22-24 июня в Москве состоялось совещание руководителей социалистических стран — одним из центральных был вопрос о новых формах сотрудничества между компартиями, призванных заменить изживший себя Коминформ. В последний день работы в отсутствие югославских представителей обсуждались итоги визита Тито в СССР. Советские лидеры опасались, что братские партии воспримут советско-югославскую декларацию как свидетельство начавшегося принципиального пересмотра характера отношений между компартиями. Или, иными словами, как документ, отражающий новую доктрину восточноевропейской политики СССР. Это, однако, явно не отвечало тогдашним намерениям Хрущева и его окружения. По замечанию проницательного и хорошо информированного посла Югославии в СССР В. Мичуновича, руководители КПСС, чтобы пресечь извлечение нежелательных выводов из опубликованного документа, «ясно дали понять лидерам стран лагеря, что то, что они подписали с Тито, не имеет значения для политики СССР по отношению к государствам и коммунистическим партиям стран лагеря». Подобное предупреждение было адресовано не столько партийным элитам этих стран, привыкшим беспрекословно подчиняться воле Москвы, сколько восприимчивым к югославскому опыту коммунистам-реформаторам Восточной Европы.
Напуганный размахом критических выступлений дома и в ближнем зарубежье и раздосадованный публикацией в американской прессе 4 июня своего съездовского закрытого доклада о культе личности, Н.С. Хрущев 24 июня на совещании призывал лидеров социалистических стран к более жесткой реакции на оппозиционные настроения, оживившиеся на волне ХХ съезда. А через считанные дни, 28 июня, в польской Познани демонстрация рабочих, выступивших за улучшение условий труда, вылилась в серьезные беспорядки. Зная об удручающем материальном положении рабочих, члены партийного руководства еще до этих событий ездили по промышленным центрам, чтобы погасить страсти. Но ярче всего вспыхнуло там, где не ждали — в Познани, где не было высокой концентрации промышленного пролетариата. Здесь вышли на манифестацию протеста металлурги, к которым присоединилась молодежь и рабочие других предприятий. Экономические требования быстро сменились политическими («Долой русских!»), а протестующие начали громить административные здания. В город были введены войска, через два дня бунт был подавлен. Более 70 человек в результате погибли, не менее 300 получили ранения. Расправа над участниками акции протеста и ее пропагандистское прикрытие, выдержанные в лучших традициях сталинизма, серьезно дискредитировали правящую элиту в глазах общества. Взоры поляков все чаще обращались в сторону Гомулки как единственного, кто, как казалось, мог демонтировать сталинскую систему в стране. В первичных парторганизациях начали раздаваться призывы снять с Гомулки обвинения в антигосударственной деятельности и вернуть его в состав руководства. В сентябре этот призыв поддержали и некоторые реформаторы из числа высокопоставленных функционеров.
Таким образом, познаньские волнения, ставшие первым серьезным испытанием на прочность заявленной с трибуны XX съезда КПСС готовности к преодолению сталинского политического наследия, наглядно продемонстрировали всему мировому сообществу, что на подобные эксцессы в советском лагере будут и впредь реагировать только силой. В Венгрии в те же дни происходят события, которые перепуганные партийные функционеры тут же окрестили «идеологической Познанью». Дискуссия по проблемам свободы печати на собрании Кружка Петефи 27 июня превзошла все предшествующие как по количеству участников, так и по накалу страстей, радикальности критики властей. Следствием обострившейся внутриполитической борьбы стала отставка, с согласия Москвы, в середине июля 1956 г. М. Ракоши, который в силу своей крайней непопулярности представлял собой серьезную обузу для соратников. Но долгосрочного эффекта это не возымело, политическое затишье оказалось недолгим, с начала сентября намечается новый подъем оппозиционных выступлений, причем оппозиция перерастает свои прежние внутрипартийные рамки, трансформируется в более широкое и разнородное общественное движение. Существенную роль в нем играли творческая интеллигенция, а также студенческая молодежь. Под давлением снизу был восстановлен в партии И. Надь, дано согласие на перезахоронение останков Л. Райка и репрессированных вместе с ним коммунистов. Этому акту его организаторы придавали символическое значение — как не только восстановлению справедливости, но и свидетельству полного разрыва со сталинским наследием. Многотысячное шествие 6 октября под лозунгами обновления социализма стало важным психологическим рубежом — народ впервые вышел на улицы, почувствовав в себе достаточно сил для открытого противостояния диктатуре. Кризис режима с каждым днем приобретал все более угрожающий характер для тех, кто стоял у руля страны.
