– Она позвала и его?!
– Оказывается, все это с самого начала была его идея – примирить нас с тетей, так как ему было «неловко», что он нас рассорил. Я сразу же решила уйти, и тетя не стала меня останавливать. Он догнал меня на улице и начал извиняться за то, что неправильно все понял в тот день. Уговаривал не бросать музыку, а потом предложил начать все сначала и позвал на свидание. Я отказалась. Думаю, он не стал настаивать только потому, что вокруг было много людей, а я сказала, что закричу, если меня не оставят в покое. Больше мы не виделись. И у тети с тех пор я никогда не бывала.
– Как его зовут? – потребовал Саша. Теперь он знал, почему, услышав вопрос, не хотела ли она сделать музыку своей профессией, Эля отреагировала так странно. Узнав имя, он достанет подонка из-под земли уже завтра и заставит пожалеть, что тот вообще родился на свет.
– Я не желаю произносить это имя, – твердо ответила она. – И прошу тебя никогда не пытаться что-то выяснить или сделать. Эта часть моей жизни навсегда осталась в прошлом, и я не хочу возвращаться к ней.
– Но…
– Саша, нет. Не заставляй меня жалеть, что я тебе об этом рассказала. Мне было очень сложно справиться с этим, и, если вдруг поднимется шум и всплывет мое имя, я этого не выдержу.
Он мог бы устроить все и без шума, но вряд ли бы Элю это успокоило. Скрипнув зубами, Саша решил отложить этот вопрос на потом.
– Ты писала на него заявление?
Эля подняла брови.
– Его бы даже не приняли – кто мне поверил бы? Он не успел довести до конца то, что собирался сделать, и тетя не встала бы на мою сторону. А даже если бы дело и завели, какая разница? Другие насильники до сих пор спокойно выступают на сцене и фотографируются для модных журналов. А некоторые люди до сих пор говорят: «Сама виновата». Это причиняет боль, даже если четко осознаешь свою невиновность.
Она дернула плечом и умолкла. Саша понял, что теперь уже сам нуждался в том, чтобы держать ее за руку, – в противном случае гнев и ярость, клокотавшие внутри, грозили взять над ним верх. Нет, Зоя ошиблась: киллер тут не нужен. Он сам заставит этих людей сильно пожалеть о боли, которую пережила его родственная душа. Придется нарушить закон о защите персональных данных, но на это закроют глаза. В прошлом он пару раз оказывал услуги определенным людям и сможет попросить об одолжении.
– Сегодня, – продолжила Эля, возвращая его в реальность, – тетя начала меня шантажировать. Наверное, прежде всего я пла́чу из-за того, что поддалась ей. Она сказала, что официально обвинит меня в краже денег и непристойном поведении, если я ей не заплачу, и все ей поверят. И что у нее есть какие-то знакомые блогеры, которые разместят мои фотографии.
– Если они это сделают, то сразу лишатся блогов, это я гарантирую, – холодно откликнулся Саша. С доказательствами кражи он тоже сможет разобраться. – И много ты отдала ей?
– Значительную часть оставшейся зарплаты, – призналась Эля, наконец поднимая глаза к его лицу. – Хорошо, что у меня есть подушка безопасности на случай непредвиденных расходов. Понимаешь, я не могла рисковать. На кону в прямом смысле моя жизнь. Кто возьмет на хорошую должность героиню соцсетей, которая якобы украла деньги у несчастной одиночки, а заодно уводила у нее мужчин? И кто будет разбираться, правда ли это?
– Значит, все дело в деньгах? – спросил Саша. Он даст Эле сколько угодно денег, будет содержать хоть всю жизнь. А заодно отыщет женщину, которую Зоя абсолютно справедливо назвала тварью, и заставит навсегда забыть о существовании племянницы.
– Моей тете нужно стать писателем. Она отлично умеет обращаться со словами и внушать, что ты – полное ничтожество, которое не заслуживает даже жить, – с горечью произнесла Эля. – Она надеется успеть завершить поиск и очень хотела узнать подробности о тебе, но я ничего не сказала. Она удивилась, что у меня вообще могла появиться родственная душа.
– Почему? – нахмурился он. Список вещей, за которые он ненавидел ее родственницу и того подонка, рос с каждой минутой.
Эля сглотнула и поежилась, снова опустив взгляд на их соединенные руки. По ее щеке прокатилась слеза, и Саша испытал сильнейшее желание сгрести девушку в охапку и прижать к себе, чтобы такие ужасные мысли больше никогда не посещали ее. Но для этого пришлось бы отпустить ее руку, а она цеплялась за его ладонь, будто за спасательный круг. Позвони в этот момент кто угодно с его работы, даже сам Колесников, он бы не мешкая послал его ко всем чертям.
– Потому что после того случая я долго не выносила чужих прикосновений, особенно к рукам. Однажды Сеня внезапно обнял меня со спины, и я начала задыхаться. Все очень испугались. Если бы не мама Зои, которая стала для меня кем-то вроде психолога, не знаю, когда бы снова пришла в себя. И возобновила бы занятия музыкой – когда-то я и дня не могла прожить без пианино. Теперь я снова играю, только для друзей, но обнимать меня могут только те, кому я доверяю. И приходить ко мне домой тоже.
Саша молчал, не сводя глаз с ее лица и продолжая держать за руку. Мысли в его голове сменяли одна другую, неуверенные, жестокие и тревожные, и было сложно сосредоточиться на чем-то одном. Но еще ему не давали покоя вопросы, которые с каждой минутой становились настойчивее.
