нулся к Тайле. — Ты скажешь Алленби?
Таила посмотрела в сердитое лицо старика:
— Да, я скажу ему. — Хамид заковылял к двери. — Хамид!
Он повернулся и посмотрел ей в лицо:
— Да?
— Мне стыдно. Но сегодня вечером у Алленби я видела старого калеку, готового уничтожить весь народ, только бы посадить сына на коня. Разве мой позор больше, чем его?
Хамид посмотрел на старуху, потом опустил голову:
— Нет, Великая Таила. Ты разобралась в моей душе лучше, чем я сам.
— Это мое ремесло.
Хамид посмотрел на нее и улыбнулся:
— Я должен тебе за визит?
Старуха улыбнулась и покачала головой:
— Нет, Хамид. По-моему, мы в расчете. Ты должен идти?
Хамид рассмеялся.
— Да. Хочу напиться как лошадь.
Алленби простился с Куулисом, Инспектором манежа, и оглядел трибуны, заполненные Егерями, штатскими и толпами возбужденных детей, смотрящими вокруг широко открытыми глазами. Арена была ярко освещена восемью прожекторами, предоставленными генералом Кааном взамен масляных ламп, а музыканты на оркестровой площадке играли энергичный марш, готовясь к параду-алле. Подошел Дисус, главный советник Алленби, и тоже остановился возле Арены.
— Чудесное зрелище, правда?
Алленби кивнул:
— Настоящее чудо, однако, человек, организовавший все это. Куулис рассказал мне, что Хамид затеял все это без единого мовилла в кошельке; а теперь погляди на собранные им номера и привлеченных зрителей.
Дисус пожал плечами и лениво махнул рукой на солдат:
— Если Хамид не может идти к Горе…
— Не заканчивай, если тебе дорога жизнь. Лучше найди нам места.
Ухмыляясь, Дисус поклонился и ушел договариваться о местах.
На верхнем ряду напротив входа опирающийся на костыли старик оглядел амфитеатр. Незадолго до начала программы Куулис стоял перед ним и качал головой.
— Все до единого проценты сборов пошли на еду, материалы и припасы. Я веду счета, Хамид. Несмотря на успех, ты не станешь ни на мовилл богаче.
— Я уже вознагражден, Куулис, — сказал он в ответ. Инспектор манежа пожал плечами и покачал головой:
— Дорогая цена за сантименты, друг мой.
— Дело не в сантиментах.
— В чем же твоя награда? Я не понимаю. — Куулис ушел, качая головой и поглаживая набитый кошелек.
Когда начался парад-алле, старик наклонился вперед, чтобы лучше видеть, как четыре брата в расшитых серебряными блестками трико на четырех белоснежных жеребцах первыми выезжают на Арену. Четыре брата, чьи сыновья и дочери, а потом и внуки будут наездниками.
— Да, Куулис, — прошептал старик, — вот мое богатство.
Поединок клоунов
Dueling Clowns
рассказ, 1979 год
Перевод на русский: И. Клигман
Лорд Алленби вопросительно поглядел на ученика рассказчика, но тот только пожал плечами. Алленби снова посмотрел на мастера-рассказчика. Бустит сидел скрестив ноги, поставив локти на колени, положив подбородок на руки, с мрачным выражением на лице, и не сводил глаз с огня.
— Ну же, Бустит. Мы так давно знаем друг друга. — Рассказчик не шелохнулся.
Ученик почесал в затылке:
— Бесполезно, лорд Алленби. Он всю неделю такой.
Алленби пожал плечами:
— Я пришел к огню, увидел старого друга и собирался с удовольствием провести время за воспоминаниями. Когда я впервые прибыл на Момус в качестве посла Девятого Квадранта, именно Бустит выслушал мою новость и сыграл ее в Тарзаке.
Ученик кивнул:
— Он даже не хочет говорить со мной.
Алленби пригляделся к ученику:
— Ты ведь из Горных Егерей, не так ли?
— Да. Через год я выйду в отставку и поселюсь на Момусе. Сейчас в отпуске и хочу поучиться будущей профессии.
— И как тебя зовут?
— Прошу прощения. Старший сержант Гэддис. Я служу на двадцать шестой орбитальной военной базе.
Алленби кивнул:
— Рад познакомиться, сержант. Занятия интермедией пришлись вам по вкусу?
Ученик поглядел на Бустита, покачал головой и снова повернулся к Алленби.
— Понятия не имею, лорд Алленби. Я провел с ним неделю, но еще не слышал никаких новостей.
Алленби посмотрел на Бустита:
— Послушай, дружище, тебя, часом, не поразило заклятье сухости, а? — Бустит нахмурился еще больше. — Ведь только что появилась новость галактического значения: на Момус прибывает комиссия Объединенных Квадрантов. А вот еще: Десятый Квадрант наращивает вооружения в ответ на присутствие Девятого на этой планете. И через несколько дней здесь будет посол Десятого Квадранта, чтобы представить свои верительные грамоты. Даже мое положение Государственника Момуса подвергается сомнению. Комиссия установит…
Бустит поднял руки:
— Успокойся, Алленби, у меня есть новость!
Старший сержант зааплодировал:
— Поздравляю. Это больше, чем я услышал от него за целую неделю.
Бустит сердито зыркнул на ученика, потом повернулся к Алленби.
— Как я сказал, у меня есть новость. Но я решил не излагать ее.
