Эля открыла окно, чтобы приторный запах одеколона гостя быстрее выветрился, и спрятала дневник в книжном шкафу, сунув за толстые энциклопедии естествознания. Когда мужчина наконец ушел, она пришла на кухню и спросила тетю, часто ли та приводила гостей к ней в комнату. В ответ тетя Ника закатила глаза и сообщила, что Эле не следует устраивать скандалы на пустом месте, ведь у взрослых есть более важные дела, чем копаться в ее вещах и читать дневники – не прячет же она в них деньги. Всем и так ясно, о чем там пишут в ее возрасте. Эля не отступала, и в конце концов они установили новое правило. Отныне тетя Ника будет предупреждать всех гостей, что ее племянница сходит с ума из-за переходного возраста и считает свою комнату музеем, а потому попросила никого не впускать. Зато дверь ее комнаты всегда будет закрыта.
Хотя Эля больше не видела того мужчину и не узнала его имя, их дом как будто утратил частичку прежнего уюта. Часто бывало так, что с поисками родственной души помогали случайные люди, но инстинктивно она предпочитала держаться подальше от всех, кого тетя Ника приглашала в гости. Эля начинала скучать по тем дням, когда та устраивала свидания вне дома. В то время как все вещи в ее комнате лежали на своих местах, на кухне то и дело появлялись следы чужого пребывания: пепел от сигареты на подоконнике, фантики от конфет на столе и винные бутылки в мусорном ведре. Она хотела и в то же время боялась узнать, насколько хорошо тетя держит свое обещание, но спросить напрямую и избежать ссоры не представлялось возможным. Новые записи в дневнике теперь были посвящены исключительно школе. Мысли о том, как она скучала по родителям и как грубо с ней иногда обращалась тетя, одержимая поисками родственной души, запирались на замок ее новой записной книжки. Эля боялась, что однажды тетя захочет прочитать дневник, из-за которого так беспокоилась племянница.
Уезжая из дома несколько лет спустя, она забрала с собой все записи. Часть ее хотела, чтобы тетя Ника нашла их, вскрыла замок и узнала, каково ей приходилось все это время. Возможно, даже захотела бы помириться и попросить прощения. Другая, более настойчивая, не пожелала оставлять ей ничего.
Сейчас все дневники и записные книжки хранились в обувной коробке под кроватью Эли. Она несколько раз пыталась перечитать их и в какой-то момент останавливалась, чувствуя подступающую к горлу тошноту. Оглядываясь назад, было легко говорить самому себе, что нужно было сказать или сделать иначе, но это вызывало лишь новую волну сожаления, которая грозила утянуть за собой. Ей оставалось жить с последствиями всего, что случилось, и, к счастью, сейчас хорошего в ее жизни было больше, чем плохого.
Утром в среду Софья спросила о ее самочувствии, и Эля искренне ответила, что в порядке. Придя на работу, она позвонила в больницу, где подтвердили, что вчерашняя ситуация не повлияла на физическое состояние Саши. Впрочем, как и предсказывал Михаил Леонович, он был очень недоволен новым правилом посещений. Потом начальницу отвлек телефонный звонок, и больше они не касались этой темы.
Лишь когда вечером Эля открыла дверь палаты и поймала взгляд своей родственной души, она поняла, до чего на самом деле волновалась перед новой встречей. Если бы он отвернулся от нее или выглядел встревоженным, даже короткий визит стал бы мучением. Она поздоровалась с незнакомой медсестрой и села у кровати Саши. Его рука немедленно потянулась к ее, и все сразу стало как надо.
– Привет, – улыбнулась она.
– Привет.
– Сегодня Александр попросил принести часы. Чтобы знать, как скоро вы приедете, – заметила медсестра, поправляя накрывавшую его тело простыню.
Эля повернулась и увидела небольшой электронный циферблат на подоконнике, который не заметила раньше.
– Я надеюсь, что буду приезжать в одно и то же время, если только в метро ничего не случится. – Ее голос был ровным, не выдавая вспыхнувших внутри чувств после этой новости. Но пальцы сжали руку Саши немного крепче. – Я смогу позвонить, если задерживаюсь?
– Хорошо. В основном он стал спать днем и к вечеру уже бодрствует. Извините за любопытство, – вдруг добавила медсестра, – у вас есть медицинское образование?
– Нет. Я училась в педагогическом.
– Понимаете, не все люди сохраняют спокойствие, когда находятся в реанимации или больнице вообще. Даже у родственных душ бывают сложности. А у вас, как рассказали мои коллеги, особых трудностей не возникло. И вчера, – добавила другая девушка, словно почувствовала, что Эля готова возразить, – вы хорошо справились. Михаил Леонович вас похвалил.
– Я находилась в реанимации целую ночь после пробуждения связи, – нерешительно ответила Эля. – Думаю, это помогло привыкнуть к обстановке.
– Скорее всего. Десять минут.
Медсестра постучала себя по запястью и вышла из палаты. Как только дверь закрылась, Саша вздохнул с явным облегчением.
– Что-то не так?
– Я не люблю незнакомцев. И к-когда они приходят внезапно. – Он послал ей выразительный взгляд, попросив снять маску. – Часы еще и для этого: хочу быть готовым. Считаю, сколько в-времени проходит между пос-сетителями. Здесь скучно.
