Сама того не замечая, она отступила от него на шаг и уперлась ногами в пол, борясь с головокружением.
– Или это было условием твоего сотрудничества с «Иниго»? Почему ты позволил Колесникову решать, что тебе делать с твоей жизнью?
– Вот чего я боялся! – горячо ответил Саша, но повышать голос не стал, помня о ее давней просьбе. Элю это ничуть не смягчило. – Раз я ошибся в прошлом, это будет важнее всего, что было после. И, что бы я ни делал, значение будет иметь т-только то, что было неправильно.
– Сколько у тебя не было видений?
– Больше полугода, с марта по ноябрь. Восемь лет назад.
Ее грудь болезненно кольнуло, и Эля совершенно четко поняла, что они оба думали об одном и том же событии.
По ее щеке потекла слеза, и она грубо вытерла ее рукавом халата.
– Эля, больше я ни разу…
– Знаешь, мне всегда казалось, что человек должен быть хорош хотя бы в одном деле, – перебила она, вспоминая, что говорила самой себе вечером после встречи с тетей Никой. – Я хотела быть хорошей дочерью, но больше не могу, не по своей вине. Я надеялась, что смогла стать хорошей подругой для своих друзей, потому что долгое время у меня не было никого ближе их. Но больше всего я желала стать частью жизни своей родственной души и подарить ей всю свою любовь и заботу, если мне позволят. Мысль о том, что мои мечты могут стать реальностью, помогала мне справляться с трудностями, даже когда казалось, что больше я не выдержу. Когда ты солгал мне, я поверила, что эти годы были результатом какой-то вселенской несправедливости, на которую не могли повлиять ни ты, ни я. И знаешь, что самое ужасное? Я не понимаю, как теперь верить, что все остальное между нами было правдой.
Саша застыл, не сводя с ее лица широко раскрытых глаз. Мысленно она умоляла ободрить ее. Напомнить, как сильно он ее любит. Восстановить ее пошатнувшийся мир, сделав его снова целым и прекрасным, когда было так легко закрыть глаза на все недостатки.
– Следуя твоей логике, никак.
Его беспомощные слова повисли в воздухе. И злость, и обида разом оставили Элю, и на их месте в груди образовалась пустота. Она тихо заплакала, но, когда Саша сделал неуверенный шаг к ней, вытянула руку, останавливая его. Впервые она отвергла его прикосновение, и его черты исказились от боли.
– Я не хотела говорить тебе ничего из того, что сказал мне Колесников, – произнесла она, отводя взгляд. Часть ее стремилась броситься в его объятия, успокоить его и забыться самой, погрузившись в мягкое сияние их связи. Другая требовала добиться правды. – Чтобы не расстраивать перед запуском вашего обновления. И потому что верю тебе больше всех на свете. А он ведь назвал меня наивной и сказал, что в прошлом твоя реакция на мое появление была бы совсем другой. Что наши отношения – инстинкт, который нужно держать под контролем.
Эля сделала глубокий вдох, набираясь сил перед тем, что хотела сказать.
– Если бы твой дядя не привел меня к тебе в палату и мы встретились в обычных обстоятельствах, что бы ты сделал? Скажи мне правду, как ты представлял себе нашу встречу раньше.
– Эля, это неправильно.
– Я уже рассказывала тебе свои версии.
Глаза Саши бегали по ее лицу, будто искали что-то, а затем он сказал, ровно и с какой-то странной покорностью:
– Если бы я еще не знал тебя так хорошо, то объяснил бы, что, хотя теперь наши поиски закончены, моя работа останется на первом месте. Что я не против стать друзьями, только видеться мы будем нечасто и общаться тоже. Что, б-будь у тебя муж или жених, я бы решил, что так даже лучше. Тогда моя жизнь практически не изменилась бы. Я был один, так было проще и безопаснее. Но затем попал в аварию, и случилось то, что случилось, – я вспомнил то, чего хотел раньше, когда был намного моложе, и решил это получить. Вот тебе моя правда. Хочешь верь, хочешь – нет.
Сдернув со спинки стула белую рубашку, он повернулся и, не глядя на девушку, вышел из спальни. Очнувшись от оцепенения, Эля бросилась следом. Как бы больно ни было слышать, что он ждал их встречи не так сильно, как она, она понимала его. Отдалившись от семьи, Саша боялся разочаровать и того, выбранного вселенной человека, который мог полюбить его. Она не понимала одного – что это был за переломный момент, после которого он потерял веру в самого себя? Развод родителей? Или что-то другое?
– Саша, куда ты?
Он даже не обернулся, продев руки в рукава и на ходу застегивая пуговицы.
– Оставляю тебя одну. Ты же этого хочешь.
Она обогнала его и преградила путь, расставив руки в стороны. Саша неохотно остановился, глядя в одну точку куда-то над ее плечом.
– Кто сказал, что я этого хочу?
– Ты. Когда заявила, что больше не можешь мне верить.
– Это нечестно, – с болью возразила Эля. – В ту ночь, когда мы были вместе в первый раз, договорились что можем доверять друг другу во всем. Если что-то случилось и ты сомневался в том, что хочешь продолжать поиск, до такой степени, что решился избавиться от видений, то должен был сказать об этом. Я имела право знать. Я хочу понять тебя. Столько лет прошло… Одно видение могло все изменить. Саша, мы же могли встретиться еще годы назад.