Алленби улыбнулся и кивнул:
— Так плохо, да? Я понимаю…
— Это лучшая новость за всю мою жизнь. Великая новость! И ты не понимаешь!
— Дорогой друг, — Алленби примирительно поднял руки, — мы столько пережили и повидали за последние шесть лет. Думаешь, мне не хватит понимания или я не оценю великой новости?
— Именно так я и думаю.
— Но почему? У рассказчика великая новость и он отказывается представить ее? Думаешь, я бы не заплатил?
Бустит встал, отошел к камням, куда не проникал свет от огня, потом вернулся и сел. Он посмотрел на Алленби, выгнув бровь.
— Ты действительно хочешь услышать мою новость?
— Конечно. А еще хочу, чтобы ты объяснил свое странное поведение.
Бустит поджал губы, потом кивнул:
— Ладно. Сначала я расскажу, почему упирался. — Он повернулся к старшему сержанту. — Я изложил эту новость другим, вроде этого парня, и со мной дурно обошлись.
Алленби нахмурился:
— Ты имеешь в виду — солдатам?
— Это были ученики, как и этот, но, да, солдаты.
Алленби повернулся к Гэддису:
— Правила посещения планеты строго соблюдаются, не так ли?
— Да, лорд Алленби. Мы все ознакомлены с обычаями, традициями и профессиями. В мои служебные обязанности входит обучение всему этому.
Алленби потер подбородок и снова повернулся к рассказчику:
— Расскажи, что произошло, Бустит.
Бустит бросил на ученика подозрительный взгляд, потом поднял руки.
— Ладно. Это случилось несколько дней назад у первого огня от Тарзака. Я лроговаривал свою новость вслух и очень хотел рассказать ее на дороге. Как я уже говорил, это великая новость.
— Да, говорил.
Бустит пожал плечами:
— Вечером я подошел к огню и услышал смех, доносящийся из-за камней. Про себя я подумал, что мне повезло: хорошие зрители в первый же вечер. Но, обойдя камни, увидел, что это солдаты.
— Ты сказал, что это были ученики. Откуда ты знаешь, что они солдаты?
— Они плохо носили мантии и смешно сидели. — Бустит кивнул на ученика: тот стоял на коленях, крепко сжав их. Гэддис пожал плечами:
— Нужно время, чтобы привыкнуть ходить без штанов.
Алленби кивнул:
— Я помню. Продолжай, Бустит.
— Ну, я хотел уйти, но они так суетились, уговаривая меня остаться, что я передумал. Это означало, конечно, что придется выдержать все их любительские представления, но, подумал я, дело есть дело. И остался. Там был ученик жреца, ученики, представляющие рассказчиков, акробатов, метателей ножей, и даже один из твоих родных фокусников, Алленби.
Мы поторговались и поели, и потом первым встал ученик жреца. Его работа была почти приемлемой: он продекламировал эпическую поэму о цирковом корабле «Город Барабу», принесшем на Момус наших предков. Хоть и неохотно, я расстался с двумя мовиллами за представление этого типа, думая собрать в двадцать раз больше, поразив этих учеников моей новостью.
Потом выступил метатель ножей (доску он носил с собой), но это было так себе, потому что перед доской никто не стоял. Тем не менее я расстался еще с двумя мовиллами. Достаточно сказать, что акробаты и фокусник были подобного же уровня. Я с трудом удерживал глаза открытыми.
— Потом, чтоб глотка его учителя окаменела, начал ученик рассказчика. Он говорил и говорил о каком-то мальчишке в странном месте, называемом Питтсбург, и я не мог найти ни начала, ни конца этой истории. Конец я распознал только потому, что он перестал болтать, и еще один мовилл покинул мой кошелек. Но потом… — рассказчик уставился в пространство, и в глазах его вспыхнул странный огонек, — потом наступила моя очередь. Я обвел взглядом напряженные лица и начал: «Я, Бустит из рассказчиков Фарранцетти, сижу нынче вечером у огня, дабы рассказать вам о великом поединке между Камерой, мастером клоунов Тарзака, и Спахтом, новым мастером клоунов из Куумика. Это эпическая новость о могучем герое, отражающем наскоки голодного шакала. Я, Бустит, был свидетелем этого события…»
Четыре дня назад я сидел за столом Великого Камеры, обменивая свои новости на угощение, когда уличный занавес распахнулся. В дверях стоял Спахт, облаченный в желтые штаны в черный горошек и зеленый в белые полосы жилет на голое тело. На шее он носил воротничок и галстук-бабочку. На намазанном белилами лице выделялись красный нос и намалеванная улыбка до ушей; венчали все всклоченный рыжий парик и котелок. Он поклонился Камере и сказал:
— Настало время, Камера. Будь на улице через пять минут.
Камера засмеялся.
— Дурак, я не собираюсь утруждаться вызовом от каждого ученика, которому случилось пройти мимо моей двери.
— Ученика?! Я Спахт, мастер клоунов Куумика!
Камера лениво махнул рукой на дверь:
— В таком случае вон, гнусный Спахт! Вон, я сказал!
Спахт поклонился:
— Вижу, я ошибся дверью и нашел только великую химеру.
Камера прищурился:
— Оставь меня. Я выйду, когда ты просил. — Спахт снова поклонился и вышел. В тиши комнаты я увидел, как великий клоун вздохнул и достал из-под стола грим. На лице его запечатлелась печаль.