Он подвел Никиту Егоровича и всю команду Альды. Гнев и бессилие поднимались внутри обжигающей волной, и его дыхание стало частым и прерывистым. Он открыл глаза, но вместо потолка видел последние мгновения перед аварией: слева оранжевый свет фонарей скользит по свежей белой разметке, справа темнеет лес, отделенный от дороги песчаной обочиной. Он поворачивает руль и приближается к свету. Если бы только он продолжал ехать прямо, ничего бы этого не было…
Шрам на боку головы кольнуло, дали о себе знать ребра, и с губ Саши сорвалось рычание. Под рукой оказался только телефон, и, врезавшись в коробки с фигурками, подаренные матерью, он с громким стуком упал на пол. Желаемого облегчения это не принесло, и Саша выругался себе под нос, опуская ноги с кровати, чтобы достать его. Стоило вытянуть руку, бок обожгла боль, и он обхватил себя за талию, осторожно двигаясь ближе к краю.
– Сволочь, – буркнул он, ни к кому не обращаясь, и даже не поднял головы, когда услышал звук открывающейся двери.
– Подожди, я помогу.
На фоне воспоминаний о Колесникове голос Эли звучал особенно мягко. Остановившись рядом с Сашей, она наклонилась и подала ему телефон.
– Спасибо.
Не поднимая на нее взгляд, он бросил телефон на кровать и осторожно лег обратно. Какой толк от обезболивающих, если он даже не может ничего поднять с пола?
Эля села и взяла его руку в свою, поглаживая кожу. Буря внутри начала стихать, и он прикрыл глаза, дыша осторожно, пока боль не уляжется.
– Тебя расстроил звонок?
– Ребра б-болят.
– Я же вижу, – настаивала она. – Если бы телефон просто упал, оказался бы ближе. Не хочешь рассказать, что случилось?
– Мне звонил начальник, – глядя перед собой, коротко ответил Саша.
– О…
– Если ты солидарна с м-матерью, лучше ничего не говори. Она может думать что угодно, но без его поддержки и веры в Альду у меня бы ничего не получилось.
– Кажется, она говорила, что он дал тебе время восстановиться?
– Дал. Но меня расстроили слова о том, кто меня заменяет.
– У него есть прозвище?
Он посмотрел на нее с удивлением.
– Я всегда тайно давала прозвища коллегам, которые мне не нравились, – пояснила Эля, пожав плечами. – Ты так не делаешь?
– Т-только в особых случаях.
– И кто же этот?
– Подхалим.
Она сморщила нос.
– Хуже не придумаешь.
– К сожалению, он еще и умный, – проворчал Саша, забыв о намерении хранить мрачное молчание, – но считает всех остальных идиотами.
– Если он к тому же разогревает рыбу в микроволновке, я решу, что это юрист с моей старой работы.
– Формально он должен давать мне советы, но чаще мешает, чем помогает. Я ни разу не видел, чтобы он ел. Думаю, п-питается кровью девственниц.
Эля хихикнула, но потом ее лицо снова стало серьезным.
– Как к нему относятся твои коллеги?
– Так же. Но пришлось смириться.
– Он может создать тебе проблемы?
– Не больше, чем я сам, пока валяюсь здесь. Придется отработать каждый час больничного.
– Ты не должен винить себя в том, что случилось, – возразила она. – Это могло…
– А кого еще мне винить? – перебил Саша, снова начиная раздражаться. Даже ее присутствие не могло полностью успокоить его. – Несущ-ществующего шофера? Или водителя, который решил поехать по той же дороге, что и я?
– Саша, ты не можешь изменить то, что случилось, – повторила она слова его дяди. Они не понравились ему и в первый раз, а сейчас он снова ощутил желание выругаться. – Дай себе время. Самое главное, что ты остался жив.
– Видишь, как я этому рад? – вместо ругательства рявкнул Саша, но немедленно пожалел об этом.
Эля вздрогнула от испуга, и это отозвалось резкой болью, пронзившей его грудь, – словно связь между ними была реальной нитью и на его стороне натянулась до предела. Он читал о такой реакции в прошлом, но сейчас она все равно его поразила.
Не говоря ни слова, Эля отвернулась от него к окну и поднесла свободную руку к вороту рубашки. Между пальцев блеснула серебряная цепочка, с которой свисала маленькая подвеска. Боясь пошевелиться, Саша наблюдал, как она крутила ее большим и указательным пальцами, словно собираясь с мыслями.
– Ты остался жив, – медленно повторила она, словно он ничего не говорил. В тишине, которую нарушал лишь беспокойный стук его сердца, ее голос звучал спокойно и уверенно. – Ты восстановишься и вернешься на работу. И справишься с чем угодно, потому что никто не знает Альду лучше тебя. Ты – ее создатель.
Глаза, в чьих радужках смешивались те же цвета, что в его, снова остановились на его лице. В них не было ни тени обиды или разочарования, которые он ожидал (и боялся) увидеть.
– Но никому не станет лучше, если, не дождавшись выздоровления, ты нагрузишь себя работой. Я знаю, какие высокие требования в компаниях вроде «Иниго», особенно к специалистам твоего уровня. Но в лучшем случае ты совершишь ошибку, которую быстро исправят твои коллеги. А в худшем – потеряешь здоровье.
Лучше бы она обиделась на него или ответила так же резко – к такому он давно привык и нашел бы, что ответить. Но Саша понятия не имел, что делать с той мягкой настойчивостью и терпеливостью, которые демонстрировала Эля. И что ответить на те слова поддержки, которые ему так нужно было услышать, но которые смогла найти лишь она? Хотя теперь у него была целая команда инженеров, никто действительно не мог знать о его изобретении больше, чем он сам.
