Лицо у Лопатина было сонное, голос сиплый, глубоко равнодушный:
— План декады выполнили на девяносто один процент. Дефицит был по металлу и вообще.
— Что значит вообще? — прервал его «главный». — Что помешало вам выполнить план?
— Бетон не клали, арматура не росла…
— Какое это имеет отношение к вам?
— Дефицит по металлу, — глядя мимо «главного» продолжал бубнить Лопатин.
— Кто хочет яблоко, нагретое в кармане? — прошептал Алимов.
— А на третье филе из кабана. Домой приходит, говорит совещание затянулось, ложится спать, снимает штаны, а трусов нет… — Донесся до Славы чей-то, булькающий от смеха голос.
— Товарищи, тихо! — «главный», постучал карандашом по крышке пульта. — Чёткий и ясный вопрос мы всегда стараемся так забузовать…
— Он не чёткий, — огрызнулся Лопатин. Сонное выражение на его лице исчезло, морщины разгладились, глаза широко раскрылись, взгляд прямо и твердо уперся в лицо главного инженера. — Он не чёткий, — агрессивно повторил Лопатин, — его три зам. министра рассасывали.
— Почему вы не были вчера на селекторе? — выдерживая взгляд Лопатина, угрожающе спросил «главный».
— А у меня селектор не работает, — радостно ответил Лопатин. Лицо его сразу потухло — атака была отбита, и теперь он снова стал школьником, скучающим на уроке.
— Почему в СГЭМ не работает селектор? Где начальник связи?
Выяснилось, что начальника связи нет на совещании. О Лопатине сразу забыли, весь огонь перешёл на начальника связи. Кто-то напомнил, что он до сих пор не поставил мачты телевизионного ретрянслятора и поэтому московские передачи принимаются не всегда хорошо. «Главный» приказал диспетчеру стройки завтра же перевезти мачты ретрянслятора на гору. В это время вошёл начальник связи.
— Почему в СГЭМ не работает селектор? — встретил его «главный».
— Как не работает? — деланно удивился молодой веснусчатый начальник связи. — Я вчера посылал исправить, будет работать. — И тут же постарался уйти от нежелательного разговора. — Там это, Виктор Алексеевич, мне бы машину выделили: мачты ретранслятора перевезти…
Его оборвал общий хохот.
— Пока вы блистательно отсутствовали, мы этот вопрос решили, — холодно сказал «главный», — да, кстати, — обратился он к седоволосому полному мужчине с чёрной перчаткой протеза, выглядывающего из рукава белой рубашки, — в четвертое общежитие постоянного посёлка дали телевизор?
— Так точно.
— А одеяла людям выписали? Ночью там холодно под простынёю.
— Так точно. Выписали.
«Этот начальник ЖЭКа, наверно, бывший офицер», — подумал Слава.
— Простите, молодой человек, — вдруг обратился к нему «главный», — а вы откуда будете?
— Я… — Слава вскочил. — Я из газеты, новый сотрудник.
— Очень приятно, — показывая молодые зубы, жестко улыбнулся «главный», садитесь, в следующий раз спрашивайте разрешения присутствовать.
Слава покраснел, задохнулся от стыда, садясь, неловко громыхнул стулом.
— Виктор Алексеевич, нам кран нужен, — сказал какой-то совсем молодой паренёк. Позже Слава выяснил у Алимова, что это главный инженер СМУ «здания строящейся ГЭС» и ему «уже двадцать семь лет, просто он очень молодо выглядит».
— Нужен — берите, я ведь разрешил.
— УМСРиТ не хочет гнать, говорит, он двести восемьдесят тонн весит, мост не выдержит.
— Да, точно, — подал голос Славин сосед, которого Алимов называл Леней. — Мне тоже звонил какой-то новый зам. главного инженера УМСРиТ, говорит, я был сапёром, знаю мосты, ваш не выдержит. Я ему объяснил, что кран пойдёт по стальным балкам. Но он орал, чтоб я дал ему справку. Я послал его сначала к вам, а потом дальше…
— А куда дальше? — тонко улыбнулся главный инженер, и все с удовольствием рассмеялись. — Что ещё за зам. главного инженера? Если он будет пороть такую чушь, ему придется покинуть стройку.
— Человек только начал работать, а ты уже испортил ему репутацию, — перегнувшись через Славу, улыбнулся его соседу Алимов.
— Товарищи! — «главный» повысил голос. — Всё, что мы нагнали за два месяца этого квартала, пошло на смарку. Вы не хуже меня знаете, что на стройке одиннадцатый день нет цемента. Все четыре завода поставщика сорвали наши поставки. Час тому назад мне звонили, что на станцию прибыло двадцать вагонов цемента — это для нас меньше, чем капля в море. При нормальном ритме работы стройка потребляет восемьсот тонн цемента в сутки. Поставка цемента срывается не по нашей вине, но нам от этого не легче. В такой обстановке мы должны, во-первых, экономить каждый грамм цемента. Каждый грамм! Во-вторых, мы должны обратить особое внимание на подготовительные работы. Кстати, почему не работает экскаватор на левом берегу?
— Видимо, на ремонте…
— Что значит «видимо»?
— Это я распорядился. — Славин Сосед опёрся руками о стол и с достоинством поднял свое несколько грузноватое тело. Слава пригляделся к его белому чистому лицу с крупным носом, к его голубым, сияющим какой-то скрытой радостью глазам, темно-русому чубу, меченому седою прядью.
