– Что за чушь ты несешь?
– Когда кто-то из вас интересовался тем, что я делаю? Как только я сказал, что не хочу быть пловцом, врачом или бизнесменом, тут же стал недостоин вашего внимания. Зато родители со стороны выглядели прекрасно – и ребенка завели, как положено, и построили карьеру.
Михаил Леонович смотрел на него с ужасом.
– Недостоин внимания?! Тебя что, морили голодом? Не покупали компьютеры и хорошую одежду?
– Внимание – это не только вещи, – отрезал Саша. – Тем более иногда одежда была не по размеру. А кормила меня домработница, которой за это платили.
– Мама регулярно навещала тебя здесь.
– Пока я не мог ей ответить. А стоило мне прийти в себя, мы снова поссорились.
– И чья это, по-твоему, вина?
Он холодно улыбнулся.
– Р-разумеется, моя. Итак, я понял: тебе не нравится, что я много работаю. Такое б-бывает, когда хочешь чего-то добиться. Увольняться я не собираюсь.
– А Эле это нравится?
Саша посмотрел на дядю, не скрывая злости. Он проклинал себя за то, что не сдержался несколько дней назад и рассказал ему о своих сомнениях. Назвал Элю идеальной. Глупо было надеяться, что он больше не станет поднимать эту тему.
– В своих отношениях с ней я разберусь сам.
Михаил Леонович покачал головой.
– Твое право. Я только надеюсь, что ты не наломаешь дров. Я не хочу ссориться, – добавил он, увидев, что Саша открыл рот. – Всего лишь интересовался твоими планами после выписки.
– Вот мои планы: работать над Альдой так долго, как я захочу. И это не изменится.
На лице дяди появилось то же утомленное выражение, которое Саша видел много раз в прошлом, и это заставило его ощетиниться. Он уже давно был не подростком, которого взрослые считали необходимым поучать в свободное время, а успешным специалистом, одним из лучших в своем деле. Да, врачи в буквальном смысле вытащили его с того света и подарили вторую жизнь, но Саша сам будет решать, что теперь делать. И он не понимал, почему после всех медицинских манипуляций, необходимых, но порой унизительных, его просто не могли оставить в покое. Он с нетерпением ждал момента, когда его выпишут и все станет как раньше, чтобы выдумывать темы для разговоров ради приличий больше не было необходимости.
– Ты хочешь поговорить о чем-то еще? – спросил Саша, всем видом показывая, что такого желания не испытывает.
– Пожалуй, лучше дам тебе отдохнуть. Тебе потребуются силы перед выходом в офис. Передавай привет Эле.
Не дожидаясь ответа, Михаил Леонович покинул палату. Желаемого облегчения это Саше не принесло, и он пнул стул, отодвигая его от кровати. Завтра он первым делом спросит о выписке.
«Так что насчет Эли?» – поинтересовался голос разума. Саша задержал взгляд на увлажнителе воздуха, который ему подарила девушка, и отвернулся. После разговора с дядей было легко представить, как те же слова повторяет она, а затем и Софья, чтобы не казаться равнодушной и иметь возможность покритиковать его начальника. Он мог увидеть, как Софья бросает на Элю такой же взгляд, какой был сейчас у Михаила Леоновича, и услышать ее голос, произносящий те же обвинения, что всегда звучали раньше.
Он не понимает очевидных вещей.
Он все воспринимает как должное.
Он слишком упрям, чтобы признать свои ошибки.
Он неблагодарный и жестокий.
Он хочет показать, что ему никто не нужен.
Возможно, будь Эля рядом с ним на самом деле, а не голосом на том конце провода, Саша отмахнулся бы от этих домыслов. Только сейчас он понял, как его успокаивали ее присутствие и непринужденность, с которой она всегда держалась. Несмотря на их ежедневное общение, его тревожные мысли становились более настойчивыми, не давая уснуть и расслабиться. Он представлял себе, как Софья увольняет Элю, узнав, что она не сделала из Саши идеального послушного сына. Как сама Эля смотрит на него с презрением, жалея, что говорила о парных украшениях. Как сообщает ему, что, если бы не их связь, даже знать бы его не захотела. Разумеется, ее хорошее отношение к нему было вызвано инстинктом одной родственной души защитить другую. Все это был инстинкт. В такое Саше верилось куда легче, чем в то, что он сможет сохранить их дружбу и не причинит Эле боль.
В такие моменты мир, к которому он пытался приспособиться после комы, казался непредсказуемым и слишком сложным, чтобы пытаться изменить его. Это значило бы открыть Эле правду и стать уязвимым перед всеми чувствами, которые он давно похоронил. Он боялся, нервничал, злился и думал о том, как все было просто раньше.
Осталось всего три дня до того, как симптомы сепарации исчезнут. После этого и он, и Эля смогут жить спокойно. Но сперва нужно будет еще раз поговорить с матерью. Кое-что для нее он все же может сделать.
Амнезия снова показалась ему не самым плохим вариантом.
