– В город укатила, – пожал плечами Черноиван. С них посыпалась на диван перхоть. – Да ты забей. Хочешь? – он протянул мне замусоленный окурок.
Я покачал головой:
– Навряд ли в город. У нас бабла не было.
– А оно надо? – пухлые губы презрительно скривились. – Говорю, забей. Я тебя с Надюхой познакомлю, она всем дает. Кстати трава – вещь. Бери, пока есть, – рука с бычком ткнулась в мою сторону.
– Не, мне Ма… Машку надо найти, – я решил чуть переделать Машурино имя правдоподобия ради. – Так что я пойду. Но если увидишь тут такую, – я изобразил руками подобие вороньего гнезда в районе головы, – чернявенькую, стриженную, скажи ей… – я чуть призадумался, – нет, отведи ее на Вовкину дачу. О’кей?
– А чё, если она не захочет? – гыкнул Черный, снова сунув в рот сигарету. – Ну, чтоб вы с Вованом ее на пару ксерили?
Я закатил глаза к дырам в крыше и выдал голосом завучихи Любови Генриховны:
– Черноиван, вы живой пример того, что делают наркотики с мозгом подрастающего поколения!
Мой собеседник закашлялся, поперхнувшись дымом. Я гордо поднялся и прошествовал к дверному проему, с которого давно сорвали дверь.
– Если я скажу, где Машура, ты отдашь волчок?
Я споткнулся о брошенную в спину фразу. Не зря говорят, пассивное курение вредно для здоровья. Может, я уже до глюков надышался?
– Что ты сказал? – медленно развернулся я к Черноивану.
Тот закинул левую ногу на правую, спихнув на пол пустую банку из-под «Молотов коктейля»:
– Я сказал, хочешь снова увидеть Машуру, гони волчок, – отчетливо выговорило это чмо.
В ногах у меня разлилась странная слабость. Едва чуя под собой землю, я дотащился до своего ящика и плюхнулся на него. Надо было что-то сказать, но у меня просто не было слов.
– Вот, глотни, – парень свесился с дивана и, чуть покопавшись в мусоре, выудил оттуда еще не початую банку какого-то пойла. – Я понимаю, это трудное решение. Запей, легче станет.
Машинально взял угощение, откупорил. Горло обжег тошнотворный вкус джин-тоника. Я вскочил на ноги и запустил банкой в «аз воздам». Алкоголь брызнул во все стороны, как мое отчаяние. Подмоченный Черноиван скатился с дивана:
– Спокойно, Псих! Давай решим все без насилия.
Его слова словно сняли меня с предохранителя:
– Заткнись, Ноал! – я выхватил из кармана волчок, в моей руке переплавившийся в уже испытанный хищный ствол. – Говори, что сделал с Машурой, если хочешь жить!
– Так мне молчать или говорить? – прикинувшийся толмачевцем демиург насмешливо изогнул бровь. – К тому же чего ты добьешься, убив мою аватару? Каникул в колонии для несовершеннолетних, где тебя отпиндосят зэки и изнасилуют воспитатели? Мне твоя пукалка не принесет никакого вреда, чего нельзя сказать о сем юном невинном теле, – Ноал ущипнул себя за бледную щеку. – А бедная Машура? Она никогда больше не увидит храмитов в цвету, запертая в этом жестоком мире…
– Который подходит тебе, как сшитый по мерке гандон, – оборвал я Ноала. – Вообще, не понимаю, чего ты так рвешься в мир Оси. Там что? Средневековье, натуральное хозяйство, примитивные цивилизации, короче, никакого размаха. А у нас мафия, «Рамштайн», Интернет, экономический кризис и население, ищущее смысл бытия. Короче, есть где развернуться демиургу с зудом в творческой части, – толкая эту речугу, я потихоньку оглядывал темные углы. Может, мне повезет, и гад прячет Машуру на водокачке?
– Что, предлагаешь мне стать новым Спасителем? – скривился Ноал, кивнув на стену с библейским изречением. – Спасибо, конечно, но эта честь не по мне.
– А чего так? – я чуть отступил назад и метнул быстрый взгляд в черный проход, ведущий в соседнее помещение.
– Да распнут, чуть что не так, а это больно. К тому же ваша Земля – замкнутая самодостаточная система, успешно занятая собственным уничтожением. Из-за нее и париться не стоит. А вот миры Оси… – Ноал мечтательно зажмурился. – На одном Западе бесчисленное множество граней, лежащих под всеми возможными углами к плоскости Моррэй. Неограниченное количество самых причудливых миров, только и ждущих своего властелина. С такими воинами, как бессмертные вампиры и могучие маги, они быстро станут моими. А там – Верхний мир и выход в новую вселенную, на пути к которому одни ожиревшие от безделья герои и эта ощипанная курица Рокх…
Откровения «нового фюрера» возмутили меня настолько, что я отложил выглядывание Машуры:
– Интересно, а с чего ты взял, что народы Среднего мира и Запада встанут под твои знамена?
Ноал вскочил на щербатый подоконник и весело заболтал ногами:
– С того, что эти народы воздают своим Спасителям несколько иные почести, чем твои соотечественники. Так что я в последний раз прошу тебя вежливо: положи пушку на пол и плавно подтолкни сюда.
Надо же, и когда это демиург успел боевиков насмотреться?!
– А если я откажусь?
– Тогда, – Ноал вздохнул и взглянул мне прямо в глаза, – конец моим прекрасным планам. Но и Машуре тоже. Ты хочешь взять ответственность за ее смерть? – Зрачки демиурга, расширенные наркотиком и полумраком, словно засасывали в себя, как омут под ивами. – Это ведь не кошку утопить, Лиан. Ты сможешь жить с этим дальше?
