— Давай!
Мухтар остановил мотоцикл, Слава сел за руль. И как только он сел за руль, ему сразу стало легко, угнетавшие мысли отступили, перед глазами была только дорога — рябая от начавшегося дождя асфальтная лента. Далеко над горами били молнии, их прерывистый синий свет разрывал тучи, высвечивая белёсые гребни каменистых гор.
Дождь, встречный ветер, синие молнии вдали, а главное то, что руль был в его руках, всё это подсказало Славе развернуться на перекрёстке, почти у самой станции, и, до отказа прибавив газу, бросить ревущий мотоцикл назад, в посёлок гидростроителей, навстречу молниям, бьющим над горами.
XLI
— Не понимаю, что тебе пришло в голову, почему ты раздумал ехать?
— Да я же не готовился, так только, учебники перелистал, и вообще не к сроку…
— Почему? — настороженно спросил Алимов и неестественно засмеялся. — Уж не меня ли собрался опекать? Дошли слухи?
— Давай-ка лучше спать, — предложил Слава, понимая, что Алимова сейчас больше всего мучает уязвлённое самолюбие и разговор у них не получится.
Они улеглись и долго делали вид, что уснули, притворяясь до тех пор, пока не уснули на самом деле.
Проснулся Слава в шестом часу утра. Быстро оделся и, пока Сергей Алимович спал, ушел в редакцию. «Надо что-то делать, к Алимову не подступись, он, как еж, сразу иголки выпускает. Толя — опытный журналист, он должен подсказать». В редакции уборщица мыла полы, Слава повернулся и пошел домой к Смирнову. Подойдя к калитке и увидев Варю, смутился.
— Шеф спит? — спросил он виновато улыбнувшуюся ему Варю.
— Сейчас сбужу.
В трусах и в майке на крылечко вышел Смирнов.
— Что случилось, старик? Почему вернулся?
— Так. Передумал. Вот за советом пришел. Как нам помочь Алимову?
— Мёртвое дело, старик. «Главного» не переспоришь, кремень характер. Отношения я с ним портить не собираюсь. Пусть Алимов забирает шмотки и сматывается на другую стройку. Между прочим, точно говорю, тут его песенка спета.
— Да, что вы, Толя! — Слава даже не заметил, что назвал Смирнова по имени.
— Чудак-человек, характер «главного» я знаю. Не такие, как Алимов, зубы ломали, говорю, мертвое дело! Пусть документы забирет и айда!
— Нет, так нельзя. Надо что-то придумать.
— Говорю тебе, старик, брось. Я умываю руки и тебе не советую. Говорю, характер у «главного» такой, что ему никто мозги не вправит. Он же фигура! Орёл! А Алимов, между прочим, сам виноват, много на себя берёт, я его предупреждал. Варь, дай кваску, — Смирнов потянулся, почесал грудь, сладко зевнул. — Ты, старик, на первую полосу заметулю отстукай, а я ещё часок придавлю.
…Слава долго бесцельно бродил по посёлку. Когда он, наконец, пришёл в редакцию, рабочий день был в разгаре. Слава открыл дверь и остановился на пороге: комната была полна девушками.
— Я вам говорю, бросьте вы эту коллективщину, — возбужденно кричал Смирнов, — между прочим, не митингуйте. Уволили, значит были основания, — у нас людьми не разбрасываются. Алимов, между прочим, не маленький: сам за себя постоит. Что вы саботаж устраиваете? За это по головке не погладят!
— Так это же произвол! Вчера лучшим работником был, вы же сами о нем писали, соловьём разливались, а сегодня — сдавай дела, — кипятилась маленькая черноглазая, черноволосая девушка, старшая лаборантка Алимова.
— Ради всего святого, надо же разобраться, — пожала плечами Люся.
— Мы все уйдём, если его уволят! — крикнула высокая полная девушка.
— Я прошу, в конце концов, дать мне возможность работать, — поднимаясь из-за стола, важно сказал Смирнов. Встретившись глазами со Славой, он покраснел, но назидательного тона не переменил. — Между прочим, вы уже час рабочего времени потеряли, а вас двадцать, значит двадцать часов.
— Да что вы нам нотации читаете, мы к вам за помощью пришли, а вы… Тот еще эк-зем-пляр-чик, — презрительно выговорила старшая лаборантка. — Пошли, девочки!
— Ты с нами? — спросила Люся у Славы.
— Конечно.
Всю дорогу девушки наперебой рассказывали Славе, какой Алимов замечательный человек.
— Ему квартиру давали в постоянном поселке, а он Семёновым уступил, сам до сих пор в вагончике ютится.
— Я знаю, девочки, что он хороший, вы «главному» это скажите, — засмеялся Слава.
В приёмной «главного» было тихо и прохладно. На стуле возле двери, картинно закинув ногу за ногу, сидел Сашка.
— О-о! Явление Христа народу! Алимова пришли выручать? Молодцы! Я хоть по другому вопросу, но из-за солидарности пойду с вами, я — ваш! Любочка просила меня покараулить приёмную, а мы, пока её нет, ввалимся. — И Сашка, широко отворив дверь кабинета, спросил:
— Можно?
Получив утвердительный ответ, он пропустил вперёд вдруг растерявшихся, сконфузившихся девушек, Славу и вошел сам.
— Делегация? — «Главный» приподнял красивые брови. — Пожалуйста, рассаживайтесь. Чем могу служить? — Он ослепительно улыбнулся. — Слушаю вас.
Последовало долгое и неловкое молчание, каждый просил глазами товарища начать разговор первым, и никто не решался.