Если бы восемь лет назад он не стал ничего менять и жил как прежде, увидел бы стул, придвинутый к двери? Лицо того подонка?
Узнал бы ее адрес?
Смог бы что-то сделать, чтобы помочь?
Он не знал ответов и боялся их.
– И еще кое-что. – Эля с тревогой покосилась на дверной проем. – Она сказала, что знает, где я живу. В тот момент я поверила, и мне стало очень страшно. Сейчас, с тобой, я начинаю думать, что это мог быть блеф. Но что, если все же правда? И она придет сюда за деньгами, как предупреждала? Вызовет полицию, устроит скандал?
– Она хочет от тебя еще денег?
Разум наконец-то остановился, сосредоточившись на одной цели. Жестокой.
Эля кивнула и пристыженно отвела глаза.
– Знаю, не следовало платить ей с самого начала. Нужно было послать куда подальше, пригрозить полицией, накричать, но я не могла сделать ничего из этого. Она смотрела на меня с такой ненавистью, что в тот момент мне казалось, это единственный способ заставить ее замолчать.
– Даже не думай считать себя виноватой, – горячо возразил Саша. – Это она должна до конца жизни умолять, чтобы ты ее простила. Ты потеряла родителей совсем маленькой.
– А она потеряла сестру. Вряд ли она планировала остаться с восьмилетней племянницей на руках в двадцать лет.
– Ты ее защищаешь?!
Он не верил своим ушам, но понизил голос, когда губы Эли задрожали.
– Я имею в виду, что мы обе – тоже жертвы той аварии. Раньше она была доброй и покупала мне сладости и книжки, но потом стала жестокой. Я просто надеялась, что с годами это пройдет. Всегда старалась помогать по дому, не нагружала своими проблемами, но, оказалось, я сама была и остаюсь главной проблемой, – совсем тихо договорила она и крепче прижала колени к груди, будто надеясь стать еще меньше.
– Это не так. Ты вовсе не проблема. Ты…
Саша положил вторую руку ей на плечо и придвинулся ближе. Ему хотелось сказать очень много, но мешали опасения, что это вызовет слезы у них обоих. Он чувствовал переполнявшую ее боль как свою собственную, и не только из-за их связи. Точно так же он уже много лет думал о себе, с тех пор как подслушал разговор родителей, и последние события ничего не изменили. Но Эля не должна была испытывать подобного.
– Ты замечательная, – наконец закончил он. – И ни в коем случае не виновата в том, что с тобой случилось. Ни тогда, ни сегодня. Я… Я очень ценю то, что ты доверилась мне.
Эля не улыбнулась в ответ, но ее лицо смягчилось, и он посчитал это маленькой победой.
– Когда я узнала, что сын Софьи попал в аварию, то сочувствовала ей и по личным причинам, – ответила она. – А потом оказалось, что это был ты. Я так боялась, что очередная автокатастрофа заберет еще одного дорогого человека, которого я едва успела узнать. Спасибо, что приехал ко мне сегодня.
Шок от ужасного рассказа и беспокойство из-за ее состояния – вот чем Саша объяснял то, что его сердце будто стало тяжелее в несколько раз.
– Не за что. Тебе стало лучше? – спросил он, погладив ее ладонь.
– Немного. Хорошо, что я держала тебя за руку, иначе плакала бы еще больше. Мне жаль, что в этот раз ты увидел меня такой.
– Перестань. Ты вообще видела меня в реанимации, когда я не мог даже встать.
– И что? Главное, что я наконец-то нашла тебя. Как-то в детстве тетя заявила, что нейроблокаторы – это яд, отравляющий душу, предательство самого себя, и я никогда не принимала их, даже если приходилось совсем тяжело. Правда, сегодня она призналась, что использовала их сама, но меня это уже не касается.
Неожиданно ее взгляд стал настороженным, и в голосе появились аналогичные нотки.
– Саша, а ты когда-нибудь пробовал?..
Саша покачал головой не раздумывая. В ответ его желудок неприятно сжался, и он молился, чтобы на его лице не дрогнул ни один мускул. Прошла секунда, две, и наконец Эля устало прикрыла глаза, потирая лоб.
– Что такое?
– Голова разболелась.
– Давай я принесу тебе воды, – сказал Саша. Теперь он был в состоянии оставить Элю на несколько секунд, которые были очень необходимы ему самому. Он поднялся на ноги и поморщился, осознав, как затекли мышцы. – Где у тебя хранятся чашки?
– В шкафу над раковиной. Воду можешь налить из чайника.
Саша хотел было спросить, есть ли у нее фильтр для воды, но сдержался.
При входе в крохотную кухню он заметил аквариум с уже знакомыми рыбами, но едва взглянул на него. Достав одну из трех чашек, стоявших на полке, он налил в нее воды.
– Я написала ребятам, что мне уже немного лучше. Пойду умоюсь, – раздался усталый голос Эли из коридора. – Если все же хочешь чай, только скажи.
– Спасибо, не хочу, – откликнулся Саша.
Как только дверь ванной закрылась, он прикрыл глаза и сделал глубокий вдох, опершись обеими руками на столешницу и повесив голову. Казалось, стоило им отдалиться всего на несколько секунд, силы разом оставили его. По дороге сюда его одолевали самые разные мысли о том, что могло случиться у Эли и ее тети. Но ни одна из них не была близка к тому, что она рассказала сегодня вечером. Саша даже не знал, что было хуже – ощущение беспомощности, ярость или стыд – за малодушие, проявленное почти восемь лет назад, за ложь, которая жгла его изнутри подобно желчи. Он мог быть в равной степени виновен и нет, и находиться в суперпозиции