– Подумай еще немного, – сказала она. – Все очень просто.
– Ты дразнишь меня?
В ответ на его притворную обиду она улыбнулась.
– Ни в коем случае. Ты уже знаешь ответ.
Как он мог задаваться подобными вопросами? Она же фактически призналась ему еще в то утро перед их первым поцелуем. И повторила его во время их свидания на веранде на крыше, уже в подробностях. Неужели он не понял?..
Облизнув губы, Эля заговорила:
– Саша…
– Александр, – вдруг вмешалась Эсмеральда, нарушая их уединение, – вы просили напомнить, что пора ложиться спать.
Саша удивленно оглянулся на колонку.
– Я не просил!
– Вы сказали, что вам нужно соблюдать режим сна. Вы со мной не попрощались, а значит, еще не спите.
Эля не удержалась от смеха при виде ошеломленного выражения его лица. Такой сообразительности от Эсмеральды не ожидал даже ее создатель.
– Теперь буду знать, – наконец саркастически отозвался Саша. – Спокойной ночи, Эсмеральда, можешь отдыхать и выключить микрофон. Эля, что ты говорила?
– Ничего, – покачала головой она. Момент был упущен, и говорить второпях ей не хотелось. – Она права, уже поздно.
– Я сотворил монстра, – сокрушался он, выключая свет. – Восстание машин неизбежно.
Эля не стала возвращаться на свою половину кровати, и той ночью они заснули, обнимая друг друга. А когда проснулись по звонку ее будильника, Саша долго и запутанно, борясь с остатками сна, уговаривал ее остаться и обещал купить сколько угодно голубики, книг и круассанов.
Хотя они жили вместе, уходить от него, даже на несколько часов, становилось для Эли все сложнее. Закрывая за собой дверь квартиры в то утро, она осознала, что отлично понимает Зою, с которой они с Сеней не могли встретиться на протяжении нескольких недель после пробуждения. Все свободное время она посвящала Андрею, утоляя потребность в том, что могла подарить только родственная душа. И дело, как объясняла Зоя, было не только в физическом желании. «Когда я рядом с ним, это нечто чистое, прекрасное и настоящее, – говорила она спустя неделю после встречи, улыбаясь самой себе. Эля слушала подругу очень внимательно, хотя в тот момент ее одинокие душа и сердце обливались кровью. – Как небо вдали от города, понимаешь? Кажется, будто оно далеко, но на самом деле ты погружаешься в него, будто отрываясь от земли, и в памяти остается только то, что действительно важно. Он. Ваши видения. И будущее, которое становится реальным сейчас».
Сеня, обретший в лице Яны еще одного лучшего друга, описывал свое состояние как чувство абсолютного счастья – такого, которое длится не мгновение и не два под влиянием хороших новостей, но становится постоянной частью тебя и кажется бесконечным. Поделиться им хотелось лишь с одним человеком на свете, который и стал его причиной.
Для Эли это было все, о чем говорила Зоя, что повторял Сеня. Небо, бесконечное счастье. Чувство, которое в равной степени пугало и восхищало, которое, казалось, было слишком велико, чтобы его могло выдержать ее сердце. Она не решалась погрузиться в него в одиночку. Только вместе с Сашей, шаг за шагом, прикосновение за прикосновением.
Ту же нежность, о которой он говорил накануне, Эля всегда видела и в его глазах. Ощущала в каждом объятии и – позже – поцелуе. Постепенно Саша стирал из ее памяти те жестокие и грубые слова, которые она слышала в прошлом и которым изо всех сил старалась не верить. И избавил от страха, что однажды из глубины памяти могут появиться надежно запертые воспоминания о том, что случилось годы назад. Когда у нее украли первый поцелуй и другие прикосновения, которые должны были принадлежать только им с Сашей, когда она сходила с ума от ужаса при мысли, что тетя права и она не сможет быть вместе даже со своей родственной душой. Они не смогли отобрать у нее то, что она чувствовала сейчас, – способность наслаждаться любовью своей родственной души.
Эле было прекрасно известно значение выражения «заниматься любовью», но теперь оно казалось несправедливо простым. Так можно было описать каждое прикосновение, взгляд и слово, которыми они с Сашей обменивались по утрам после звонка будильника или вечером, когда с работой было покончено. И чем ближе они становились, тем сильнее ей хотелось большего, словно годы, проведенные в поиске, все отчетливее давали о себе знать. Даже ее собственная неопытность больше не казалась большой проблемой, когда он смотрел на нее с такой жаждой. Все это время Эля переживала о другом.
Что, если, когда они с Сашей будут… вместе, ему снова станет плохо, как тогда, в больнице? Или что-то еще пойдет не так из-за его травмы? Она прочитала в Интернете достаточно противоречивых историй, чтобы запутаться окончательно, и не решалась задавать вопросы на эту тему, не зная, как правильно подобрать слова. Саша и без того расстраивался, если в конце дня чувствовал головную боль и усталость. Когда после их первого поцелуя они разошлись по разным комнатам, Эля решила, что предоставит ему право сделать первый шаг и сможет подождать еще.
