Она прислушалась к звукам музыки, доносившимся снаружи, и покачала головой.
– Никому не говори, но я слишком стара для таких развлечений. Лента перерезана, фото сделаны, об интервью и встречах мы договорились. Позвони Косте и скажи подъехать за мной через пять минут, а потом тоже собирайся домой. Здесь всем и так весело. Эля, – Софья заглянула ей в лицо с тем же пристальным выражением, какое девушка часто видела у Саши, – я уже говорила, что начальник моего сына не самый приятный человек. Он никогда не думает о чувствах других, зато сделает что угодно ради своей цели. Не принимай его слова на веру без доказательств и расскажи Саше, что случилось. Он должен наконец поставить его на место. И еще, – тут она мягко улыбнулась, – вы с Сашей прекрасно смотрелись вместе. Мне кажется, я еще никогда не видела его таким расслабленным и довольным.
В этот момент Софью окликнул Габриэль, и она вернулась к дивану, чтобы сесть рядом с ним. Повернись к ним Эля, увидела бы, как на его лице появилось умоляющее выражение, а рука сомкнулась вокруг локтя женщины. Мужчина что-то быстро говорил, жестикулируя свободной рукой, пока Софья не убрала его пальцы, сказав нечто, отчего он просиял. Подошедшая сзади Эмилия с улыбкой подмигнула лучшей подруге и, постучав пальцем по плечу ее собеседника, коротко спросила: «Такси?» Если спустя несколько минут за «Ауди» Софьи последовала машина с характерным фонарем на крыше, то на это обратила внимание лишь вице-президент «Мариона» по маркетингу. Она устала смотреть, как мужчина, пытавшийся вернуть расположение ее подруги на протяжении нескольких месяцев через страстные сообщения и цветы, прилетел к ней из Рима и изо всех сил старался сохранять непринужденный вид на публике.
Тем временем Эля, сделав глубокий вдох, вернулась в передний зал магазина и достала из сумки телефон. Ноги не слушались ее и казались ватными, и физический дискомфорт лишь усиливал охватившее ее мучительное состояние. Отправив сообщение водителю, а затем Зое, предупреждая, что вернется домой пораньше, она пошла в комнату для персонала и с удовольствием переобулась в кроссовки, которые предусмотрительно взяла с собой. Затем надела плащ и, попрощавшись с официантами, вышла из магазина, оставив за спиной гул танцующих в атриуме людей. Где-то среди них была Зоя, и еще днем у Эли даже была мысль уговорить Сашу остаться и немного потанцевать.
Он встретил ее у выхода на улицу через несколько минут после отъезда Софьи, но, в отличие от прошлого раза, ощущение от его близости потускнело, словно обвинения Колесникова бросили тень на душу Эли. Следующей померкла его улыбка.
– Что случилось? – спросил Саша, беря ее за плечи и бегло осматривая с ног до головы. – Почему ты такая грустная? Кто-то тебя обидел?
– Я устала и хочу домой, – просто ответила Эля, отводя взгляд. Он поцеловал ее в лоб.
– Такси уже рядом. Ты хочешь есть?
Она покачала головой и крепко зажмурилась, чувствуя, что еще немного – и вот-вот расплачется прямо перед ГУМом. Саша, не говоря ни слова, прижал ее к своей груди, и с каждым его вздохом дышать Эле становилось все легче. Шок от обвинений в его сторону начал отступать, и, сев в такси, она начала рассуждать логически.
Саша уже признавался в том, что испытывал сильный страх разочаровать свою родственную душу, даже после того, как они договорились быть друзьями. Боялся сделать что-то не так, быть непонятым и в итоге оттолкнуть от себя даже того человека, который мог сделать его по-настоящему счастливым, если это не удалось его семье. Вполне вероятно, что в прошлом он делился с Колесниковым этими мыслями, так как доверял ему во всем. Тот, разумеется, посоветовал использовать нейроблокаторы и даже дал адрес клиники, чтобы ничто не отвлекало его от работы. Саша мог пойти туда и взять забрать таблетки, но в итоге отказался их принимать и никому об этом не сказал, чтобы не разочаровывать начальника.
Повторив себе все это еще раз, Эля убедилась, что такая версия выглядела вполне логичной. К черту дурацкого Никиту Колесникова и его самомнение. И расстраивать Сашу рассказом об их неприятной беседе она не станет. Он же продолжал коситься на нее с любопытством, но ни о чем не спрашивал, пока они не зашли в квартиру.
– Дело точно в усталости?
– Точно, – твердо ответила Эля. – Наконец-то эта вечеринка позади. Еще месяц не смогу смотреть на эти туфли… Боже, да! – простонала она, наконец-то надевая тапочки.
Саша тихо прочистил горло и спросил:
– Хочешь сразу пойти в душ?
– Очень.
Задержавшись в коридоре, Эля через открытую дверь спальни наблюдала за тем, как он снимает галстук, затем пиджак и небрежно бросает их на спинку стула, оставаясь в одной белой рубашке. Ее взгляд пробежался по его груди и плечам, где ткань заметно натянулась, и в животе разлилось знакомое тепло.
– Я быстро, хорошо? – окликнула она.
Саша кивнул. Он не предлагал принимать совместный душ с тех пор, как они выяснили, что вдвоем в душевой кабине слишком тесно. В первый и последний раз они пошли туда вместе летом и в результате долго собирали шампуни, бальзамы и гели, рассыпавшиеся по скользкому полу после того, как Саша случайно задел рукой полку. В какой-то момент они с Элей столкнулись лбами и долго хохотали, сидя бок о бок под струями горячей воды.
