание сна обычно черпает материал — реквизит и декорации — из предыдущего дня. Однако сон имеет и более глубокий, недоступный сознанию смысл, который Фрейд называл скрытыми мыслями сновидения. Эти тайные мысли, составляющие подлинное содержание сна, могут вести свое происхождение из далекого прошлого, в том числе из раннего детства.
— Значит, чтобы как следует понять сон, надо проанализировать его?
— Да, причем, когда речь идет о больных, делать это нужно вместе с терапевтом. И все же толкует сновидения не врач, который бессилен без содействия пациента. Терапевт тут выступает в роли Сократовой «повитухи» — он присутствует и помогает больному в процессе интерпретации.
— Понимаю.
— Само преобразование «скрытых мыслей сновидения» в его «явное содержание» Фрейд называл работой сновидения. Мы говорим о «маскировке», или «кодировании», того, о чем на самом деле был сон. При толковании сна необходимо проделать обратную работу: «демаскировать», или «раскодировать», «мотив» сна, чтобы доискаться до «темы» сновидения.
— Ты не мог бы подкрепить это примером?
— В книге Фрейда таких примеров множество. Но давай лучше возьмем для иллюстрации собственный пример — очень простой и очень фрейдистский. Предположим, юноша видит во сне, как двоюродная сестра дарит ему два шарика…
— Да…
— Я хочу, чтоб ты сама попробовала истолковать сон.
— Гммм… «Явное содержание сновидения» будет в точности таким, как ты сказал: двоюродная сестра дарит ему два шарика.
— Дальше!
— Еще ты сказал, что весь «реквизит» сновидения заимствуется из предыдущего дня. Значит, накануне юноша ходил в парк с аттракционами… или видел шарики на фотографии или в газете.
— Это возможно, хотя ему достаточно было увидеть слово «шарик»… или хотя бы предмет, похожий на шарики.
— Но какие тут «скрытые мысли сновидения», то есть о чем говорится в этом сне на самом деле?
— Ты у нас сейчас толкователь снов.
— Может, ему просто хотелось иметь пару шариков?
— Нет, такое объяснение не годится. Ты права, что сон должен быть связан с исполнением желания. Но взрослый человек вряд ли мечтает о шариках. Если бы у него и было подобное желание, он бы не мечтал о них, а пошел бы и купил.
— Кажется, я знаю: на самом деле он хотел переспать с кузиной, и шарики означают ее груди.
— Это уже более правдоподобно. Единственное условие — молодой человек должен испытывать неловкость от своего желания.
— Потому что наши сны как бы прикрываются шариками и прочим?
— Да, Фрейд утверждал, что сновидения — это «замаскированное исполнение вытесненных желаний». Что именно мы вытесняем, могло сильно измениться с тех пор, как Фрейд проводил в Вене свои сеансы психотерапии, но сам механизм маскировки, вероятно, остался неизменным.
— Ясно.
— Фрейдистский психоанализ приобрел огромное значение в 20-х годах, прежде всего при лечении душевнобольных. Кроме того, учение о бессознательном сыграло важную роль для литературы и искусства.
— Ты хочешь сказать, что люди искусства стали больше интересоваться бессознательным миром человека?
— Именно так. Впрочем, в литературе эта тенденция проявилась уже в последние десятилетия XIX века, то есть раньше, чем началось знакомство с психоанализом. Это означает лишь одно: что приход Фрейда к психоанализу в 90-х годах отнюдь не был случайностью.