Наконец, третье и последнее обещание, которое она заставила дать его в их первую ночь вместе: помнить, что его любят и что он может довериться своей родственной душе во всем. С этим обещанием у него тоже возникли проблемы. Он не смог сказать ни слова, когда это было так нужно, и откладывал важный разговор до последнего, пока не стало слишком поздно и все не сказали за него. В извращенной манере.
В своем первом сообщении об Эле Колесников был краток: общайся, но не привязывайся и иногда давай деньги, словно речь шла о случайной знакомой. В последнем – пугающе разговорчив: Саша узнал, что сильно удивил начальника своей скрытностью, и, хотя она и помогла ему избежать проблем, было сложно ожидать такое от того, кто носит кулон с жемчужиной и розовым камнем. Прочтя длинное сообщение, он был уверен, что Эля поверила всем доводам Колесникова и ждала момента, чтобы все обсудить. Но вместо этого его ангел, его прекрасная девочка пыталась защитить его и даже нашла оправдание. Он не мог и дальше обманывать ее после того взгляда и ласковых слов. Гюго считал, что любовь – это небо, но для Саши и небом, и всеми звездами была Эля.
Он не злился на нее, но и не был готов снова возвращаться в прошлое – только не в тот момент, когда они оба были уставшими, взволнованными, а она только что узнала, что он лгал ей, от его начальника. Он снова был непростительно груб с ней и пожалел об этом в тот же момент, как она попросила его не уходить. Часть его была задета – разве за все это время он не показал, что любит ее и достоин доверия, несмотря на совершенную в прошлом ошибку? Другая же требовала умолять ее о прощении, а не делать так, как обычно поступали родители: ссорились, уходили, а потом общались как ни в чем не бывало, пока накопившихся обид не станет слишком много. Некоторые вещи нельзя было откладывать надолго, и объяснения с любимыми людьми – одни из них.
Саша выбрал третий вариант – позволил им с Элей провести ночь порознь, чтобы прийти в себя, принес ей завтрак, а затем ушел на работу. Оставить ее одну было самым сложным, что ему приходилось делать, и, хотя все внутри протестовало, он боялся, что все станет только хуже. В чем еще она может усомниться? В его намерении никогда не взламывать телефоны своих близких? Или решит, что он скрывает от нее целую семью? В его подавленном состоянии даже самое нелепое казалось реальным. Прошло всего несколько часов с момента их расставания, но они тянулись невыносимо медленно.
Мысли о работе были такими же нерадостными. Накануне он ушел из офиса раньше, чтобы успеть в ГУМ, а теперь нужно было проверить новый аудиосценарий взаимодействия с Альдой после внесения корректировок. Не в первый раз за последнее время Саша ощутил прилив раздражения. У него и без того хватало забот, но Колесников требовал от него все больше и больше. Желание довести начатые задачи до конца перестало быть искренним, превратившись в необходимость, и ничто, даже успешные результаты тестирования механики по озвучке Альдой видео, не могло доставить ему такую же радость, как прежде. Он лишь думал о том, сколько еще придется сделать в будущем.
– Ненавижу, – внезапно вслух сказал Саша, откинувшись на спинку кресла. – Скорее бы все это закончилось.
Спустя несколько секунд он резко выпрямился и зажал нос рукой, сопроводив это грубым ругательством. Кровь у него в последнее время шла все чаще. К счастью, до сих пор никто из коллег этого не видел.
Вытерев лицо и бросив салфетку в мусорку, он вышел из кабинета и отправился на кухню за кофе. Нужно было заглушить тошнотворный металлический привкус.
– Ты не заболел, Саша? – весело спросил его Перов, стоявший у стола с печеньем рядом с девушками из отдела дизайна.
– Нет.
Он знал, что выглядел подавленным, но, не обращая внимания на любопытные лица коллег, смотрел только на наполнявшуюся чашку. У кофе сегодня был легкий сладковатый запах. Ваниль. Почти как духи Эли. Должно быть, кто-то переставил местами коробки, и он не глядя взял себе другую капсулу.
Непрошеные воспоминания о вчерашнем вечере в ГУМе затопили его разум. Он никогда не любил вечеринки, но ради Эли решил сделать исключение. Среди безликой пестрой массы, собравшейся на первом этаже, она была единственной четкой фигурой. Длинные стройные ноги, воздушное платье, отливающее золотом в свете ламп, пронзительный взгляд каре-голубых глаз, от которого кровь в его жилах закипела. В последнее время он был так занят, что уделял ей непростительно мало внимания. И, не будь вокруг людей, цитируя книгу, которую они недавно закончили слушать, предъявил бы на нее свои права самым дерзким образом.
Вселенная его точно ненавидит. Черт возьми, за что все это?
«Ты знаешь, за что», – сразу ответил мрачный голос разума.
– Как ты попал на вечеринку «Мариона»? Я заметила тебя на фото, – сказала одна из девушек. – В таком костюме ты прямо Джеймс Бонд из «Казино «Рояль».
– С Колесниковым пошел, наверное, – ответил ей Перов. – Искали нам новых амбассадоров?
