и фотографий. Там были изображения Зои и Сени, а еще двоих незнакомых темноволосых людей, в чьих лицах угадывались черты Эли. Кем они были, догадаться нетрудно.
В воскресенье Саша приехал снова, на продолжение сериала. Главный герой смешил его и одновременно раздражал своей самоуверенностью – возможно, потому, что чем-то был похож на Сашу. Он вызвался привезти Эле ее любимые круассаны, и она сварила кофе, который, по ее словам, доставала из шкафа только по праздникам. Поняв, что это не шутка, Саша решил, что при первой возможности купит ей несколько упаковок такого кофе. В центре стола стояла корзинка, куда она положила печенье и горький шоколад, купленный специально для него, и где, к своему удивлению, он увидел сладости из своего детства. Шипучие конфеты, окрашивающие язык тянучки, сладкие часы, фруктовые «холодки» и рулоны яркой жвачки Эля покупала себе время от времени в маленьком ларьке у дома. В школе, бесхитростно пояснила она, у нее не было возможности тратить карманные деньги на подобные мелочи, так что сейчас они приносили ей большую радость. Для Саши слышать это было одновременно удивительно и грустно.
– Почему ты улыбаешься? – спросила Эля сейчас, глядя, как он читает что-то на своем телефоне. Она стояла у плиты, следя за туркой, а Саша устроился на диване у фрески, изображавшей незнакомую улицу. На фоне старых кухонных шкафов и дребезжащего холодильника та смотрелась немного странно, но симпатично. Газовая плита, на которой дырки в белой краске были замаскированы наклейками с цветами, пугала одним своим видом, но Эле он этого не показывал.
– Ты в безопасности, – просто ответил Саша и добавил, когда Эля недоуменно склонила голову набок: – Твоя тетка больше и пальцем тебя не тронет.
– Что случилось? – ее голос зазвенел от волнения. – Ты позвонил ей?
– Я взломал ее телефон с помощью специальной программы, скопировал переписки и передал одному человеку, – спокойно объяснил он, словно это было самым обычным делом. – Эсмеральда для меня и для всех остальных – это разные создания. Я узнал, что Вероника Сурикова работает на складе интернет-магазина и вместе с коллегами продает вещи, которые были списаны как брак, но такими не являлись. Скорее всего, по документам там все чисто, но теперь точно есть неопровержимые доказательства. Мой знакомый позвонил ей и сообщил, что глаза на все это закроют только в том случае, если она навсегда забудет о твоем существовании. Один пост у блогера с твоим упоминанием или звонок, одно сообщение, любая попытка связаться или навредить любым способом, даже чужими руками, – на последних словах он сделал ударение, скользнув взглядом по ее пострадавшему запястью, – и она получит реальный срок. Отныне никакой Ангелины Суриковой она не знает.
Эля привалилась к краю столешницы, глядя на него во все глаза.
– И она поверила?
– Мой знакомый умеет убеждать.
– Но… Подожди… Она могла понять, что я рассказала тебе о нашей встрече, и теперь еще больше захочет узнать, кто ты. Я видела по телевизору, что это можно сделать, подав официальный запрос.
– Обвинение в краже не считается достаточным основанием, чтобы запрашивать информацию о родственной душе, – процитировал Саша сказанное ему накануне. – Так что ничего бы не вышло.
– Еще Зоя говорила мне, что сейчас в Интернете можно найти телефон и адрес любого человека.
– Не любого, если знаешь, как обмануть тех, кто их крадет, – так же спокойно парировал он. – А что касается идиота, который помог бы возбудить дело против тебя, на него тоже нашли кое-какую мелочь. Но тут глаза уже вряд ли закроют.
– Кто нашел? – потрясенно спросила Эля. – Кто вообще такой этот знакомый?
– Когда-то он узнал от меня местонахождение одного парня из даркнета, которого давно разыскивали, – пожал плечами Саша. – Он не любит привлекать к себе внимание, зато был не против оказать ответную услугу. У него тоже есть родственная душа. Юрист, кажется. Они часто спорят из-за его методов, но сейчас неофициально он тоже на моей стороне.
– Д-даркнет? – запнулась Эля.
– Заходил туда пару раз по работе.
– Но ведь «Иниго» занимается Альдой и разным программным обеспечением.
– «Иниго» – часть большой компании, которая занимается информацией. И мы готовы поделиться ею, если от определенных людей приходит официальный запрос. Ну и иногда можем попросить об услуге в ответ. Позвонить кому-то и объяснить ситуацию например.
– Бог ты мой. – Она резко повернулась обратно к плите и выключила конфорку. Ее руки дрожали. – Когда ты сказал про дополнительную страховку, я и представить такого не могла. Я думала, так ты узнаешь, если она подаст на меня заявление или что-то опубликует.
– Это работает немного не так, – заметил Саша. Она коротко, невесело рассмеялась.
– Я уже поняла.
– Я не хотел, чтобы ты переживала еще больше. И не говори, что она этого не заслужила после всего, что было, – резко заявил он. – Если хочешь кого-то шантажировать, сначала убедись, что на тебя самого ничего не найдут. А потом подумай, кто может быть его родственной душой.
– Я конечно знала, что ты гений, но… – Эля разлила кофе по чашкам и подошла к столу. Она все еще выглядела ошеломленной.
