рал и лорд Малколм переглянулись и кивнули чему-то известному лишь им двоим. — С учётом того, что канцлера и Хранящего покой в столице как раз нет — самое время попытаться раздуть смуту и повлиять на выбор наследника.
— Во дворце полно гвардейцев… — начала было леди Хаттан.
Мужчины на это дружно фыркнули. А Доннаха добавил:
— Картонные солдатики. Если бы не люди Раттрея, которые отрезают все попытки ещё на подходах к дворцу… Но если верить предчувствию Лейтис — кто-то сумеет их переиграть. Сделаем так. Раз Дайв вспомнил про один обычай из Книги Рода, то мы вспомним другой. Что на зов-собрание главы клана свободные мужчины клана имеют право пройти с оружием и без досмотра посторонними. Я передам, пусть все озаботятся не только парадными камзолами, и не оставляют ничего в комнате рядом с залом аудиенций.
— Император может возразить. Он… — задумался Харелт.
— Ничего, — резко оборвал молодого человека генерал. — Мы ему напомним, что воля собрания старейшин клана тоже имеет вес. И что лорд Малколм последним собранием назначен до коронации нового императора Хранителем традиции, — Доннаха посмотрел на открывшего рот от удивления Харелта. — Не знал? Теперь знаешь.
Генерал встал.
— Жду вас вечером у парадного входа во дворец.
Судя по всему, дворцовой охране тоже что-то было известно. Так как число патрулей в дворцовом саду удвоили, да и на всех постах стояли не как обычно по два солдата — а по четыре гвардейца.
Из-за повышенных мер безопасности и случилось досадное недоразумение. Доннаха и оба Хаттана подъехали первыми, ждать на улице не захотели… На входе их остановили гвардейцы, и командовавший десятник потребовал оставить мечи и вообще подвергнуться проверке. В ответ лорд Малком удивлённо посмотрел на стражника так, будто перед ним стоял обряженный в доспехи заморский зверь слон. А Доннаха поинтересовался, не надоело ли доблестному гвардейцу служить в столице? Ведь даже просто имевшие титул лорда и их наследники имели право входить во дворец при оружии. Что уж говорить про родственников императора! Но стремление выполнить приказ дословно в молоденьком служаке перевесило. Десятник попытался поднять тревогу, приказал своим солдатам арестовать нарушителей… На счастье в этот момент подбежал начальник стражи всего южного крыла. Сразу поняв, кто перед ним, легат немедленно извинился, приказал пропускать всех идущих в Малый зал беспрепятственно. А десятнику громко высказал благодарность за точное исполнение приказа — отчего парень вжал голову в плечи: было понятно, что «благодарность» легата запомнится излишне бдительному солдату надолго.
Инцидент был исчерпан… но осадок остался. Поэтому Доннаха приказал Харелту оставаться возле входа — проследить за поведением гвардейцев. И в Малый тронный зал младший Хаттан попал последним. Зал был небольшой, всего двадцать метров в длину. Поэтому пять десятков приглашённых гостей, патриарх Брадан вместе с двумя монахами-телохранителями и несколько непонятно зачем оказавшихся здесь придворных создавали ощущение огромной, непривычной для императорского приёма толпы. Но Харелта больше поразило другое. Стены от пола до потолка были завешаны гобеленами с изображениями сцен из жизни пророков и святых. А ведь для этого пришлось отдельные гобелены аккуратно сшивать, чтобы на восьмиметровых полотнищах ткани не было заметно грубых стыков. Да и на золочёных люстрах висели украшенные блёстками широкие ленты с изречениями из Книги Единого. Даже для Дайва Первого такая дорогая забава была излишеством. Особенно если вспомнить, что религиозностью император никогда не отличался.
Для подобных украшений могла быть и ещё одна причина. Изображения святых и картинки с житиями пророков обязательно вешали, если рождался ребёнок… Но эту идею Харелт отбросил сразу. Случайно он знал то, что было известно только главному дворцовому лекарю и старейшинам семей императорского клана: детей у Дайва Первого быть не могло. Вот только никакого разумного объяснения в голову не приходило — причём, судя по взглядам, которыми перебрасывались отец и Доннаха, и им тоже. Но придумать ещё какое-нибудь объяснение Харелт не успел. Появился герольд-глашатай и объявил: сейчас войдёт император.
Странности на этом продолжились. Из дверей в противоположном торце залы вынесли не одно, а два кресла. Вот только жены, которая могла бы занять второе место, у Дайва не было. Император вошёл почти вслед за слугами, и Харелт удивился, как Дайв постарел за те три или четыре месяца, которые он его не видел. Из пожилого мужчины император стал настоящим стариком, который и ходит то с трудом — даже сейчас Дайв шёл, опираясь на плечо своей последней фаворитки, леди Кенины. Картина выходила трогательная до слащавой приторности: седой морщинистый старец в строгом камзоле и двадцатитрехлетняя золотоволосая красавица в пышном кружевном платье. Годится Дайву чуть ли не во внучки, но смотрит на него очень уж влюблённым и нежным взором.
