– До этого вы не встречались все вместе? – удивленно спросил Геннадий. Софья покачала головой. – Ясно…
Продолжения не последовало, но смысл был понятен: он был расстроен тем, что даже после аварии и обретения родственной души Саша оставался таким же скрытным.
– Мы дружим, – коротко ответил он, проигнорировав последовавший за этими словами укол вины. С его стороны вклад в их дружбу был совсем небольшим, но Эля продолжала писать ему, не желая прерывать общение. И, увидевшись с ней сегодня, он начал склоняться к мысли, что зря так легко поддался старым страхам. Он привык доверять разуму, а не своей душе, но сегодня именно ее голос звучал громче.
– Дру́жите, – просто повторила Софья. Саша инстинктивно напрягся: ему были знакомы и этот тон, и этот взгляд. Он поднял глаза к небу, задаваясь вопросом, почему они не могли провести без споров хотя бы пару часов.
– Ну, в кого он влюблен, все знают, – отметил дядя. – Точнее, во что.
– Как и ты, – не удержавшись, бросил он в ответ.
– Я старый трудоголик, каюсь. А вот ты – пока еще не старый.
– Кстати, о труде! – воскликнул Геннадий. – Саша, многие мои знакомые ждут, когда твоя колонка наконец заговорит по-турецки. Скорее научи ее этому, а покупателей я найду. «Алекса» оказалась не так хороша, как ее рекламируют.
– Ты предлагаешь ему еще больше работы? – уточнила Софья.
– Думаю, он рад, – заметил ее бывший деверь.
– Может, закроем тему? – снова разозлился Саша. – Он тоже здесь.
– Да, зря я это начал, – признался себе под нос Геннадий, взглянув на лица Софьи и Михаила Леоновича. Саша подавил желание напомнить вслух, что это было очевидно с самого начала. Отец не приезжал слишком долго и успел забыть основное, неизменное правило разговоров в их семье.
– Почему нельзя провести хотя бы один вечер без всего этого? – взамен спросил он у дяди. В прошлом громче всех звучал голос Софьи, поддерживаемый неодобрительными мужскими замечаниями, но теперь Михаил Леонович как будто решил взять реванш.
– Пока ты не поймешь очевидное, «это» будет всегда.
– Я уже просил не лезть в м-мою жизнь. – Запнувшись от волнения, он разозлится еще сильнее.
– А как иначе, если ты так и не понял, что с ней делать?
При звуке его нарочито спокойного голоса терпение Саши лопнуло, и он вскочил на ноги. Дядя говорил не только о последних месяцах после аварии, но целом десятилетии, которое Саша провел, работая в «Иниго» и совершенствуя Альду. Для него это было пустой тратой времени. Геннадий тоже привстал, с тревогой глядя на сына, Софья, напротив, закрыла лицо рукой. Михаил Леонович с тяжелым вздохом пригубил вино.
– Даже после того, что случилось…
– Пожалуй, мне пора.
– …ты продолжаешь так себя вести, и это отвратительно.
– В коме я вам точно нравился больше.
– Миша, офис сильно выматывает, но ты не прав…
– Твоя мать с ума сходила, а ты ведешь себя как…
– Уже собираешься уходить?
Мужчины разом умолкли. Саша обернулся к Эле, вернувшейся на террасу в этот самый момент, и коротко кивнул. Ему не хотелось устраивать сцену на ее глазах, но и оставаться здесь он больше не собирался.
– Да. У меня еще есть дела, – отрывисто сказал он.
Эля обежала взглядом стол, за которым больше не было ни одного довольного лица, и, мгновенно оценив обстановку, сказала:
– Хорошо. Идем.
Саша открыл было рот, однако из него не донеслось ни звука. Он должен был остановить ее, но в данный момент это казалось невыполнимой задачей. Онемев от изумления, он мог только смотреть, как она подняла с пола плед, который он сбросил, сам того не заметив, и подошла к Геннадию.
– Я была рада с вами познакомиться, – сказала она, будто не замечая его удивленного выражения. Ее голос был вежливым, но лишенным того тепла, которое успел узнать Саша. Впрочем, его родные вряд ли заметят разницу. – Спасибо за приглашение и за подарок. Передавайте привет вашей семье. Желаю успехов с новым проектом.
Мужчина растерянно заморгал, но затем опомнился и улыбнулся ей.
– Взаимно, Эля. Таким, как ты, мы говорим: çok candansın. Это значит, что у тебя открытое сердце.
– Спасибо. Как и у вашего сына, – сказала она и оглянулась на Софью и Михаила Леоновича, чтобы убедиться, что они тоже ее слышат. – Иначе он бы не смог создать нечто столь поразительное, как искусственный интеллект, и поделиться своим открытием со всем миром.
Словно не она только что заставила сердце Саши замереть, Эля спокойно отошла к Софье. Геннадий сам приблизился к сыну и, снова заключив в объятия, сказал на ухо:
– Я видел, как ты встретил ее сегодня. У некоторых нет такой реакции даже после полугода разлуки. Тебе не просто так послали именно эту девушку, так что найди способ удержать ее в своей жизни. Душа знает то, чего не знает разум, Саша.
Саша ограничился кивком и пожелал ему счастливого пути домой. В словах отца не было того же упрека, что у дяди, но он не хотел обсуждать эту тему в спешке и пока не пришел в себя из-за поступка Эли. Никто еще не вставал на его защиту перед родными.