В последнее время у Саши установились относительно неплохие отношения с его менеджером проекта – в условиях спешки им пришлось тесно работать вместе, и времени на личные обиды не оставалось. Нельзя было не признать, что он был умен и проницателен, но, видимо, зря Саша до сих пор проявлял терпеливость и игнорировал его намеки на тему своей якобы забывчивости. Так он мог быстрее освободиться и уйти домой к Эле.
«Мы же обсуждали это на прошлой неделе. Где твоя хваленая память?»
«Повторить, о чем вы с Денисом договаривались вчера?»
«В том году японцы уже пробовали запускать подобное и провалились. Ты же сам об этом рассказывал, забыл?»
«Я не мог сказать, что нам это не нужно. Я просил передать те данные на прошлой неделе!»
Не обсуждали. Не договаривались и не рассказывал. И никто ни о чем не просил. Саша был уверен в этом так же, как в том, что его мать была генеральным директором «Мариона».
– Ты хотел купить подарок для твоей родственной души? Она уже готовится к нашему корпоративу, или ты случайно назвал ее Альдой?
– Я бы тоже от такого не…
– Для человека, которого это вообще не касается, ты много думаешь о моей родственной душе, – процедил Саша, сытый по горло и насмешливым тоном, и фамильярностью. Они ненавидели друг друга и до сих пор скрывали это перед другими, но Саша больше не видел смысла притворяться. Близость Эли сделала его мягче, а сейчас он был зол и расстроен. И устал делать вид, что не знает, что менеджер проектов метит на его место. Его опыта для этого бы хватило.
– Извини, что перебил, – добавил Саша, обратившись к умолкнувшей коллеге.
– Какой ты стал чувствительный. Уже и пошутить нельзя, – проворчал Перов.
– Шутки у тебя – полное дерьмо. В компании лучше помалкивать.
– Левицкий, а ты не о…
Забрав чашку, Саша отвернулся прежде, чем он мог закончить предложение.
– Ты вообще нормальный?
Иди дальше. Просто иди дальше. Повторяя себе эти слова, он добрался до кабинета, и его телефон завибрировал от входящего звонка.
Его мать ни разу не звонила ему во время рабочего дня. Даже когда, будучи школьником, он болел и лежал дома с температурой.
– Что случилось? – выпалил Саша, едва поднял трубку.
– И тебе привет, – неуверенно ответила Софья. – Знаю, что ты очень занят, но не могу не спросить. Почему Эля плакала все утро? Сейчас она успокоилась, но у ее стола полная корзина использованных салфеток. И она даже не ходила на обед. У нее что-то случилось?
Легким неожиданно перестало хватать воздуха, и Саша присел на край стола, сжав в кулаке жемчужину. Боль в груди не давала ему забыть о том, что случилось накануне, но дополнительное напоминание о страданиях Эли заставило ее вспыхнуть, словно в ту же рану снова вонзили нож. Их души переплелись так тесно, что испытывали одинаково мучительные страдания. От этого состояния Саша и пытался уберечь себя все это время, но, предложи ему Вселенная сейчас выбор, ни за что не согласился бы вернуть все как было до встречи с Элей. Любовь к ней перевернула для него все на свете. И, откажись он от нее, отныне жить получится лишь наполовину.
– Мне она сказала, что это личное, но я подумала, тебе-то точно известно больше. Что-то случилось с ее семьей? Кажется, у нее есть какая-то родственница.
– Это я во всем виноват, – глухо сказал Саша, прежде чем успел остановить себя. В тот момент ему было все равно, что о нем подумает Софья и остальные члены семьи, которым она все расскажет, – презирать его сильнее, чем он сам себя, у нее не получится. Она плакала из-за его ошибок. Опять. – Я обманул ее и не успел рассказать правду прежде, чем она все узнала.
Проходившие мимо его кабинета люди замедляли шаг, глядя на него с тревогой, но он этого не замечал, разглядывая носки своих новых белых кроссовок. Эля так волновалась, вручая ему коробку, и была так счастлива, услышав, что ее подарок был идеален. Как будто могло быть иначе.
Софья тяжело вздохнула.
– Мне очень жаль. Я могу что-то сделать? Хочешь, отпущу ее на остаток дня, чтобы вы могли все решить?
– Ты… Что? – Он ожидал обвинений в свой адрес, в адрес своего начальника, а вместо этого мать предлагала ему помощь?
– Саша, я не садист. Я вижу, как ей больно, и знаю – слышу по голосу, – что ты сейчас страдаешь не меньше. Для родственных душ быть в ссоре противоестественно.
Саше невольно задался вопросом, думала ли она о Нине, пока говорила с ним, но не стал ничего спрашивать. Он никогда не говорил с матерью о ее родственной душе.
– Что это было? – Дверь в его кабинет распахнулась без стука, и зашел возмущенный менеджер проектов. – Ты хоть понимаешь, что вообще делаешь?
Боль обратилась в ярость в мгновение ока.
– Выйди отсюда! – закричал Саша, так что его наверняка услышало пол-этажа.
– А если не выйду? Врежешь мне, золотой мальчик?
Это звучало заманчиво, но он не мог отвлечься от звонка.