– Так ты берешь его? – рука в перчатке сунула мне волчок.
Терпение дамы в шляпе стремительно истощалось. Я отважился вытащить руки из карманов и осторожно дотронулся до полосатого бока. Волчок как волчок. Металлический и холодный на ощупь. Интересно, а если я возьму его, шляпа отвяжется?
– И что мне делать с… ну, с целой вселенной?
Круглые глаза воззрились на меня, как на идиота той же формы.
– Править, конечно.
М-дя. Лиан – властелин вселенной. Звучит. Круче, чем властелин каких-то там колец. Я снова глянул через плечо. Там исчезли уже не только алкоголики, но и супермаркет с неоновой вывеской. За пластиковой стенкой летели в черную бездну сухие листья. Бесконечный серый поток. И в нем – мигающий островок света, остановка, мальчишка с подбитым глазом и женщина в плащ-палатке и шляпе. Такой вот парадиз-отель. Красотка с пляжа Анталии подмигнула мне зеленым, как сигнал светофора, глазом. Этот отдых вы никогда не забудете.
– А что я вам буду должен? – обернулся я к незнакомке. Прожив пятнадцать лет в стране дикого капитализма, я четко усвоил, что все хорошее дорого стоит. И быстро кончается.
Женщина махнула перчаткой.
– Не думай об этом. Я рада, что отдаю мир в хорошие руки.
– Значит, задаром? – уточнил я. Ощущение подвоха охватило меня с новой силой. За бесплатно только пенделя получают, и то «спасибо» говорить надо.
Дама замялась.
– Ну… не совсем. Сейчас мне ничего не надо. Отправляйся в мир. Наслаждайся, – алые губы выпятились сердечком, будто посылая мне воздушный поцелуй. – О плате мы поговорим позже. Я возьму с тебя мелочь. Безделицу.
«Дорогуша, так только на иглу сажают», – подумал я, а сам сказал:
– А что же вы сами туда не унесетесь на этом самом ветре? Раз мир у вас такой расчудесный?
Дама поправила шляпу над ухом, будто прислушиваясь. Глаза искали что-то в сумраке за пластиковой будкой.
– Я не могу. За мной уже пустили бладхаундов. Вот, слышишь?
Я навострил уши и не поверил им. Из сухого шуршания до нас донесся далекий лай. Бладхаунд… Это, кажется, такая гончая? Пес был не один, скорее звуки напоминали целую свору, взявшую след. Нет, это бред какой-то! Наверняка, бездомные шавки брешут. У соседнего гастронома кормится целая стая.
– Кто пустил?
Женщина нервно встала, зашуршав полами плаща. Прижала руки к груди, всматриваясь во тьму.
– Я не могу больше ждать. Решай, берешь его или нет?
Волчок поблескивал между черными пальцами, пуская по стенкам будки цветные блики. Почему-то мне не хотелось упускать его из виду.
– А я смогу вернуться?
– А ты хочешь? – круглые глаза метнулись ко мне, мгновение изучали и снова уставились во тьму.
Я подумал о матери и Сашке.
– Наверное. Да.
– Тогда ты найдешь путь. Просто поверти волчок в обратную сторону.
Женщина сделала шаг к краю тротуара. Ветер подхватил полы плаща, потянул в листопадную круговерть. Она сопротивлялась. Вытянула руку ко мне, предлагая игрушку. Я понял, что это в последний раз. Собачьи голоса взвыли по ту сторону ветра, уже громче, ближе.
– Ладно. Я беру его.
Торопливо поднялся со скамейки, шагнул к протянутой руке. В круглых глазах снова взмахнули крылья.
– Береги мир, Легкий. Им многие хотят завладеть. Не показывай никому… – Женщина тревожно прислушалась, склонив шляпу на плечо, и вдруг ступила с тротуара на проезжую часть.
Ветер мгновенно подхватил ее. На том месте, где она только что стояла, кружились несколько скукоженных листочков, потерянно тыкаясь в воздух. Где-то близко, скрытая листопадом, пронеслась, подвывая, свора, гнавшая дичь. Я посмотрел вниз, на свою руку. В не очень чистой ладони лежал, поблескивая полосатым боком, волчок.
Фонарь мигнул. Сиреневый свет зажегся вновь. Загорелая красотка из Анталии посылала меня на три буквы. Ветер гнал воздух на восток со скоростью пятнадцать метров в секунду. Листопад иссяк, у круглосуточного магазина снова тусовались алкоголики. Один из них раздобыл бутылку. Скособоченный автобус показался из-за поворота, натужно подкатил к остановке и разинул двери. В задней открывалась только одна створка. Этот номер шел к электричке. Я мог бы зайцем прокатиться до платформы и сесть на поезд в Толмачево. Я мог бы закинуть волчок в кусты на станции или отдать попрошайкам у касс.
Двери с шипением закрылись. Автобус судорожно дернулся и укатил, подгоняемый западным ветром. Я подождал, пока подслеповатые задние фонари растворятся во мраке. Поставил волчок на лавку рядом с собой. Я был почти уверен, что ничего не случится. Но просто не мог не попробовать. Закусил губу и вдавил металлический стержень в полосатое нутро. Еще и еще, пока игрушка не набрала скорость так, что зеленые, синие, красные и желтые полосы слились в одну пеструю спираль. Я отпустил рукоять, глядя, как спираль накручивает витки вокруг неподвижной оси – быстро, так быстро. Волчок довольно гудел, словно шмель, обнаруживший поляну сочных ромашек.