Софья подошла к окну, чтобы полить цветы. Она надеялась, что к тому моменту, как выйдет из офиса, снегопад прекратится. Ее водитель был опытным и аккуратным, но единственным, с кем она чувствовала себя в безопасности в любых дорожных условиях, оставался ее бывший муж. Сейчас Гена видел снег лишь пару раз в год, но считал чудом то, что до сих пор не попал в аварию – правила дорожного движения местные водители трактовали каждый по-своему. Софья лично убеждалась в этом, когда бывала в Турции на ювелирных выставках.
Если бы в тот раз в октябре Гена не сопровождал ее, кто знает: может, они до сих пор были бы вместе.
Софья едва не выронила опустевшую лейку, когда с улицы раздался особенно резкий автомобильный гудок, и поморщилась. Давали о себе знать вечерние пробки. Она поставила лейку на подоконник и направилась к своему месту, когда дверь кабинета приоткрылась.
– К тебе можно? – спросила Эмилия.
– Да, конечно.
За спиной ее подруги возникла Эля.
– Хотите чай или кофе?
– Чай, пожалуйста, – попросила Эмилия. – «Эрл грей», два сахара, иначе сегодня я не доберусь до дома сквозь эту метель.
– Мне то же самое, – сказала Софья. – Приготовь чай и иди домой, Эля.
Девушка улыбнулась.
– Спасибо. Только закончу с письмами.
– Красивое сочетание – темно-карие и голубые глаза, – заметила Эмилия, когда они остались одни, и устроилась на диване, похлопав по сиденью рядом с собой. – Не могу поверить, что Саша не рассказал тебе, кого ищет. Они бы встретились еще в прошлом году.
– Возможно, когда-то он и говорил, а я не запомнила, – призналась Софья, беря со стола телефон и усаживаясь рядом с подругой. – В последнее время он вообще не поднимал тему своего поиска.
Напрашивался логичный вопрос, почему она не расспрашивала его сама, но Эмилия слишком хорошо знала о непростых отношениях подруги с сыном.
– Я так понимаю, и теперь ничего не изменилось?
– Нет. Но, по крайней мере, Эля еще не хочет уволиться, – тихо призналась Софья, покосившись на дверь.
– Перестань. Думаешь, он все время настраивает ее против тебя? Может быть, наоборот, с ней Саша изменится в лучшую сторону.
– Я не знаю. Пока что он намерен работать столько же, сколько и раньше, и с тем же человеком.
– Жаль, что совет директоров не привлекла идея искусственного интеллекта. Мы бы могли купить «Иниго» еще годы назад, и не очень дорого.
– Саша уволился бы из вредности. Он в жизни не стал бы отчитываться передо мной.
В кабинет вошла Эля с полным подносом в руках и поставила его на стол перед диваном.
– Овсяное печенье так поздно? Ангелина… – с шутливым укором протянула Эмилия.
– Придаст сил в борьбе с метелью, – возразила она. Когда дверь снова закрылась, Эмилия повернулась к Софье.
– Как она переносит сепарацию?
– Не жалуется. Выглядит бодрой.
– Повезло. У парня из моего отдела были приступы тошноты. Постоянно пил ромашковый чай и включал настольный вентилятор.
– Я вот еще зачем пришла, – продолжила Эмилия, когда они почти допили чай. – Мои двойняшки хотят узнать номер телефона Саши. Или ник в мессенджере. Что-то из этого.
– Разве у них нет? – нахмурилась Софья. В детстве Саша, Маша и Леша (которые оставались для своей матери «двойняшками» даже тридцать лет спустя) были неразлучны и с появлением социальных сетей сразу добавили друг друга в друзья, но со временем их пути разошлись.
– Не знаю, в чем дело, но он им не отвечает с тех пор, как ты вернула ему телефон. Они хотят повидаться с ним.
– Я пришлю тебе контакты, которые у меня есть. Ему не помешают друзья вне офиса, – вздохнула Софья.
– А как твой друг? – спросила Эмилия, многозначительно подняв брови. Ее подруга с деланым равнодушием пожала плечами.
– Прекрасно.
– Собирается в Москву на этих выходных?
– Не получится – возникла проблема с дистрибуцией. Он даже прислал ссылку на местные новости, чтобы я не заподозрила его во лжи. И цветы на дом.
– Как галантно. Сколько ты уже общаешься с ним, cara mia[7]? Пусть наконец-то переезжает сюда, у него полно сыновей, как у старика Гуччио Гуччи.
– У его семьи все закончилось не очень хорошо, как ты помнишь.
Эмилия фыркнула и отсалютовала ей чашкой.
– При Гуччио все было в порядке. Но где еще наш синьор найдет такую женщину? С твоей фигурой ты дашь фору любой тридцатилетней.
– Он говорит то же самое – ты подсказала? – шутливо укорила ее Софья. – Дело даже не в возрасте, а в том, кто мы и какая на нас лежит ответственность. Седина в бороду, бес в ребро – помнишь такую поговорку? Да, он поддержал меня после того, что случилось с Сашей. Но, как бы хорошо нам ни было вместе, он не станет подвергать риску свой бизнес, и мы оба прекрасно это понимаем.
– Так тебе с ним хорошо? – довольно уточнила Эмилия. – Впервые за десять лет ты так смущаешься, когда говоришь о мужчине. В его-то годы… Итальянское вино творит чудеса.
– Я не смущаюсь!
– Улыбка у тебя самая что ни на есть смущенная. И ты скучаешь по нему.