Весь день из ее головы не шли его вчерашние слова, и она поняла, что в этом случае уже не должна была молчать. Она задолжала ему объяснение. В ее представлении оно должно было быть озвучено сегодня же за ужином, где была бы их любимая еда, возможно, приятная музыка, а до момента, когда нужно было ложиться спать, оставалось бы достаточно времени. Было бы идеально, если бы он поцеловал ее в прихожей, как часто делал, и тогда она бы сказала ему все прямо в тот момент…
Представляя себе его улыбку и предвкушая идеальный вечер, после работы Эля сразу поспешила домой, но, едва открыла дверь, услышала резкий голос, доносившийся из комнаты Саши. Он спорил с кем-то об Альде, это было очевидно, но вставлял столько аббревиатур и других непонятных слов, что понять суть разговора становилось невозможно. У Эли вырвался вздох: это могло продолжаться как пять минут, так и целый час, и после его настроение было непредсказуемым. Переодевшись в домашнюю одежду, она прошла на кухню и невольно расплылась в улыбке при виде накрытого на двоих стола и бумажного пакета на столешнице. Ужин они обсуждали еще днем, и Саша явно подгадал время доставки к ее приходу.
После переезда он заставил Элю пообещать, что, если будет задерживаться более чем на двадцать минут после ее возвращения с работы, она будет ужинать без него. В этот раз подождать пришлось всего десять. Саша зашел на кухню, устало потирая лицо ладонями, и, поймав его измученный взгляд, она вытянула руки. С громким вздохом он шагнул в ее объятия и зарылся лицом в волосы. Эля гладила его по спине, чувствуя, как от него волнами исходило напряжение. Он был выше и сильнее, но держался за нее так крепко, будто только она могла помочь ему устоять на ногах. Сила, которой ее наделяло его доверие, поражала.
– Почему нас с тобой окружают одни идиоты? Одни не сразу присылают нужные документы и данные, – пробормотал Саша, вспомнив ее обычные жалобы, – другие не в состоянии вспомнить, о чем мы говорили вчера. Даже твои рыбы-музыканты справились бы лучше.
– У них и правда хорошая память, две недели минимум. Точно разобрались бы с твоими навыками и переобучением.
– А мой коллега – как та золотая рыбка из анекдота про три секунды.
– Тогда пусть исполняет желания.
Тихо фыркнув, Саша отстранился, и Эля с облегчением заметила на его губах слабую улыбку.
– Привет, котенок, – запоздало сказал он.
– Привет, солнышко.
За ужином Саша пытался объяснить, почему они и фронтенд-разработчики по-разному понимают, как нужно тестировать код, почему нужно продолжать оптимизировать кросс-браузерность и что не так было с новым тестировщиком, которого он уже хотел уволить. Сегодня выговориться нужно было ему, и Эля не перебивала, хотя многое, включая важность отступов в программировании, осталось для нее неясно. Чтобы как-то поднять ему настроение, она предложила придумать прозвища для его коллег, и Саша с большим энтузиазмом взялся за дело.
– Знаешь, – признался он позже, когда они устроились на диване рядом друг с другом, – в прошлом я бы, наверное, не остановился так просто. Позвонил бы еще раз и спросил, какого черта они здесь забыли, если не могут сделать элементарные вещи. Возможно, повысил бы голос и злился до завтрашнего утра, пока все не будет исправлено. Точно не стал бы отвлекаться на придумывание всяких шуток. Это и правда помогает расслабиться.
– Всегда пожалуйста, – откликнулась Эля. – Ты не должен так переживать, что другие допустили ошибку. Ты не можешь контролировать абсолютно все.
– Знаю. А хотелось бы, – поджал губы Саша, проводя рукой по ее талии. – Ладно, это все-таки не конец света… Пока. Но, если в следующий раз кто-то снова будет тупить и помешает нам, я за себя не ручаюсь.
Его голос был мрачен, но скрывал нежность. Эля раздумывала над тем, что собирается сказать, и невольно обращала внимание на самые маленькие детали: ровный ритм его дыхания чуть выше ее головы, дразнящий запах одеколона, тяжесть и тепло его руки на ее животе, где немного задралась футболка. Это были самые естественные слова на свете, и все же они заставляли ее сердце биться очень быстро.
– Я могу почувствовать, как ты думаешь, – заметил Саша. – Через нашу связь.
– О чем же?
– Это что-то приятное, – протянул он. – Но заставляет тебя волноваться. Я прав?
– Почти.
Он склонился к ней, с любопытством приподняв брови.
– В книге, которую мы слушаем, должно случиться что-то важное? Или это что-то по работе? Кто-то тебя бесит, и его компьютер взломали? Сразу скажу, это был не я, но тебе стоит только попросить.
Его пальцы неожиданно скользнули выше, и Эля дернулась.
– Ты боишься щекотки?
В глазах Саши сверкнул озорной огонек. Он тут же обхватил ее за плечи, крепче прижимая к себе.
– Саша, нет! – взвизгнула она.
– Саша, да.
Он защекотал ее еще быстрее, и Эля засмеялась, тщетно пытаясь вырваться и ответить тем же и при этом не упасть с дивана на пол. Лишь когда по ее лицу потекли слезы, Саша убрал руку и, пока она пыталась перевести дыхание, покрыл поцелуями раскрасневшиеся мокрые щеки. От того, как мягко он это делал, Эля едва не прослезилась снова.