– И ты бы об этом пожалела, – грубо бросил он в ответ.
Эля отшатнулась, и Саша тут же проскользнул мимо.
– Пожалуйста, – тихо сказала она ему в спину, – не уходи.
Замедлив шаг, он остановился и, стукнув кулаком в стену, повесил голову.
– Я веду себя как мой отец, – пробормотал он себе под нос.
– Не нужно уходить, пока мы не договорили. Ты же сам сказал, что тебе это не нравилось.
– А ты говорила, что иногда незнание – это б-благо.
Когда она ничего не ответила, Саша тяжело вздохнул и, оттолкнувшись от стены, направился к дивану в гостиной.
– Я лягу здесь. И ты иди спать – уже поздно, а завтра на работу. Это был сложный разговор, и нам обоим нужно отдохнуть.
Эля смотрела, как он укладывает подушки у изголовья и расправляет плед, и чувствовала, как внутри растет жгучая боль. Все это было неправильно, ужасно неправильно.
– Завтра я уеду раньше, – сказал он, не оборачиваясь, и Эля поняла, что ее прогоняют. – Когда вернусь, не знаю.
Так нельзя.
Поговори со мной.
Я люблю тебя.
Глотая слезы, Эля оставила эти слова при себе, потому что слишком боялась не услышать ответ, и медленно вернулась в спальню. Сжав в руке подаренный Сашей кулон, а под мышкой – ворона, она повернулась спиной к его половине кровати и свернулась в клубок. Боль в груди, требуя выхода, медленно распространялась по всему телу.
Они должны были разобраться в этом сами, когда придет время. Вместо этого Колесников наверняка отчитал Сашу в той же пренебрежительной манере, в которой говорил с ней, вмешиваясь в то, что его совершенно не касалось. Каждое слово Саши, поцелуй и нежное прикосновение, все, что ей было так дорого, сейчас казалось оскверненным и изуродованным. Элю редко когда охватывала настоящая ненависть, но в тот момент она всей душой ненавидела директора «Иниго». Это было куда легче, чем думать о том, что она услышит завтра в разговоре с Сашей.
Для нее любовь заключалась в доверии и отсутствии страха даже на самом интимном уровне. Эля верила, что после всего, что Саша узнал о ней и что рассказал о себе, ему не составит труда поделиться с ней чем угодно. Запоздало она поняла, что он так и не сказал, что именно заставило его принять решение отказаться от видений, – и не стал отрицать, что позволил другому человеку решать, сколько времени мог бы провести с родственной душой. Видения, которых у него не было, могли бы не изменить ничего. Или изменили бы абсолютно все.
Утром Эля проснулась, как от толчка, и осознала, что прижимает к груди подушку Саши, вдыхая запах его шампуня. Его вещи так и остались лежать на спинке стула, а из глубины квартиры доносился какой-то шум. Воспоминания о вчерашнем вечере нахлынули на нее подобно волне, заставив сердце больно удариться о ребра.
– Саша!
Она вскочила с кровати и бросилась к двери, чертыхнувшись, когда широкий рукав халата зацепился за ручку и дернул ее назад. Она не могла уйти на работу, не увидевшись с ним. Освободившись, Эля направилась в гостиную и увидела, как Саша, полностью одетый, ставил на столешницу большой бумажный пакет. При виде Эли он замер, но затем поспешно отвернулся. Его щеки покрывала щетина, под глазами были синяки, и Эля подозревала, что и сама, проворочавшись полночи в непривычно пустой и холодной постели, выглядела не лучше.
– Что это?
– Заказал доставку еще вчера. Твой завтрак на утро после успешного мероприятия. Хотел порадовать. Искренне, – добавил он.
– Спасибо.
Хотя бы после ссоры они разговаривали. Эля сделала вид, что это уточнение ее не задело, и робко спросила:
– Позавтракаем вместе?
– Мне надо ехать, – помедлив, напомнил Саша. – Утреннее с-совещание. Еще одно вечером.
– В шесть утра? – уточнила она, поглядев на часы на плите. – Передай начальнику, что он козел.
– Пожалуйста, не надо так. Я не готов спорить. Я уезжаю сейчас, потому что должен кое-что закончить.
– И потому что он сказал, что ты слишком много времени тратишь на меня? Да, об этом мы тоже вчера говорили, – добавила Эля, отвечая на его невысказанный вопрос. – Как и о том, что личную жизнь нужно держать под контролем.
Саша ничего не ответил и направился в прихожую. Она по привычке пошла за ним и, скрестив руки на груди, наблюдала, как он надевает куртку и кроссовки. Впервые между ними повисло тяжелое молчание, полное невысказанных слов, но ни один не решился сделать первый шаг. Разговор, в котором они оба нуждались, не мог пройти второпях.
Саша надел рюкзак на одно плечо и замер в нерешительности. Эля всегда целовала его на прощание и говорила, что любит его, а он отвечал тем же. И сейчас она не хотела, чтобы они расставались на целый день на такой ноте. Слова уже были на кончике языка, но, не то от недосыпа, не от вчерашних потрясений ее глаза вдруг защипало, и Эля поспешно поднесла руку к лицу. Она не увидела, с какой болью посмотрел на нее Саша, прежде чем отвернуться, и, не говоря ни сл