Мир в пепле: выжить или умереть!
Глава 1
Глава 1: Трещина
Тишина перед бурей всегда лжет. В тот день она была особенно сладкой и густой, как застывший мед. Солнце, августовское и наглое, лизало крыши Новосибирского Академгородка. Сергей Морозов, старший лаборант в Институте ядерной физики, протирал очки, глядя в окно на привычный пейзаж: сосны, велосипедисты, студенты с планшетами. Мир. Упорядоченный, предсказуемый, скучный в своем благополучии. Он и представить не мог, что через три часа этот мир лопнет по швам, как перезревший плод.
Первым звоночком стал не вой сирен, не вспышка на горизонте. Стала тишина *внутри*. Сергей как раз настраивал спектрометр, когда привычный гул городской жизни, просачивавшийся даже в подземную лабораторию, вдруг исчез. Не стих, а *исчез*. Как будто кто-то выдернул штекер из розетки реальности. Он поднял голову, встретившись с таким же недоуменным взглядом коллеги, Ани, через проход. Ее губы шевельнулись, но звука не последовало. Нет, не так. Звук был — нарастающий, низкочастотный гул, идущий не снаружи, а изнутри черепа, из самой земли, из воздуха. Он вибрировал в костях.
Потом погас свет. Не мигнул, а погас навсегда. Аварийное освещение залило коридор кроваво-красным. В этой внезапной тишине и багровом полумраке раздался первый крик. Нечеловеческий. Не от боли, не от страха. От... *распада*. Он шел из комнаты отдыха.
Сергей бросился туда, Аня за ним. То, что они увидели, выжгло в памяти клеймо. Вадим, лаборант, сидел за столом. Его чашка кофе была опрокинута. Но это было не главное. Главное было в нем. Его тело... *колебалось*. Контуры стали нечеткими, будто изображение на плохом телевизоре. Кожа на лице и руках пузырилась и опадала, как старая краска, обнажая не мышцы и кости, а нечто... влажное, темное, мерцающее тусклым перламутром. Глаза Вадима были широко открыты, полные немого ужаса и абсолютного непонимания. Из его открытого рта вырывался тот самый нечеловеческий стон, больше похожий на шипение лопнувшей паровой трубы.
— Вадим! — крикнул Сергей, делая шаг вперед.
В этот момент тело Вадима *схлопнулось*. Не взорвалось, не рассыпалось. Схлопнулось, как пустая консервная банка под гидравлическим прессом. С хрустом ломающихся костей и чавкающим звуком разрывающихся внутренностей. На стуле осталось нечто высотой не больше метра — бесформенная, пульсирующая масса того самого влажного, темного вещества, мерцающего перламутром. Оно дышало. Медленно, тяжело. И от него шел холод. Физический холод, заставляющий дыхание стелиться паром в нагревшемся за день помещении.
Аня вскрикнула и отпрянула. Сергей замер, оцепенев. Его научный ум, воспитанный на формулах и детерминизме, отчаянно пытался найти объяснение. Вирус? Токсин? Но ничего не могло объяснить эту... *трансмутацию*. Это было не умирание. Это было *переписывание*.
Затем завыла сирена. Настоящая, внешняя. Пронзительная, ледяная. Она разорвала гипнотический ужас. По коридору, из комнаты в комнату, понеслись крики, уже человеческие, полные паники и боли. Где-то хлопнула дверь, послышался треск стекла.
— Надо выбираться! — прохрипел Сергей, хватая Аню за руку. — Наверх!
Они побежали по красному коридору. Картина ада разворачивалась по мере их движения. В одной из лабораторий трое таких же... *масс*... уже двигались. Неловко, как куклы на тугой резинке, но двигались. Одна из них, бывшая, возможно, аспиранткой Леной, медленно, с чудовищным хрустом, вытянула руку — вернее, то, что руку напоминало — в сторону другого лаборанта, прижавшегося к стене. Прикосновение. Мгновенное. Человек вскрикнул, не от боли, а от леденящего ужаса, и его тело начало... *течь*. Очертания расплывались, кожа свисала клочьями, обнажая все то же мерцающее черное вещество. Трансформация заняла секунд десять. Быстрее, чем у Вадима.
*Они не просто убивают. Они заражают. Превращают. Мысль молотом ударила в сознание Сергея. *И это не зомби. Зомби — это мертвецы. Это... что-то живое. Другое.
Они вырвались на поверхность через аварийный выход. Картина, открывшаяся им, была сюрреалистична и ужасна. Город горел. Но не так, как при пожаре. Пламя лизало здания странными, зеленоватыми языками, будто горело само пространство. Небо было неестественно темным, затянутым пеленой, сквозь которую с трудом пробивался багровый отсвет пожаров. Воздух звенел от криков, сирен, взрывов и... того самого шипящего гула.
Люди метались. Некоторые уже были охвачены трансформацией, их тела корчились, пузырились и схлопывались в знакомые пульсирующие формы. Другие, еще люди, пытались драться, бить палками, камнями. Бесполезно. Огнестрельное оружие? Сергей увидел, как сотрудник охраны института выстрелил из пистолета в одну из масс. Пуля вошла в студенистую плоть, оставив дыру, которая мгновенно затянулась, как вода. Масса лишь слегка качнулась, а потом резким, неожиданно быстрым движением "руки" сбила стрелка с ног. Прикосновение. Крик. Трансформация.
— Беги! — закричал Сергей, толкая Аню в сторону менее задымленной улицы. — К центру! К жилым кварталам! Там... может, армия...