– Это очень вкусно, – заметил Саша, делая глоток. Эля к кофе не притронулась и, сидя напротив него, растерянно отрывала тонкие кусочки теста от круассана и засовывала в рот. – Что такое?
– Никто еще не делал для меня ничего подобного, – проговорила она. – И я даже не представляла, что это может быть так просто. Сообщение с номером телефона – и все закончилось.
– Не ждать же, пока она снова даст о себе знать.
– У тебя точно не будет проблем из-за взлома и всего прочего?
– Не будет. Я защищал свою родственную душу от шантажа. Сдались мне чьи-то фотографии, пароли и номера карт. Почему ты не заблокировала ее номер раньше? – спросил Саша то, что давно его интересовало. Эля оставила круассан и со вздохом опустила руки на колени.
– Когда мне было плохо, я знала, что смогу обратиться к друзьям. Тетя Ника всегда была одна. Ни подруг, ни друзей среди мужчин, которые ее окружали. Их с мамой родители умерли, когда я была маленькой. Я не хотела, чтобы, если что-то случится, авария или серьезная болезнь, она осталась без помощи.
Саша фыркнул.
– Ты слишком добра к ней. Пусть теперь ей помогают блогеры, которых она хотела на тебя натравить, или тот идиот – если ему самому не потребуется помощь. Ты вообще не обязана думать о том, что с ней будет.
– Что бы тетя Ника ни сделала, она – мой единственный родной человек, – тихо объяснила Эля. Ее глаза подозрительно заблестели, но слезы так и не пролились. – И когда-то я искренне любила ее. После гибели моих родителей она часто говорила, что не ощущает себя частью мира, в котором можно быть счастливым, и просто существует, а не живет. И после того, как все случилось, я вспоминала эти слова и была в ужасе от того, что кому-то может быть так же плохо. Но в ту пятницу я впервые увидела, что, причиняя мне боль, она получает от этого удовольствие. Я не хочу говорить с ней или снова видеть. Но мне всегда будет ее жаль.
Саша пожал плечами, не зная, что ответить на это. Он никогда не отличался подобным великодушием. Эля вздохнула и сменила тему.
– Скажи, а часто у твоих высокопоставленных знакомых бывают проблемы, с которыми им нужна помощь?
– Нет. К нам приходят только в крайних случаях.
Он уловил в ее голосе тревожные нотки, но вместо привычного раздражения ощутил лишь усталость. Люди, узнававшие о его возможностях, обычно делились на два типа: одни приходили в восторг, другие – в ужас.
– Подозреваю, сейчас ты думаешь о том, могу ли я достать информацию из любого телефона, даже твоего или моей матери. Могу, – продолжил он, глядя в ее удивленные глаза. – Не все программисты, которые работают с кодами, умеют взламывать или отслеживать чужие устройства. Я научился этому, когда нуждался в перерыве в работе с Альдой. Но у меня есть принципы, которые я никогда не нарушаю. И один из них – не касаться данных о моей семье и близких. Хотя в прошлом меня не раз пытались в этом обвинить.
– Ошибаешься.
– То есть? – нахмурился он. Эля поспешно покачала головой.
– Я верю, что ты бы не стал взламывать наши телефоны. Дело в другом. Саша, я не представляла, что у тебя может быть такая опасная работа. А если кто-то из даркнета или других… мест узнает, кто ты, и захочет отомстить?
Саша заморгал, не представляя, что мог на это ответить. Если бы всякий раз, когда Эля удивляла его, ему платили сто долларов, скоро он смог бы купить ей здание того сувенирного магазина в Лондоне вместе со всем содержимым. В теории каждому ребенку было прекрасно известно, что родственная душа заставляла чувствовать себя особенным, важным и дорогим даже в самые мрачные моменты. Но по мере того, как человек взрослел, менялся его характер, жизнь обрастала проблемами и становилась сложнее. И тем сильнее поражало тепло, которое дарила родственная душа, – если, конечно, связь с ней оставалась крепкой.
– Меня никто не узнает, – наконец сказал он.
– Обещаешь? – спросила она, глядя на него совершенно серьезно.
– Обещаю. Я никогда не оставляю следов, поэтому меня и просят о помощи.
– Я смутно представляю, что это значит, так что придется поверить на тебе слово, – проворчала Эля, наконец-то принимаясь за круассан. Сегодня утром она смогла поспать подольше, и на ее щеках появился румянец. Она зажмурилась и вздохнула с явным удовольствием, не замечая, что на котят на футболке посыпались крошки.
Саша поймал себя на мысли, что продолжает смотреть на нее, и поспешно опустил взгляд на свой кофе.
С этих выходных у них установился определенный распорядок. Субботу и воскресенье они проводили вместе, смотря фильмы дома у Эли или катаясь на трамваях по центру города под звуки ее музыкальных записей или аудиокниг. Так как после аварии от беспроводных наушников у Саши начала болеть голова, они использовали ее проводные, и он чувствовал, будто перенесся в прошлое. Каждый день они переписывались или разговаривали по телефону. Два раза в неделю Саша, убедившись, что выполнил все срочные рабочие задачи, приезжал в кафе рядом с офисом «Мариона», и они с Элей обедали вместе. Она говорила, что ее коллеги, видевшие их пару, пытались узнать больше о ее родственной душе, но получали вежливый отказ. К облегчению Саши, Элю совершенно не беспокоила его скрытность. Напротив, она даже разделяла ее.