Ну вот, так я и знал. Обычная игрушка. Обычная шизофреничка. И я, заурядный неудачник с именем, рифмующимся с болваном. Всем своим существом я пожелал оказаться как можно дальше от этой позорной скамейки, автобусной остановки, алкоголиков, отчима с его сигаретами и ремнем и даже Анталии, посылающей всех в сторону, противоположную раю.
Что-то изменилось. Я стал легким. Я почувствовал ветер. Прозрачные стены остановки внезапно перестали быть для него преградой, и он заполнил все. Ветер летел сквозь меня, он был вне и внутри меня – или это я стал ветром? А может быть, я сделался флейтой, на которой играл мелодию воздух? Я не видел, что происходило вокруг – не мог отвести взгляда от уходящей в бесконечность спирали. Но я знал, что уже не сижу в пластиковом аквариуме. Я летел, я был легким и прозрачным, как воздух, как тьма. И издалека, которое становилось все ближе и ближе, пел незнакомый хрустальный голос:
– Истекание сроков… Он близится, скорбный предел,
В океанском просторе туманом поставленный парус.
Зюйд-зюйд-вест. Под зеленой звездой Усны дом опустел.
Норд-норд-ост. И под желтой звездой никого не осталось.
Только в улье хрустальном гудит золотая пчела,
Ей последней вкушать медоносную дикую сладость.
Ее мать утомилась – детей она долго звала,
Не дождавшись, уснула, на бубен умолкший склоняясь.
Ей приснилось: она на зеленом паркете одна,
Вяжет тонкую сеть золотых вихревых полукружий.
Под босыми ногами быстрее кружится земля.
Воздух времени ясен, и Демон стоит безоружен.
2
Говорят, в прыжках с парашютом главное – научиться правильно приземляться. Оказалось, что в полетах между мирами умение приземляться тоже было ключевым, только вот ему меня никто не учил. Поэтому приложился я изрядно.
Ветер, что нес меня через пространства и плавно кружил, словно сорвавшийся с родной ветки листок, внезапно потерял ко мне интерес. Я выпал из потока где-то в метре над землей и брякнулся плашмя на негостеприимно-жесткую поверхность. Инерция подхватила тело, перевернула пару раз, как перекати-поле, пока я не тюкнулся затылком во что-то твердое. Вокруг стремительно стемнело.
Очнулся оттого, что даже через закрытые веки слепило солнце. Сразу все вспомнил и прислушался к ощущениям. Ничего себе ощущения, только голова побаливает, что вполне объяснимо. Еще жарко как-то. Я рискнул разлепить глаза. Сначала не много увидел – такой яркий был вокруг свет. Потом оказалось, что валяюсь навзничь, уставившись прямо в безоблачное небо, на котором по-летнему сияет солнышко. Небо как небо, голубое, пожалуй, с бирюзовым оттенком, но такое и у нас бывает. Светило в небе одно, вроде как поменьше, чем обычно, и жарит яростнее, но это мне, возможно, только кажется.
На пробу повернул голову направо. Потом налево. Потом снова направо. Увиденное с одной стороны от меня ничем не отличалось от наблюдаемого с другой стороны. Я приподнялся на локтях. Впечатление было такое, что я сидел на посадочной полосе гигантских размеров аэродрома. Закатанная в асфальт плоская поверхность простиралась на многие километры вокруг. Над ней дрожало знойное марево, отражая все тот же серый асфальт и скрадывая границы бетонного поля – если у него вообще есть границы. Вдалеке высилось что-то похожее на горы. Я сразу понял, что сдохну от жары и безводья прежде, чем дотопаю хотя бы до их тени. Ну, или от солнечного ожога окочурюсь.
Да, в довершение всего я обнаружил, что сижу на взлетно-посадочной полосе неизвестного мира совершенно голый! И даже фигового листка тут нет, чтобы прикрыться. Только валяющийся рядом нелепый полосатый волчок. Меня пронзила ужасная мысль: а что, если это действительно инопланетный космопорт? Сейчас тут приземлится какой-нибудь их «Челленджер», оттуда высыплют закаленные галактические разведчики, а тут я – бледнокожий, голый, с детской игрушкой, пускающей солнечные зайчики… Судорожно прикрывшись ладошками, я заозирался по сторонам. Вокруг по-прежнему был только наплывающий волнами жар. Прищурив заслезившиеся глаза, я уставился в небо. Ни тучки, ни крыльев, ни сверкающих огней… Бирюзовое пространство над головой оставалось глубоко и девственно пусто.
Я чуть расслабился, кое-как поднялся на ноги и подобрал волчок. Определенно, мое последнее желание сбылось! Куда бы меня ни занесло, я был сейчас невообразимо далек и от автобусной остановки с алкоголиками, и от отчима, и даже от пляжей Анталии. «Новые пути», – сказала дама в шляпе. Да уж, новых путей тут было хоть отбавляй. Налево, направо, прямо… Зюйд-зюйд-ост или, как его там, норд-норд-вест… Гуляй – не хочу. Дама еще бормотала что-то о новом теле и новом лице. Я критически оглядел себя. Даже за спину заглянул, вывернув шею. Мускулов у меня не прибавилось, хвост не отрос, и пальцев на руках было по-прежнему пять. Единственное, что было новым, – коллекция ссадин от неудачной посадки. Интересно, а чего я ожидал? Что Бэтменом стану или Человеком-пауком? Хотя крылья мне бы как раз очень не помешали…