К двадцати шести годам она верила, что хорошо научилась разбираться в эмоциях людей. Переменчивый характер тети Ники научил ее пристально следить за выражением глаз, движением губ и тоном голоса, который мог быть обманчиво мягким, но самом деле скрывал злость или опасность. Со временем для оценки ситуации ей нужно было всего пару мгновений, и она знала, когда дома нужно вести себя как можно тише, а когда можно поделиться новостями или поиграть на отцовском пианино. С малознакомыми людьми приходилось сложнее, но ошибка, однажды допущенная в прошлом, научила ее всегда быть начеку. Это помогало и на работе, и при встречах с молодыми людьми, также бывшими в поиске. Она называла это проницательностью, Зоя и Сеня – «паучьим чутьем» в честь Человека-Паука. С момента пробуждения связи Эля пристально следила за Сашей, боясь, что в любой момент его самочувствие может ухудшиться, особенно после инцидента с кровотечением. Однако его поведение в последующие дни говорило об обратном, и она возвращалась домой, прокручивая в памяти их разговоры и улыбаясь при мысли, что все шло хорошо.
И теперь оказалось, что на самом деле их чувства не совпадали.
По пути домой Эля прочитала, что дискомфорт, подобный тому, что описывал Саша, могут испытывать люди, чья связь пробудилась в экстремальных или опасных ситуациях или на пороге смерти. Этой теме были посвящены несколько классических романов и древних поэм. Сейчас, согласно статистике, количество таких случаев было минимально и часто связывалось с нехваткой личных встреч или другими причинами, вроде прежней взаимной неприязни или разницы в образе жизни. Возможно, Саша был прав и ему станет легче дома, после выписки. Это обнадеживало, но не могло полностью успокоить ее. Мысль, которую Эля гнала от себя прочь, была безжалостно простой. Что, если в какой-то момент она, сама того не замечая, допустила ошибку?
Музыка в этот момент не могла принести желаемого облегчения. Перебравшись на кровать, Эля прижала колени к груди, обхватив их руками, и погрузилась в воспоминания о встречах с Сашей, анализируя каждое слово, прикосновение и взгляд, которыми они обменивались. Не обращая внимания на собственную радость в те моменты, она пыталась представить, какой выглядела в его глазах. Открытой и дружелюбной – так ей хотелось думать. Или нелепой и громкой – чего она боялась.
Здравый смысл подсказывал, что Саша дал бы ей понять, если бы что-то было не так. Из разговоров с Софьей и Михаилом Леоновичем она усвоила, что ему было чуждо лицемерие, и точно не видела признаков скрытого раздражения. Наоборот, было что-то трогательное в том, как он пытался скрывать от нее смущение. Дядя называл его гордым… Возможно, эта гордость и мешала ему попросить ее о помощи сейчас.
«Но ведь он не может считать, что стал обузой, – думала Эля. – Он должен знать, что я всегда помогу ему, и неважно, какие отношения у нас сложатся в будущем».
В тот момент ей казалось, что, даже если мысль о поцелуе так и не воплотится в реальность, она справится с этим. Главное, чтобы по истечении этих двух недель Саша оставался частью ее жизни.
В воскресенье было так же пасмурно, но, по крайней мере, обошлось без ледяного дождя. Новости об авариях, случившихся по вине непогоды накануне, внушали ужас, и Саша был рад, что Эля предпочитала добираться к нему на метро.
Как раз несколько минут назад она прислала фото черного шпица в ярко-розовом свитере, сладко спавшего на коленях пассажирки напротив, и спросила:
Эля
Эля:
Разве с роботом-пылесосом так посидишь?
Саша:
Представь, сколько от него шерсти на мебели
Эля:
Как раз для этого пылесос и нужен;)
Ой, сосед его сфотографировал, и он проснулся
Сниму видео для библиотеки серотонина! *_*
Он в изумлении закатил глаза и уже начал придумывать ответ, когда на экране появилось уведомление о входящем звонке. Это был Колесников.
Саша выпрямил спину, словно тот мог его увидеть, и нажал на кнопку принятия вызова.
– Алло?
Как всегда, его начальник обходился без приветствия и говорил с той насмешливой интонацией, которую Саша был готов услышать только от близких людей.
– Надеюсь, ты помнишь, кто я?
– Разумеется, Никита Егорович.
– Отлично. Твоя мать так долго прятала тебя, что я стал опасаться худшего.
– Я… – Саша ощутил комок в горле и сделал паузу, чтобы не заикнуться, – …долго приходил в себя после операции. У меня была травма головы. И еще сломаны ребра.
– Звучит просто ужасно. А что с твоей машиной?
Глубокий вдох, как советовал логопед.
– Все еще в ремонте. Другая почти не пострадала.
– Я давно говорил тебе нанять шофера, – ворчливо напомнил Колесников. – Все переживали из-за того, что твои травмы оказались такими серьезными, но я сказал не беспокоить тебя.
При этих словах тяжесть в груди Саши стала чуть легче.
– Спасибо.
На несколько секунд воцарилось молчание. Наконец, прочистив горло, Колесников сообщил:
– Пока тебя нет на месте, всем руководит Перов.
