– Я же говорила. Ты не нужна даже своей родственной душе.
Фигура тети начала расплываться из-за выступивших слез. Эти слова были правдой, ведь иначе она бы не стояла здесь одна уже пару часов. Она попыталась спуститься на землю, но тетя до боли крепко схватила ее за руку выше локтя и поволокла за собой. Вдалеке послышался смутно знакомый хохот, и из ее горла вырвался крик. Она дернулась изо всех сил и поняла, что может упасть прямо на ступени. Над ней опять будут смеяться, но теперь она думала лишь о том, как сбежать от тети. Еще раз это могло не получиться.
Она вырвала руку и поняла, что теряет равновесие. Ее сердце метнулось вверх, норовя выскочить из груди, и не дало сделать вдох. Перед ударом о мрамор она открыла глаза и поняла, что лежит в своей кровати, задыхаясь и путаясь в одеяле, а ее подушка промокла от слез. В том, что она только что пережила, было достаточно странностей, чтобы понять, что это был сон, однако от этого не становилось легче. Кошмары являлись отражением страхов, которые удавалось держать под контролем днем, оставаясь уязвимым ночью. Страх никогда не завершить поиск ушел, и она верила, что ничего не может быть хуже этого. Но в тот момент, лежа в полной темноте и пытаясь восстановить дыхание, она думала: чувствовать себя одиноко, пережив пробуждение связи, – вот что было невыносимо.
На вкус Эли, фраппучино со вкусом крем-брюле в «Старбаксе» было слишком приторным, но ее собеседник настаивал, что она обязана его попробовать, и сам заплатил за напиток. Сделав еще глоток, она вежливо улыбнулась и отставила стакан в сторону.
– Анжелина, если вы решить посетить Рим, дайте знать. Я покажу места, которые турист просто не замечают, потому что ищут лишь Треви, Castle of the Holy Angel, Colosseo, La Scalinata di Trinità dei Monti – лестница Испании. Понимаете? Я могу показать другой Рим. Со мной хорошо дружить.
Джорджо, ассистент знакомого Софьи, прилетевшего на ювелирную выставку в Москву из столицы Италии, послал ей обаятельную улыбку. Эля подозревала, что с ее помощью рыжеволосый красавец нередко добивался желаемого, но не планировала принимать приглашение. Во-первых, у нее вряд ли когда-нибудь будет возможность поехать за границу не по работе. Во-вторых, за последнюю неделю она порядком устала от смеси английского, итальянского и русского, на которой тараторил Джорджо, и его чрезмерной дружелюбности. В-третьих, даже если бы она испытывала желание завести отношения, он был не в ее вкусе.
– Grazie, Джорджо.
– Вам кто-нибудь говорить, как вы сама похожа на Italiano? Я серьезно!
Как и в ее глазах, в его тоже смешивались два цвета. Его родственной душой был друг детства, и Эля успела узнать о нем куда больше, чем рассчитывала. О Саше она сказала лишь пару слов, у нее не было татуировок, кулона или кольца, так что ее новый знакомый явно воспринял это как призыв к действию. Соврать об их отношениях, тем более в присутствии Софьи, она не осмелилась. Та в данный момент сидела за соседним столиком с начальником Джорджо, и они что-то оживленно обсуждали по-английски.
– Даже осень там хорошая погода, – невинно заметил Джорджо. Эля улыбнулась и сделала еще один глоток, считая про себя время до приезда такси.
Наконец Джорджо и его начальник отправились в аэропорт, а Софья и Эля – обратно в офис. Втайне девушка вздохнула с облегчением. Во время выставок у нее всегда было больше работы, так как к текущим обязанностям прибавлялась необходимость найти в плотном графике Софьи время для интервью и встреч с иностранными коллегами. Было приятно осознавать, что до сентябрьской выставки в Италии еще оставалось несколько месяцев.
– Ты не устала от этого молодого человека? – спросила Софья, допивая кофе и бросая пустой стакан в урну у входа в здание «Мариона». – Всю неделю он говорил без умолку.
– Теперь мне кажется, я знаю о жизни в Риме все, – уклончиво сказала Эля.
– Я видела, что он дал тебе свою визитку. И подчеркнул личный номер телефона?
– Я свяжусь с ним, когда потребуется организовать для вас встречу с синьором Дзено. Других причин использовать этот номер у меня нет.
– Думаю, это правильно. Габриэль сказал мне, что его ассистент любит пофлиртовать во время командировок.
– Я это заметила, – пробормотала Эля, не замечая пристального взгляда начальницы. Она вела себя так, словно их связывали лишь рабочие отношения, и Софья уважала это.
– Зато он умеет выбирать вино в подарок, а это очень полезный навык. Ладно, вернемся к делам. Через час у меня встреча по поводу обновления завода, – как ни в чем не бывало продолжала Софья. – Понадобятся пять копий документов, которые пришли сегодня из бухгалтерии.
– Они уже готовы. Я занесу их в ваш кабинет.
Про себя Эля повторила список напитков, которые обычно готовила для такого совещания. Два черных кофе, два кофе с молоком и сахаром, один зеленый чай. Поднявшись в офис, еще один черный кофе она решила сделать себе, чтобы наконец избавиться от приторного вкуса крем-брюле.