Эля сочла это хорошим знаком: раз Саша стал скучать, значит, восстанавливает силы. Еще он говорил более длинными предложениями и делал меньше пауз между словами. Заикание еще сохранялось, однако она делала вид, что не замечает его.
– У меня для тебя кое-что есть. – Она вытащила высокую коробку из пакета, который привезла с собой, и открыла. – Увлажнитель воздуха, про который вчера сказал твой дядя. У него есть рожки, как у оленя, но я надеялась, ты не будешь против. Из всех моделей, которые могли привезти за несколько часов, у этой лучшие отзывы. Хочешь, я сразу включу его? Или ты сделаешь это сам?
– Сам. С-спасибо, – тихо сказал Саша, глядя, как она ставит коробку на тумбочку. На его лице застыла смесь удивления и благодарности, словно это был какой-то необыкновенный подарок.
– Не за что, – улыбнулась Эля. – Если тебе скучно, может, попросишь дядю, чтобы тебе разрешили включать телевизор, пока не спишь?
– Мне запретили напрягать глаза. И приносить сюда к-колонку. Если честно, – подумав, добавил он, – я не помню, когда проводил столько времени, ничего не делая. Наверное, никогда.
– А у меня все как обычно. Много писем и звонков, обед с Зоей. И еще я придумала план, который хочу с тобой обсудить, – сказала Эля, покосившись на часы, отсчитывавшие секунды ее визита. – Раз время наших встреч сократили, я предлагаю провести его, задавая друг другу простые вопросы. Два варианта ответа, можно предложить свой. Ты не против?
– Мне нравится идея с в-вопросами, – помолчав, сказал Саша. – И еще я х-хотел бы снова послушать, как ты играешь.
Эля кивнула, чувствуя немалое облегчение: она не решилась сама заговаривать о музыке, чтобы не ставить его в неловкое положение.
– Начнем? Только отвечаем честно. Несколько лет назад я видела, как ты у кого-то в гостях гладил кошку, а потом гулял с лабрадором. Так что хочу спросить: кошки или собаки?
– То есть д-домашние питомцы? – уточнил Саша. – Робот-пылесос.
– Я же сказала, отвечаем честно!
В ответ на ее возмущение он расплылся в улыбке и стал очень похож на себя из того первого видения.
– Наденешь ч-чехол на пылесос – и он будет кем угодно. Сам поест и все уберет. Идеально. Ну или, – он кивнул в сторону коробки, – увлажнит-тель. А для тебя?
– Кошка. Хозяйка квартиры не разрешает заводить других животных, кроме рыб, но, возможно, когда-нибудь передумает.
– К рыбам собаки относятся лучше кошек. А назовешь Б-бетховеном?
– Отличная мысль. Мороженое шоколадное или ванильное? Ты стоял у прилавка много лет назад.
– Я его не ем.
– А что из сладкого ты ешь?
– П-пицца с ананасами считается? Они сладкие.
– Саша… – с притворной суровостью начала Эля.
– Хорошо, иногда г-горький шоколад, – сдался он. – А твой ответ – круассаны? Я их часто видел.
– Да. Клубничные, вишневые или с миндалем. Я покупаю себе по круассану каждую пятницу с тех пор, как получила первую зарплату, – такова традиция. Исключение было только в день нашей встречи.
– А мороженое?
– Очень редко. Кино или книги?
– Спортзал. Т-там можно и смотреть кино, и слушать к-книгу.
– Я люблю и то и другое. Гюго или Стокер?
– Гюго, – ответил Саша, вдруг посерьезнев. – Я читал его, когда впервые т-тебя увидел. Сперва даже не понял, что происходит. Все было…
Он надолго замолчал, хмурясь, будто снова не мог подобрать нужное слово.
– Как? – спросила Эля, с трудом скрывая нетерпение.
– Невероятно. Как это и описывают.
То, как старательно он отводил взгляд, заставило ее подумать, что он хотел сказать что-то другое. Но зачем сдерживать себя? Она не сразу нашлась, что сказать, и, воспользовавшись паузой, Саша перевел тему:
– Я бы хотел послушать музыку, если ты не п-против. Что еще т-ты играешь?
Эля не стала просить его вернуться к разговору: возможно, он начал уставать и не хотел в этом признаваться.
– Много чего. Будет здорово, если нам нравится одно и то же. Если нет, ничего страшного – я смогу быстро выучить что-то новое, как из «Дракулы».
Саша ответил восхищенным взглядом, который она не заметила, доставая телефон и открывая список записей.
– Скажи, если захочешь что-то послушать. «Интерстеллар». «Время». «Гарри Поттер». «Игра Престолов» – я не смотрела ни одной серии, это был подарок на день рождения… «Властелин колец». «Крестный отец». «Сумерки».
Услышав удивленное фырканье, она прыснула.
– Я должна была убедиться – вдруг ты их тайный поклонник. Я бы не стала тебя осуждать, их страшно недооценивают.
– Я п-просто скажу «нет».
– «Аннетт». «Шерлок». Песня Джона Бон Джови из «Шрека». «Один плюс один». «Поющие в терновнике».
– Вот это.
– Ты смотрел фильм? Читал книгу? – Когда он опять покачал головой, она с улыбкой спросила: – Ты где-то слышал название, и тебе стало интересно?