Я вздрогнул. Откуда он мог знать?! Хотя… Какая теперь разница? Я не сомневался, что ублюдок выполнит свою угрозу.
– По-твоему, – хрипло выдавил я, – мне будет проще жить, зная, что именно я выпустил в мир Зло? Что, спасая одну жизнь, погубил тысячи, возможно, миллионы?
– Смерть одного человека – трагедия. Смерть миллионов – статистика, – поучительно произнес Ноал, смакуя слова. – К тому же не забывай, что в мире Оси души вечны. Пара сотен лет в Нижнем мире, и все павшие возродятся, чтобы насладиться благами нового, мною установленного порядка. А вот бедняжка Машура… – демиург нахмурился. – Ее душа не сможет найти дорогу домой.
– Если я отдам тебе Торбук, то и ее тело навсегда будет заперто здесь, – прошептал я, чувствуя, как пистолет в потной ладони принимает обтекаемую форму волчка.
– Ну почему же, – улыбнулся Ноал. – Думаю, на этот счет мы могли бы договориться. Если девчонка согласится, я заберу ее с собой.
– Ага, чтобы транзитом отправить к Дрокке?
– Боюсь, по ту сторону Ветра у меня будут дела поважнее. Итак? – демиург выразительно дернул подбородком в сторону волчка.
Я в последний раз провел пальцами по жизнерадостным полоскам. В горле у меня так пересохло, что пришлось несколько раз сглотнуть, чтобы выдавить хоть сколько-нибудь членораздельные звуки:
– Хорошо. Торбук в обмен на Машуру. И если она захочет, ты возвращаешь ее домой.
– Разумное решение, – Ноал лучезарно улыбнулся и соскочил с подоконника.
Я наклонился, положил волчок на заплеванный пол и легонько подтолкнул. Игрушка покатилась по неровной дуге. Пальцы демиурга сгребли Торбук прежде, чем он остановился. Ноал выпрямился с длинным кинжалом в руке. Казалось, он держал искусно отточенный кусок черного льда. Глаза, когда-то принадлежавшие Черноивану, были из того же материала. Тогда я узнал, каково это, когда у тебя мерзнет сердце.
– Где Машура? – спросил я, напряженно следя за действиями Ноала.
– Машура? – взгляд демиурга с трудом оторвался от магического оружия. – На станции.
Я рванул с базы так, что чуть не снес косяк плечом.
18
Я несся через Толмачево с риском потерять сапоги, уже набившие на пятках кровавые мозоли. Внезапно вывернувшая из-за многоэтажки заляпанная «Лада» чуть не избавила меня от этой проблемы, а заодно и вообще от всех проблем. Но я только наддал ходу, не обращая внимания на орущего вслед усатого шофера. Перед глазами прыгала яркая, как в комиксах, картинка: Машура с кляпом во рту, привязанная к рельсам, и летящая прямо на нее слепая морда электрички. Короче, когда за парковкой показался желтушный павильон станции, я был уверен, что поставил новый мировой рекорд по бегу на тысячу метров.
На путях не было никого и ничего, кроме рваных пакетов и бумажек, которые игриво гонял бесприютный ветер. Зато на перроне, несмотря на позднее уже утро, кучковался народ – видно, ждали питерскую электричку. Может, я опоздал, и Машуру, как говорится, хрясь?.. Так или иначе, если буду толкаться здесь, то ничего не узнаю. Попер через парковку, лавируя между машинами, взлетел на лестницу – и завяз в потоке аборигенов, которым в Толмачево почему-то не сиделось. Я принялся работать локтями. Какая-то замотанная в пуховой платок бабулька взвизгнула, плотнее прижимая к телу раздутую кошелку:
– Вот и чего ходют тут, ходют! Время-то рабочее, вот им на работе и надо быть, лбам эдаким! Пахать на таких можно, а они…
Последнее «ходют» досталось уже не мне. Поток вытек на перрон, и на время я решил в нем остаться – под часами, в которых время разбилось на половине шестого, дежурили два мента. Неизвестно, выполнила ли мать свою угрозу насчет розыска, но выяснять это именно сейчас я не собирался. Толпа постепенно поредела – может, потому, что народ от меня шарахался. В общем, оно и понятно – видок у меня был, будто только что с палки в огороде сняли, разве что опилки из башки не сыпались. Поэтому к уткнувшемуся в газету пузатому дяденьке я обратился очень вежливо:
– Простите, пожалуйста, а тут недавно никакого несчастного случая не произошло?
– А? – Роговые очки вынырнули из-за листа «Аргументов», глаза по ту сторону мутных стекол недоуменно заморгали.
– Я говорю, тут никого поездом не задавило?
Очки смерили мою встрепанную фигуру с головы до ног, черно-белые листы раздраженно дрогнули:
– Бог подаст, – пузатый подхватил портфельчик, засунул газету под мышку и торопливо засеменил в направлении часов с ментами.
Я огляделся в поисках новой жертвы, но тут на глаза мне попалась колоритная личность, поедавшая пирожок на изрезанной афоризмами скамейке. Из-под черного дождевика выглядывали полы цветастого халата, ноги в алых шароварах болтали замызганными тапочками с обвисшими кроличьими ушами. Ворот плаща был замотан чем-то напоминавшим красные то ли чулки, то ли колготки в сеточку. Выше набитый рот трудился над очередной порцией пирожка, пока живые карие глаза с любопытством обегали перрон.