– Перов?! – не сдержавшись, воскликнул Саша, и его голос зазвенел в тишине палаты.
Федор Перов, получивший от него прозвище «подхалим», был новым ведущим менеджером проектов в команде Альды и постоянно искал недостатки в работе Саши, разработчиков и тестировщиков. С одной стороны, указывать на слабые точки их виртуального ассистента было его прямой обязанностью. С другой… Можно было не вести себя при этом так, будто он один желал добиться успеха. Саша невзлюбил наглеца с момента знакомства несколько месяцев назад, что было взаимно. Его подчиненные тоже жаловались на неуместные шутки и давление со стороны коллеги, но, получив очередное предупреждение, Перов вскоре принимался за старое. Он умел нравиться тому, кому хотел, и Саша удивлялся, как Колесников этого не замечает.
– Да, он. Твой коллега. В день аварии, – как ни в чем не бывало продолжил его начальник, – вы с ним успели обсудить последние отчеты, и твоя команда уже приступила к работе. Так что, когда он предложил свою помощь, это показалось логичным.
– Конечно, – с деланым спокойствием ответил Саша. Сам он мог быть жестким руководителем, но всегда открыто признавал достижения своих коллег, когда отчитывался перед начальством. И сейчас не сомневался, что все их успехи подхалим в очередной раз присвоит себе. В прошлом они с ним не раз спорили из-за этого.
Послышался тихий смешок.
– За что ты так с Федей? У меня к нему нет никаких претензий. Вы оба работаете над одним проектом. Как только ты будешь готов приступить к работе, сообщи, и мы назначим встречу. Ты уже думал об этом?
– Я пока не могу сказать точно, – пробормотал Саша, чувствуя, как лицо обжигает нечто похожее на стыд. Сегодня он даже не пытался проверять рабочую почту. – Врачи советуют больше отдыхать, а потом мне предстоит ре-реабилитация.
Да чтоб тебя.
– Тогда я тем более не понимаю тебя, Саша. – Голос Колесникова стал заметно жестче, как бывало всегда, если его не удовлетворял ответ подчиненного. Саша часто слышал, как он использует этот тон на совещаниях, но сейчас невольно поежился. – Работа должна продолжаться вне зависимости от того, есть ты на месте или нет. Или, может быть, до аварии ты в одиночку завершил работу над обновлением и сейчас дашь к нему доступ?
– Нет! – поспешно ответил он, понимая, что загнал себя в ловушку.
– Сейчас мне не до ваших личных разногласий. Мы больше не единственные в стране, кто работает с искусственным интеллектом, и «Вертэ» ждет от нас результата. Я не хочу, чтобы из-за твоего отсутствия работа останавливалась. Если ты считаешь, что я чего-то не знаю и кто-то задумал саботировать проект, предоставь доказательства и объясни, как все исправить. В противном случае смирись с тем, что коллеги продолжают работу в твое отсутствие, и даже по выходным.
Справедливости ради, раньше Саша часто работал по выходным, но сейчас был не лучший момент, чтобы напоминать об этом.
– Вы правы. Простите, – тихо повторил он, сминая в кулаке одеяло. – Это все последствия травмы.
На другом конце провода раздался тяжелый вздох, и его окатило жаркой волной стыда.
– Черт бы побрал эту аварию. Вот что: ты нужен мне здесь здоровым и гениальным, как раньше. Делай, что тебе говорят врачи, и сообщи, когда поймешь, что готов вернуться. Почту советую смотреть постепенно, иначе снова загремишь в реанимацию.
Саша заставил себя улыбнуться в ответ на сухую шутку, и после короткого прощания Колесников повесил трубку. Он не стал спрашивать ничего об Эле или их встречах, но это было предсказуемо. Когда Саша положил телефон на кровать, то понял, как сильно у него болела голова. Он опустил изголовье кровати и закрыл глаза, надеясь, что жгучая пульсация в висках скоро исчезнет. Собственное тело казалось ему неповоротливым и тяжелым, словно этот разговор забрал у него все силы.
Никита Егорович был абсолютно прав, упрекая его в глупости: он был не в том состоянии, чтобы вмешиваться в работу коллег спустя почти две недели полного отсутствия. Но почему, почему из всех людей в компании именно Перова сделали главным?! Его подчиненные знали, что он думал о большинстве советов менеджера проекта, и Саша надеялся, что они не дадут помыкать собой. Разумеется, по возвращении он не раз услышит от подхалима намеки на то, что теперь его команда будет работать еще медленнее, чем раньше. С другой стороны, если он наконец-то исполнит свою давнюю мечту и хорошенько врежет Перову, это можно будет списать на последствия аварии… Возможно, отдел кадров даже примет такое объяснение и не станет ничего предпринимать.
Позволив себе отвлечься на эти приятные мысли, Саша вернулся к прошедшему разговору. По возвращении в офис ему придется приложить немало усилий, чтобы загладить вину из-за случившегося. Он выехал на ту дорогу. Он не посмотрел в зеркало, когда перестраивался на соседнюю полосу. Он в итоге оказался в коме.