Софья, оставшаяся сидеть, протянула руку, прося его подойти поближе.
– Не обижайся на дядю. Он много выпил, но желает тебе добра. – В подтверждение своих слов она погладила его по плечу. С этим прикосновением о себе напомнила накопившаяся внутри Саши злость.
– Спасибо, что исполнила свое обещание, – бесстрастно отозвался он, будто не услышал, и рука матери дрогнула.
– Хорошо, что ты пришла, – тем временем заметил Эле Михаил Леонович. Софья, с трудом отвернувшись от сына, бросила на бывшего деверя встревоженный взгляд. – Было приятно снова тебя увидеть. Неизвестно, когда еще будет такая возможность.
Коротко попрощавшись с ним, Эля последовала за Сашей к выходу с веранды. Он не сказал дяде ни слова и не удостоил его взглядом. Если бы он мог вернуться назад во времени и запретить себе говорить с ним о поиске родственной души, то заплатил бы за это любую цену. Тогда, в больнице, ему показалось, что дядя как никто должен понимать его сомнения – далеко не каждый находит свою родственную душу при таких обстоятельствах, когда в жизни наступил полный хаос, а ты прикован к постели. Разумеется, он ошибался. Дядя не желал ему добра, он всего лишь хотел быть правым.
После ужина, закончившегося очередным конфликтом, привычные звуки улицы действовали успокаивающе. Шорох шин по асфальту, стук каблуков, обрывки разговоров и музыки сливались в единый гул, в котором можно было спрятать неприятные мысли. Но его действие было недолгим: справа из внутреннего двора стремительно выехала машина, и Саша и Эля дернулись назад вместе с другими пешеходами, едва не попав под колеса. Вокруг послышались ругательства, особенно грубое вырвалось и у самого Саши. Эля испуганно пискнула и схватила его за рукав куртки, несомненно вспомнив аварию. Стоя ближе к остановившейся машине, Саша пнул переднее колесо и бросил злобный взгляд на прятавшего глаза водителя через лобовое стекло, прежде чем они двинулись дальше. Эля держалась за него еще несколько секунд, прежде чем опомнилась и опустила руки. В тот же момент Саша сообразил, что не сказал ей ни слова с того момента, как они ушли из ресторана.
Что она подумала теперь? Что, будь он один, устроил бы драку с тем водителем? Публичные скандалы были не в его правилах, хотя… Честно говоря, в тот момент искушение было велико.
– На прошлой неделе из-за одного такого я разбила только что купленную чашку, – негромко заметила Эля и ткнула большим пальцем в сторону оставшегося позади выезда. – Выскочил из-за поворота, будто из-под земли, и я уронила пакет.
Краем глаза Саша видел, что она смотрит на него, но держал голову прямо.
– Тебе необязательно было уходить с ужина, – помолчав какое-то время, произнес он. – У отца еще много историй о его проектах.
– Если бы не ты, я бы и не пошла на этот ужин, – возразила Эля и добавила чуть тише: – К тому же мне не хотелось отпускать тебя одного в таком настроении.
– Агрессивном?
– Мне показалось, ты был расстроен.
– Не расстроен, а смирился, – сказал Саша, наконец поворачиваясь к ней. Во взгляде Эли было беспокойство, но он видел и доброту, которая побудила его продолжать. – Ты видела нас в больнице и знаешь, как мы общаемся. Так было всегда, но я рассчитывал, что хотя бы сегодня все будут вести себя прилично ради тебя. И ради отца. Он редко приезжает, но раньше они с дядей были очень близки. Прости, если ты ожидала другого.
– Честно говоря, я до конца не знала, чего ожидать, – пожала плечами Эля. – Но почему дяде так не нравится твоя работа? Это же он сказал что-то, отчего ты захотел уйти?
– Я бы назвал это командной работой. Извини за тавтологию.
Она нахмурилась и оглянулась на ресторан, который остался далеко позади.
– Мне очень жаль, что тебе пришлось это слушать. Не понимаю, с чего все началось.
– Ничего и не заканчивалось, – хмыкнул Саша. – Если бы ты осталась, то выслушала бы те же самые аргументы, которые я знаю наизусть. Мать, может быть, попробует переубедить тебя уже завтра.
– У меня уже есть свое мнение, – возразила Эля, засовывая руки в карманы пиджака: к вечеру стало заметно прохладнее. От этого движения ремешок сразу слетел с узкого плеча, но она успела поймать прежде, чем та коснулась земли. – И я озвучила его. Так сразу и скажу, если придется. В этом вопросе я не ее подчиненная. И зачем вообще собираться на ужин, а потом критиковать кого-то? Тем более что пришлось пройти через такой кошмар зимой.
Она говорила с такой решительностью, что Саша снова испытал желание обнять ее. Но обнимать людей (тем более без предупреждения) было не в его правилах, как и просить об этом самому. Он перехватил сумку, когда та соскользнула во второй раз, и, надев обратно ей на плечо, сказал:
– Спасибо, что поддержала меня сегодня. Мне тоже жаль, что этот… – он осекся, когда мимо с грохотом пронесся мотоцикл, и оба поморщились, – …ужин закончился так сумбурно.