— Ну? Прошу.
— Мы по делу Алимова, — сказал Слава, — мы считаем, что его неправильно уволили, так не бывает.
— А как бывает? Простите, вы кто?
— Владислав Вишневский, литсотрудник многотиражки.
— Представитель прессы. Очень приятно. А девушек с собой зачем привели?
— Это сотрудницы Алимова, они… возражают.
— Ах, возражают! Понятно.
— Знаете, какой он хороший! — жалобно сказала старшая лаборантка и заплакала.
— Не спорю, может быть. Вполне возможно. Но как руководитель важного участка работ он нас не удовлетворяет, ясно?
— Да почему же! — возмутился Сашка. — На всех совещаниях всегда хвалили, а теперь? Уволите Алимова — и я со стройки уйду, ищите другого, — сказал Сашка, уверенный, что этим заявлением он, как щитом, прикрывает Алимова, и теперь «главный» так просто с ним не разделается. — Минуты не задержусь, сейчас же напишу заявление.
— Он уже уволен, а вы… Что ж, не возражаю. Угроз не терплю. Пишите — подпишу не глядя. — «Главный» пододвинул Сашке блокнот, протянул авторучку.
— У меня своя есть. — Сашка гордо выпрямился, достал из нагрудного кармана авторучку, на минуту задумался в красивой позе — двадцать пар женских глаз неотрывно наблюдали за ним, Сашка помнил об этом, — и стал писать. Написав, вырвал листок из блокнота, протянул «главному». «Главный» наложил резолюцию.
— Можете передать заявление в отдел кадров.
Сашка тщательно сложил листок вчетверо, сказал «гуд бай», лукаво подмигнул девушкам:
— Сегодня даю банкет! — И вышел.
Девушки беспомощно оглянулись на Славу.
— Одну минутку, — сказал «главный». Позвонил. Вошла секретарша.
— Дайте мне приказ об увольнении Алимова… Это не положено, но, раз вы пришли, я ознакомлю вас с приказом.
«Главный» прочёл приказ вслух.
— Вот так. Ну, а теперь — работать, вы уже и так полдня потеряли. Пресса довольна? — Он насмешливо взглянул на Славу.
— Девочки, что делать будем? — спросил Слава, когда вышли на улицу.
— В «Комсомольскую правду» писать надо, — стараясь скрыть слёзы, воскликнула Люся.
— А что напишешь — уныло спросила старшая лаборантка. — Мы ведь не все знаем.
Слава пошёл в редакцию, но передумал и свернул к Станиславе Раймондовне.
В маленькой комнате Станиславы Раймондовны стояла узкая железная кровать, накрытая стареньким байковым одеялом. На одеяле лежала большая плюшевая обезьяна. В углу — кухонный шкафик, дальше — стол со стопкой книг; над столом — портрет Чехова, у окна в кадке — китайская роза с густой кроной зеленых блестящих листьев, раскидистая и ухоженная.
— Садитесь, Слава. Что стряслось?
— Хотел насчет Алимова посоветоваться.
— А что такое?
Слава рассказал, что произошло вчера и сегодня.
— Зря вы ходили к «главному». И Сашку жалко — мастер своего дела, уж я на своём веку навидалась, но таких, как он, по пальцам могу пересчитать. Тут жест на жест — узнаю Виктора Алексеевича. Редко, но бывает самодуром, здесь как раз такой случай. Алимова люблю, не подбил бы только его Сашка уехать со стройки. Знаете, Слава, пойдёмте к Алимову. С ним надо поговорить, пока он не принял никаких решений.
— Какой сюрприз! — сказал Алимов, пожимая руку Станиславе Раймондовне и взглянул на Славу уничтожающим взглядом. — Как дела, Станислава Раймондовна? Как ваши в Ленинграде поживают?
— Вот что, Сергей Алимович, давайте сразу перейдём к делу, ведь нас волнует сейчас другой вопрос.
Алимов, меняя доброжелательный тон на надменный, спросил:
— Что ещё?
— От меня зачем таиться, — просто сказала Станислава Раймондовна, — беда ведь стряслась. Когда Виктор Алексеевич упрётся, его ни одна общественная организация с места не сдвинет. Я… попробую с ним по-человечески поговорить, но за исход не ручаюсь. Упрям, упрям до чрезвычайности.
Алимов сидел тихий и задумчивый. «Ну совсем пацан», — подумал Слава.
— Если у меня ничего не получится, сдавай дела и — что делать! — подавай в суд. Суд восстановит, у тебя ведь до этого ни одного выговора не было, даже предупреждения. Тут Виктор Алексеевич просчитался.
— Это мне объяснили, это я знаю, — поёживаясь, сказал Алимов.
— А пока, чтобы не болтаться и не нервничать, иди в звено бетонщиков, вырубать свой блок.
— Я думал об этом. — Глаза Алимова загорелись добрым огнём.
— Значит, это и есть самое правильное решение.
— Но суд… Начинать свой послужной список с суда!
— Я понимаю. Но бывают такие обстоятельства, здесь ничего стыдного нет. Именно суд. Не бросать же из-за злого каприза человека любимое дело.
— Не знаю, Станислава Раймондовна, суд… это противно моей натуре.
— Вы, ещё мальчик, Сережа. Хороший мальчик.
— Старики, можно? — Вошёл Сашка.
«Сейчас разболтает, что ходили к «главному» будет уговаривать Алимова уехать. Хорошо, что Станислава Раймондовна здесь», — подумал Слава.