Сейчас, стоя в кабине в одиночестве, Эля вспоминала взгляд Саши и голос, когда он говорил, что не любит делиться, и называл ее собственницей. На ее губах появилась улыбка. О чем он думал, когда смотрел на нее в том платье? Совпадали ли их мысли? Если подумать, она устала не так уж сильно и с большим удовольствием даст ему понять, что ее планы на остаток вечера не изменились. На тратя в душе ни одной лишней минуты, Эля наскоро вытерлась полотенцем, накинула халат и вернулась в спальню.
Саша успел снять рубашку и теперь сидел на кровати в одних брюках от костюма, не отрываясь от экрана телефона. Эля залюбовалась бы мускулами, к которым вот-вот собиралась прикоснуться, но ее остановило выражение его лица, на котором смешивались страх и горечь.
– Что случилось?
Он опустил телефон прежде, чем она могла заглянуть в него, и медленно поднял голову.
– Ты сегодня встречалась с К-колесниковым?
Глава 15
Видения – это творение души, которая сама по себе чиста и свободна от телесности и которая жаждет снова стать целой. Глаза, как известно, являются зеркалом всех душ. Руки – источниками первых прикосновений. А потому не стоит считать, что следующее видение может стать предметом насмешек и шуток. Тысячи летописей, дошедших до наших дней, доказывают, что вы не сможете увидеть ничего, что можно было бы счесть непристойным или неприличным. Цитируя небезызвестного философа, в основе видений лежит непорочность…
Из книги «О душах и людях», Т. Думанская
От удивления Эля не сразу смогла ответить.
– Да. Он же просил внести себя в список, я говорила.
– Он оставался в офисе, когда я уезжал к тебе, – пробормотал Саша. – Я уже решил, что не увижу его. Это из-за него ты расстроилась?
Эля вздохнула, меньше всего на свете желая сейчас обсуждать его начальника.
– Он сказал кое-что, что мне не понравилось. Но потом подошла Софья и прервала разговор.
Саша надолго замолчал, уставившись невидящим взглядом на ковер под их ногами.
– Что он тебе написал, солнышко? – мягко спросила Эля. К ее удивлению, это заставило его поморщиться, словно от боли, и в ответ в ее груди вспыхнула тревога. – Пожалуйста, не молчи.
Подождав несколько секунд, она коснулась его запястья в попытке ободрить. Саша втянул воздух сквозь зубы и вскочил на ноги, встав спиной к ней и сжав кулаки, будто боролся с собой. По его широкой спине пробежала дрожь. Эля не решилась снова прикасаться к нему и осторожно подступила ближе, теряясь в догадках, что могло случиться за эти десять минут.
– Он рассказал тебе о враче? – хрипло спросил Саша, покосившись на нее. – Он написал, что рассказал.
– Да. И о том, что раньше ты был… другим, – сказала Эля, не найдя более подходящего слова. – Послушай, я все понимаю. Колесников – уж извини за такие слова – очень похож на тирана, который помешан на работе и контроле, будто жизни за стенами офиса не существует. Конечно, он хотел, чтобы ты принимал нейроблокаторы, как он.
Саша ничего не ответил, но от его несчастного взгляда Элю бросило в дрожь. Она крепче запахнула халат и повторила:
– Он хотел, чтобы ты принимал их, и думает, что ты это делал. Но ты соврал ему.
Его губы дрогнули. В глазах появилось отчаяние, и Эля почувствовала, как ее уверенность рассыпается в пыль.
– Так? – тихо спросила она, умоляя его сказать хотя бы слово.
– Эля…
Неподдельное раскаяние в его голосе и тишина в тот момент, когда в их связи должна была прозвучать фальшивая нота лжи, – вот что заставило ее отшатнуться, до боли сжимая в руках края халата. Вместо того чтобы отсрочить осознание, разум обрушил на нее правду, как удар.
– Но ведь, когда я спросила тебя об этом, ты ответил «нет». – Она сосредоточилась на звуке собственного голоса, надеясь, что нарастающая тяжесть в районе затылка исчезнет. – И я ничего не почувствовала.
– Т-ты была разбита, – произнес Саша, тремя словами лишая ее возможности и дальше цепляться за надежду, что все это какая-то нелепая ошибка, недопонимание. – И в тот момент я не хотел причинять тебе еще больше боли. Я не знал, что принимала твоя тетя, и, получается, не соврал.
Причинять тебе еще больше боли.
Причинять боль.
Боль.
Заперев ее внутри этих четырех букв, Эля произнесла:
– Но у тебя была масса возможностей сказать об этом позже.
Саша дернулся, будто она его ударила.
– Я знаю. Я боялся.
– Чего? Послушай, я больше ничего не понимаю. Что такого ты увидел в моей жизни, что испугался? – Перед глазами пробежали картины из дома ее детства после смерти родителей: полная раковина грязной посуды, дырка на дне рюкзака, неуклюже заштопанная детскими руками, царапины на локтях от рук тети и ее собственное уставшее бледное лицо, смотревшее из зеркала. Как же она боялась, что это может отпугнуть ее родственную душу. – Что заставило тебя отказаться от шанса узнать меня до того, как мы могли встретиться? Я не преступница и не убийца!