«А что из сладкого ты ешь?»
«Пицца с ананасами считается? Они сладкие».
Если сладким для Саши были ананасы, сегодняшний фраппучино он бы сравнил с сахарной комой…
Эля с силой толкнула рычаг кофемашины, заставляя себя отвлечься от мыслей о родственной душе.
Согласись она пройти опрос от Государственного Центра статистики и изучения связей родственных душ, который рассылали всем новообразованным парам, в нем не было бы ни одного однозначного ответа. Они с Сашей не говорили о том, чтобы оборвать связь, и в то же время едва ли поддерживали ее. Он благодарил ее за проведенное вместе время, однако вел себя так, словно произошедшее в феврале для него ничего не значило. Он не давал никаких обещаний, чтобы потом нарушить, но она все равно чувствовала себя обманутой.
Они не виделись с тех пор, как Эля навещала его в больнице перед введением карантина. Время от времени один писал другому, они обсуждали новости и занималисьпебблингом, как сказала бы Зоя, но эти переписки были короткими и поверхностными. Саша не раскрывал подробностей своей реабилитации и не пытался задавать никаких личных вопросов, как раньше. Эле не удалось уговорить его встретиться даже в кафе, не то что пригласить к себе домой. Подарок, купленный для него в конце февраля, все еще стоял в ее прихожей. Саша не предлагал ничего взамен, будто таким и было его представление о дружбе. А всякий раз, когда она думала настаивать, в голове раздавался шепот тети: «Пиявка». Думавшее только о себе, навязчивое, игнорировавшее чувства других людей существо. Хотя они не виделись уже много лет, по какой-то злой иронии именно ее голосом говорил страх быть отвергнутой даже родственной душой. Эля никому не рассказывала о нем, даже Зое и Сене, подозревая, что тогда больше не сможет держать его под контролем даже днем.
Она напоминала себе, что должна радоваться тому, что имела, – все же некоторые родственные души прекращали общение полностью, – но время от времени, видя на улице пары с разноцветными глазами и кольцами на тех самых пальцах, не могла не чувствовать болезненного укола зависти. Лишь искренняя любовь к Зое помогала ей поддерживать разговоры о свадебных платьях и греческих ресторанах с должным энтузиазмом и энергией. Зоя не могла дождаться, когда сможет сделать перерыв от смет, договоров и общения с журналистами и блогерами, сотрудничества с которыми требовала будущая коллекция «Мариона», и отправится в свадебное путешествие.
Эля не скучала по видениям и чатам поиска, и все же ей не хватало того чувства причастности к жизни Саши, которое прежде придавало сил. К концу весны она потеряла аппетит и стала рано ложиться спать, только чтобы проснуться утром с чувством усталости. Увиденный ею кошмар о Пушкинской площади больше не повторялся, но от воспоминаний о нем пробирала ледяная дрожь. Она завела привычку, засыпая, вспоминать все хорошее, что было в их общении с Сашей, и ее сон снова стал спокойным. Ведь она все-таки нашла его, пусть и немного позже, чем хотелось бы. В этом осознании смешивались и радость, и горечь, но такими в последнее время были все ее мысли о Саше.
Он просил дать ему время прийти в себя после аварии, и Эля согласилась, однако не ожидала, что при этом их общение сведется к минимуму. Ее родители встретились в школе и стали неразлучны с момента пробуждения связи. У Зои и Андрея тоже без труда получилось разобраться, какими были их чувства друг к другу. У Яны и Сени это заняло больше времени, прежде всего из-за того, что у девушки на тот момент уже была своя семья, но та твердо знала, что не хочет терять родственную душу. Эля тоже была уверена в своих чувствах, однако Саша оставался для нее загадкой.
Было ли дело только в его сильной занятости? Или существовали какие-то другие причины? Она не решалась спросить его прямо, боясь ухудшить и без того непрочные отношения, но ее терпение было на исходе. Софья ни о чем не спрашивала, и Эля подозревала, что Саша сообщил ей о своих намерениях заранее. Это не было предательством в прямом смысле слова, но после ее слов, сказанных в больнице в то первое утро после пробуждения, Эля чувствовала, будто стала объектом жестокой шутки. Ее первым порывом было написать заявление о переводе обратно в отдел продаж, но невыплаченный кредит и счета за квартиру быстро помогли прийти в себя. После долгих размышлений она поняла, что Софья не хотела вмешиваться в их отношения, потому что опасалась сделать хуже. Учитывая разногласия, существовавшие между ней и ее сыном, это было логично.
Эля взяла наполнившуюся чашку и села за стол, открывая мессенджер на телефоне. Ее последнее сообщение Саше все еще было не прочитано, что ее совсем не удивило. Он и раньше затягивал с ответом, а с тех пор, как вернулся в офис на прошлой неделе, редко отвечал раньше семи или восьми вечера.
И все же, как бы сильно реальность Эли ни отличалась от ожиданий, она не могла просто забыть о Саше. Она скучала по нему, его успокаивающему присутствию, смеху и ощущению его руки в своей. Она хотела узнать, что сделало его таким, какой он есть, – остроумным и мягким, но в то же время сдержанным и серьезным. И даже мысли, что он не нуждался в ней так же сильно, не могли изменить это.