– Никогда не повторяй то, что сказал мне сейчас, даже сгоряча, – продолжила Эля, и ее голос внезапно дрогнул. – Никогда, Саша.
К своему ужасу, он почувствовал, как защипало глаза. Та его часть, что всегда оживала при ее появлении, требовала немедленно исправить то, что он натворил.
– И я понимаю, что ты расстроен, но, прошу, не повышай на меня голос. Я очень не люблю, когда люди кричат.
– Прости, – сказал Саша, сжимая ее руку в своей. Он надеялся, что Эля видела, что его раскаяние было искренним. – Я знаю, ты хотела как лучше.
Эля вздохнула.
– А я знаю, что это проект всей твоей жизни. Конечно, ты не хочешь доверять его какому-то подхалиму. Но ведь ты работаешь не один, и твоя команда поддерживает твои решения?
– Да, – признал он.
– Тогда, мне кажется, все не так безнадежно. У тебя же есть на кого положиться.
Саша дернул плечом, не желая затевать новый спор. Эля была бы права во всем, если бы речь не шла об «Иниго», Альде и его личной ответственности перед Колесниковым. В этой ситуации она не могла понять его, и в этом не было ее вины.
– Ты сняла того шпица на видео? – осторожно спросил он. Ему требовалось хотя бы несколько минут отдыха от мыслей о работе. – Мне не помешает серотонин.
– Конечно сняла, – сказала Эля, с видимым облегчением меняя тему. – Открой нашу переписку. Не знаю, что смешнее – как шпиц гавкал на того, кто его разбудил, или как пытался залезть на плечи хозяйки.
Саша вытирал руки полотенцем, когда за дверью ванной послышался стук. Скорее всего, это пришла медсестра. Не выпуская из рук полотенце, он приоткрыл дверь, выглянул наружу и замер от неожиданности.
– Вы кто?
Стоявший на пороге палаты мужчина годился Саше в деды и был одет в старый спортивный костюм. Его левая рука была согнута в локте и перевязана. Правой он опирался на ручку распахнутой двери, которая и стукнула по стене.
– На каком я этаже? – хрипло спросил он.
– Шестом.
– Ясно. Не там вышел.
Саша посмотрел в коридор за его спиной, но, к сожалению, не заметил ни одной медсестры. Что ему было делать?
– Это же частная палата?
– Да, – настороженно ответил он.
– Ничего не слышал насчет карантина?
– Что?
– Вам-то наверняка об этом первым сказали, будет или не будет. Я случайно услышал, когда медсестры проходили мимо, – заговорщицки сообщил ему незнакомец. – Закроют нас здесь и будут только носить передачки. С первого этажа.
– Какие еще передачки? – сухо спросил Саша.
– Еда, одежда. Ты что, не понимаешь?
– Я понимаю, что вы ошиблись этажом. Я п-позову медсестру, чтобы…
– А телефон у тебя есть?
Что сегодня за день? Наступил тот самый загадочный ретроградный Меркурий, которого его коллеги винят во всех бедах?
– Извините, кто-то может помочь? – громко сказал Саша в коридор. К счастью, это сработало, и к его палате подошли сразу две медсестры. Выяснив, что незнакомец направлялся в отделение травматологии, одна из них тяжело вздохнула и повела его к лифтам.
– И часто здесь бывают такие г-гости? – поинтересовался Саша у оставшейся девушки.
– Нет, не волнуйтесь. Думаю, он решил сходить в магазин и перепутал номер этажа на пути обратно.
– Он сказал что-то про карантин. Вам ничего не известно?
Замявшись, медсестра поджала губы.
– Ладно, завтра вам все равно об этом расскажут. У нас ввели карантин на три недели, в одном из отделений нашли корь. Никого из посетителей пускать не будут, включая родственных душ.
– Но есть же закон, – нахмурился Саша.
– Из которого есть исключения. Когда у вас произошло пробуждение?
– В прошлую пятницу.
– Будь это ваши первые три-четыре дня или ваше состояние было бы критическим, мы бы еще могли что-то придумать. Завтра начнете принимать таблетки от симптомов. И родственной душе они тоже понадобятся.
– Но… – Он растерянно показал на свою голову. – Я был в к-коме. Разве я могу их пить?
– Можете, вреда не будет. Врач вам все объяснит. С родственной душой пообщаетесь пока по телефону. Потом вас выпишут, и будете делать что хотите.
С этим словами она поспешила прочь, не оставив Саше возможность ответить. Он закрыл дверь и медленно прошел к кровати, обдумывая неожиданные новости. Его мать почувствует облегчение, но будет это скрывать. Эля, вероятнее всего, будет искренне расстроена, но зато ей больше не придется лишний раз спускаться в метро и падать на скользком льду.
В себе же Саша обнаружил противоречивые чувства. Одно присутствие родственной души придавало ему сил, обостряя все чувства, и держать ее за руку было для него так же естественно, как дышать. Ему нравилось смешить ее и смеяться вместе с ней. И по какой-то причине сегодня всего этого было недостаточно, чтобы он смог сдержать свою злость. Она не стала отвечать тем же и на прощание даже улыбнулась, но он не мог забыть испуга, промелькнувшего на ее лице, и ощущения дрогнувших пальцев в своих. Он сделал именно то, чего боялся, и с болезненной ясностью ощутил, будто все это время пользовался ее добротой. Хотя злился Саша совсем не на нее, это служило ничтожным оправданием.