— Кто это? — шёпотом спросил он Алимова.
— Главный инженер нашего основного СМУ — Леонид Шинкаренко, — тоже шёпотом ответил Алимов.
В большой, чуточку мешковатой фигуре Шинкаренко, в интонациях его медлительной речи, чувствовался человек уверенный в себе, привыкший, чтобы его слушали и с ним считались.
— В чем дело, Леонид Романович? — спросил его «главный». — Объясните?
Алимов тем временем разрезал складным ножиком яблоко. Одну дольку он сунул Славе, другую передал Лопатину, третью положил на стол перед Шинкаренко, четвертую тайком надкусил сам и, посасывая кусочек яблока, напустил на себя привычное с детства выражение умильной готовности и полного внимания к происходящему.
— Дело в том, — кашлянув в кулак, заговорил Шинкаренко, — дело в том, что там сложная геологическая обстановка. Станислава Раймондовна давно подавала вам записку, что имеется неустойчивый блок породы, который надо обрушить.
— Но мы же прекратили под ним работать, там же запретная зона. О чём речь?
— Но блок так и не обрушен.
— Мы потом его подопрём, сейчас это нас задержало бы.
— Появилась новая трещина с большим раскрытием и глубиной залегания до ста пятидесяти метров. Станислава Раймондовна предполагает, что она должна подсечь весь потенциально неустойчивый массив.
— Где Станислава Раймондовна? — «Главный» обвел взглядом присутствующих.
— Наверно уехала по делам в город, — предположил Шинкаренко.
«Главный» на минуту задумался, пожевал по привычке губами. Потом встал, прошёлся через всю пустую комнату, остановился на середине, посмотрел долгим взглядом через стеклянную стену в котлован. Вслед за ним туда стали глядеть все остальные. Слава тоже повернул голову. В котловане шли обычные работы: высоко в чистом небе плыл на тросах кабель-крана ржаво-коричневый пучок арматуры, внизу, на плотине, копошились муравьями люди, вспыхивала острыми букетами электросварка. Почти у самого верха, увешанного предохранительными сетками, левого берега был прибит щит с надписью: «315. С этой отметки плотины будет пущен первый агрегат». Гораздо ниже и правее этого щита, метрах в трёхстах по прямой, вырисовывались тёмный квадрат и хобот замершего экскаватора.
— Все эти страхи от лукавого. — «Главный» вернулся к пульту, сел на стул. — Устанавливайте бурильные станки, рвите породу, давайте экскаватору пищу, он должен спуститься вниз, он очень нужен там. Кстати, почему не позвонили мне, не посоветовались?
— Я звонил вчера вечером, вас уже не было на работе.
— Вечером, днём, ночью — какое это имеет значение? Я не из тех, кто отключает на ночь домашний телефон. Звонить надо в любое время суток, мы не салонные дамы.
— Я не уверен, что работы можно продолжать, — начал было Шинкаренко, — я думаю, что работы надо прекратить, по-моему, это чревато… он замялся, подбирая слова.
— Всё. — «Главный» легонько стукнул карандашом по крышке пульта. — Всё. Садитесь. Хватит философствовать. Считайте приказом. Переходим к следующему вопросу. Тоннельный отряд докладывайте…
Совещание продолжалось ещё полтора часа. Когда оно закончилось, Слава, Алимов и Шинкаренко вышли вместе. Ранние южные сумерки вытеснили из долины почти весь солнечный свет, над котлованом зажглись соты прожекторов, черная цепь дальних гор еле угадывалась в чёрном небе, внизу желтели среди бывшего колхозного сада крапинки огней временного посёлка гидростроителей.
— Ну, как, Лёня, твоя жена, скоро родит? — спросил Алимов.
— Уже. Сегодня. Сын.
— Сын! Да ты что? Поздравляю!
— Точно, — смущенно и счастливо сказал Шинкаренко. — Спешу в больницу! — Он с радостной чуть глуповатой улыбкой пожал руки Славе, Алимову и побежал к дожидавшемуся его «газику».
XXI
«Первое, что рычало и двигалось на строительстве нашей ГЭС, был танк Т-34, подаренный стройке воинской частью. Списанный танк, прошедший войну, с вмятинами от немецких снарядов, с гусеницами, истертыми на дорогах Европы. Поговаривали, что этот танк дошёл до Берлина. Может быть, так и было. Может быть, вмятину на лобовой броне — в неё входил кулак — он получил где-нибудь в районе Бранденбургских ворот от сопляка фауст-патронщика, вскормленного фашистской отравой. Есть что-то трогательное в том, что боевой танк, прошедший огонь и воду, стал разнорабочим на ударной комсомольской стройке, в горах, не видавших большой войны. Танк до сих пор еще рычит на стройке — где что надо подтащит, привезёт прицеп с ящиками, что-то развернёт, передвинет. Водит танк Костя, рыжеволосый восемнадцатилетний парень из «Алимовского отряда» — так здесь называют подопечных Алимова, ребят, приехавших на стройку после выпуска из детского дома, в котором воспитывался Сергей Алимович. Их действительно целый отряд — пять парней и три девушки. Алимов устроил каждого из них на работу, определил учиться, с каждого строго спрашивает за малейшую провинность. Он для них непререкаемый авторитет, они за него готовы в огонь и в воду.