Он не верил в это. Но бежать было некуда. Они нырнули в переулок, натыкаясь на брошенные машины, перевернутые мусорные баки. За спиной слышалось шипение, чмокающие шаги и новые крики, обрывающиеся леденящим душу бульканьем.
Вдруг впереди, из-за угла, вывалилась фигура. Человек. Мужчина лет сорока, в разорванной куртке, с диким взглядом. В руках он сжимал нечто похожее на... сварочный горелку, соединенную толстым кабелем с массивным аккумулятором на спине. Самоделка. Грубая, опасная.
— Назад! — проревел он, увидев Сергея и Аню. Голос был хриплым, но твердым. — Не туда! Там их стая!
Он махнул импровизированным орудием в сторону главной улицы. Сергей рискнул выглянуть. То, что он увидел, заставило кровь стынуть. По проспекту медленно, волнообразно двигалась *группа* этих существ. Десятки. Может, сотни. Они не просто шли. Они как бы *перетекали*, сливаясь и разделяясь, оставляя за собой влажный, перламутровый след на асфальте. От них исходил тот же холод, создавая вокруг морозный туман в летнем пылающем аду.
— Кто вы? — выдохнул Сергей, отступая к незнакомцу.
— Кремень, — коротко бросил мужчина, не отрывая глаз от улицы. Его импровизированный "горел" зашипел, на конце заискрила тускло-голубая дуга. — Выжившие. Инженеры, слесари, кто смог сообразить. Это — "Жар", — он кивнул на оружие. — Пока единственное, что хоть как-то их останавливает. Тепло. Много тепла. Выжигает эту... мерзость.
Он прицелился в ближайшую массу, отделившуюся от группы и поползшую к их укрытию. Нажал на спуск. Из сопла вырвался не огонь, а сфокусированный поток белого каления — плазма. Он ударил в студенистую форму. Раздалось шипение, как от раскаленного металла в воде. Перламутровая плоть вскипела, почернела, обуглилась. Масса завизжала — пронзительно, мучительно — и отползла, оставляя на асфальте дымящуюся черную лужу. Она не умерла, но была ранена. Остановлена.
— Видите? — крикнул Кремень над нарастающим гулом приближающейся стаи. Его глаза горели не страхом, а яростной решимостью. — Они не бессмертны! Не всесильны! Мы можем драться!
Сергей посмотрел на грубое, смертельно опасное оружие в руках этого человека. На обугленный след на асфальте. На пульсирующую, мерзкую массу, отползающую в тень. На горящий, гибнущий город за его спиной.
Хаос поглотил мир. Люди умирали непонятно от чего, превращаясь в нечто ужасное, непохожее ни на зомби, ни на что известное. Но в этом аду уже рождалось первое семя сопротивления. Семя, выкованное в отчаянии и ярости из обломков старого мира. Семя из огня и стали.
Годы войны только начинались. Но первая искра "Жара" уже вспыхнула в новосибирской ночи.
Уважаемые читатели буду очень рад за ваш отзыв 🥰
Глава 2
Глава 2: Кузнец Хаоса
Калужская область, деревня Заречье. Тот же день, несколькими часами позже.
Солнце клонилось к закату, окрашивая небо в мирные пастельные тона, когда Максим Бардин вылез из-под грузовичка «Газель». Грязный, в засаленной робе, он вытер руки ветошью, оставляя на лице новые масляные полосы. Звук — глухой, давящий гул, как будто сама земля застонала под невыносимой тяжестью, — заставил его вздрогнуть и выпрямиться. Птицы смолкли разом. Словно кто-то выключил звук у природы.
— Что за черт? — пробормотал Макс, оглядываясь. Его небольшая авторемонтная мастерская, втиснутая в старый колхозный гараж на окраине деревни, казалась островком привычного мира. Но этот мир вдруг стал хрупким, как стекло.
Потом погас свет. Не только в мастерской. Весь поселок погрузился в темноту. Не в привычную деревенскую темень, а в абсолютную, пугающую мглу. Даже звезды не зажглись. Небо стало... плотным, как черный бархат, поглощающий все лучи. Только на западе, за лесом, где лежал город Обнинск, заалело зарево. Но это было не закатное солнце. Оно было слишком низким, слишком кровавым.
Сердце Макса учащенно забилось. Армейский опыт (три года срочной в танковых войсках) подсказывал: это не авария. Это что-то... большее. Гораздо большее. Он инстинктивно потянулся к тяжелому разводному ключу, лежавшему на верстаке. Хлипкая защита, но лучше, чем ничего.
Из соседнего дома, где жила баба Люда с внучкой Светкой, донесся пронзительный, истерический крик. Не бабы Люды — ее голос был хриплым от возраста и папирос. Это кричала Светка. Крик был полон чистого, первобытного ужаса.
Макс сорвался с места. Он не был героем по призванию, он был просто парнем, который чинил машины и помогал соседям. Но бросить ребенка в беде? Это не укладывалось в его кодекс. Он выскочил из гаража, в руке ключ, на поясе — всегдашний складной нож и мощный тактический фонарь. Фонарь он щелкнул — луч пробил неестественную темноту, выхватывая из мрака покосившийся забор, кусты смородины и открытую настежь калитку дома бабы Люды.
Крик Светки оборвался, сменившись на сдавленное, булькающее хрипение. И еще один звук. Знакомый и жуткий одновременно. Шипение автогена, режущего металл. Но горел автоген не в его мастерской. Он был здесь. В доме.