Два десятка шагов до кресла явно дались императору с трудом. А вот дальше зал зароптал: женщина помогла Дайву, а затем села рядом с ним. На место императрицы! Гул нарастал — и вдруг мгновенно стих. Герольд затрубил, и рядом с императором внесли и поставили укрытую балдахином детскую кроватку! На которой сверху ярким огнём горел амулет, подтверждающий, что лежащий в кроватке ребёнок принадлежал к потомкам правящей династии Кинросса. Тем временем император встал и заговорил, что долго ждал, пока Единый подарит ему наследника. И, наконец, свершилось. Но ему не хочется, чтобы кто-то обвинил — ребёнок рождён в блуде. Поэтому он просит патриарха проявить снисходительность и обвенчать его с леди Кениной законным браком.
Говорил Дайв недолго, и сел на своё место обессиленный. Почти сразу после него начал речь глава Гильдии магов архимаг Уалан, вставший рядом с кроваткой. Архимаг погладил пышную белоснежную бороду, затем провёл рукой по символу главенства в Гильдии — белой мантии с золотой оторочкой, и начал говорить. Долго, витиевато… Всё сводилось к одному: родственники и придворные немедленно должны признать наследника, после чего Уалан совершит над мальчиком все защитные обряды. Леди же Кенину нужно немедленно официально признать матерью наследника.
Харелт видел, как отец, Доннаха и многие другие переглядываются. Судя по крайнему удивлению дворцового лекаря, главный целитель вообще не знал про беременность леди Кенины, и история выходила мутная. Но даже если предположить, что случилось чудо — а амулет над кроваткой это подтверждал, ситуация всё равно получалась куда сложнее, чем кажется золотоволосой женщине, в открытую примеряющейся занять место императрицы. А может и регентши при наследнике. Совет старейшин клана уже вынес своё решение. Совокупное политическое влияние глав семей не меньше, чем у императора. Регентом провозгласят Доннаху, для этого достаточно мнения Хранителя традиции. Поэтому требование Уалана немедленно провести над мальчиком защитные обряды, которые ко всему прочему могут помешать установить отцовство, никто не поддержит. Если же тщательное расследование подтвердит, что ребёнок действительно сын Дайва — то править до его совершеннолетия будут регент и Хранитель. То есть Доннаха Макрэ и Малколм Хаттан. Леди же Кенина не получит вообще никакой власти, одни почести. Вот только вряд ли женщина с подобным согласится.
Пока Харелт думал, архимаг закончил свою речь и повторил требование принести присягу немедленно. Над залом повисло нехорошее молчание. Внезапно Харелт обратил внимания на одну странность. Кроватку, естественно, укрывал созданный Уаланом защитный полог. Вот только было в защите непонятное сгущение силовых линий рядом с амулетом династии. А ни одного сильного и способного заметить сгущение мага в зале почему-то не оказалось. Про способности же Харелта никому не известно… Дальше тело действовало, как в бою. Атаковать раньше, чем до конца оформится мысль! В Уалана полетел жгут, сплетённый сразу из двух стихий — Земли и Огня.
Архимаг не зря носил свой титул. Даже неожиданное нападение, даже мощная атака лишь слегка подпалила бороду да прожгла дыру в мантии. Следующий клок магмы бессильно рассеялся по щиту… Тут-то и сработал расчёт Харелта. Уалан слишком давно участвовал в настоящем сражении, где его пытались именно убить. И теперь от испуга в первую очередь усилил свою оборону, потом приготовился контратаковать. Архимаг забыл, что нападать магией во дворце почти невозможно, об этом позаботились ещё строители — и даже кровь родича императора не позволит Харелту обходить этот запрет долго. А ещё Уалан забыл про полог над кроваткой — Харелт же следующий удар нанёс именно в странное сгущение.
Полог рассыпался с громким шелестом, сразу же на плечи навалилась тяжесть и пустота: защита дворца погасила боевую магию. Но дело было сделано. Иллюзия рассыпалась, и стало видно, что рядом с амулетом укреплён фиал с кровью, который и чувствовало магическое устройство. Почти сразу над залом раздался голос дана Стафы:
— Дайв. Я был твоим другом на протяжении многих десятилетий. Поэтому не могу молчать. До этого момента я сомневался, но теперь я должен тебе сказать. Этот ребёнок — не твой. Я видел, как из комнаты Кенины выводили молодого мужчину, похожего на тебя. Тогда я подумал, что мне показалось. Но теперь уверен: тебя обманывают.
Харелт всегда относился к дану Стафе свысока, считал человеком недалёким, не очень умным, обязанным своим местом при дворе исключительно дружбой с императором. А сейчас хотелось уважительно поклониться этому высокому худощавому старику за его мужество. Характер у Дайва Первого в последние годы испортился, в гневе император нередко не щадил не только виноватых, но и принёсших дурную весть. Стафа рисковал отнюдь не местом в свите правителя, а головой — но не испугался. Внезапно раздался тонкий крик-визг леди Кенины, которой вторил архимаг Уалан:
— Измена! Спасайте наследника!
И сразу же с обеих сторон хлынули смуглолицые горбоносые воины с мечами и в панцирях поверх белых дхоти