Познаньские события усилили озабоченность советских лидеров происходящим в некоторых странах-сателлитах, равно как и раздражение по поводу претензий югославов на свой особый путь к социализму. Ведь оппоненты действующих режимов в Восточной Европе не только активно пропагандировали югославский опыт, зачастую ими идеализировавшийся, но и призывали к более независимой внешней политике по образцу титовской Югославии. В Москве с настороженностью реагировали на растущее югославское влияние, видя реальную опасность формирования альтернативного идеологического центра в мировом коммунистическом движении. Этому способствовала и сохранявшаяся независимая внешняя политика Югославии — встречаясь с лидерами стран Третьего мира, И. Броз Тито неизменно подчеркивал ее внеблоковый характер. Попытки мягко образумить югославского лидера, заставив его воздержаться от проявления ответных симпатий к оппозиционерам в странах Восточной Европы, были предприняты Н.С. Хрущевым в ходе их неформальных встреч на Адриатике и в Крыму в первой половине осени 1956 г. Под давлением Москвы, желавшей полного примирения венгерской и югославской элит, сильно поссорившихся вследствие дела Райка, Тито принял в Белграде преемника Ракоши Э. Гере, однако возвращение венгерской делегации в Будапешт 23 октября совпало с началом в Венгрии мощнейшего народного восстания, потрясшего сами основы коммунистического режима.
Впрочем, вплоть до того момента, как на улицах Будапешта вечером 23 октября пролилась первая кровь, главное внимание Москвы было приковано к событиям в Польше. Подстегиваемые популярным молодежным еженедельником «Попросту», студенты на массовых митингах потребовали создания новой, независимой от ПОРП, молодежной организации, возвращения В. Гомулки на пост лидера партии, а стране — полноценного государственного суверенитета (т.е. избавления от назойливого опекунства со стороны СССР). Повсеместно начали возникать «революционные комитеты» молодежи, обращавшиеся к наследию раннего большевизма, в котором искали альтернативу сталинизму. Вновь активизировалось рабочее движение, особенно в столице, где молодой глава парторганизации автомобильного завода в Жерани Л. Гозьдзик, действуя в сцепке с реформаторами, в многочисленных речах перед трудовыми коллективами призывал перенести на польскую почву югославскую концепцию заводского самоуправления. Чрезвычайно популярный в массах, Гозьздик вошел в историю как «трибун варшавского люда».
19-21 октября прошел переломный VIII пленум ЦК ПОРП, в ходе которого В. Гомулка был избран первым секретарем, а в состав Политбюро кооптировали нескольких его соратников, до того пребывавших вне общественной жизни. Встревоженные развитием событий, советские руководители (Н.С. Хрущев, А.И. Микоян, Л.М. Каганович, В.М. Молотов) 20 октября прибыли в Варшаву. Главной целью визита было не допустить исключения из правящей верхушки консерваторов, коих московские гости громко именовали «выразителями польско-советской дружбы». Одновременно были приведены в движение советские танковые части, расквартированные в Лигнице. Сложилась крайне драматическая ситуация, осложненная еще и тем, что министр обороны ПНР советский маршал К.К. Рокоссовский во всем поддерживал консерваторов. Командующие родами войск и флотом вышли из-под контроля министра обороны, сформировав свой штаб. Возникла опасность советско-польской войны. Благодаря взаимным уступкам ситуацию удалось разрядить. Н.С. Хрущев дал добро на избрание В. Гомулки, а последний в свою очередь гарантировал, что Польша останется членом ОВД. Не последнюю роль, как полагают, сыграла в этот момент позиция китайского руководства, которое открыто выразило симпатии Гомулке и грозило КПСС охлаждением отношений в случае советской интервенции.
В. Гомулка вернулся на пост лидера партии, выдвинув концепцию «польского пути к социализму». Суть этой концепции сводилась к признанию права гражданина исповедовать иное мировоззрение, нежели марксистское (при условии добросовестной работы на благо страны и строя), повышению роли Сейма, разделению функций партийных и государственных органов, установлению рабочего самоуправления на предприятиях, неприятию принудительной коллективизации деревни. В области внешней политики утверждалось равноправие всех стран социалистического лагеря и признание правомочности разных путей к социализму.
В знак солидарности с развернувшимся в Польше массовым движением за реформы и суверенитет 23 октября в Будапеште состоялась организованная студентами массовая демонстрация. Число ее участников с каждым часом возрастало. Не удержавшись в рамках мирной митинговой акции, к вечеру она переросла в вооруженное восстание. При штурме здания радио, откуда восставшие собирались зачитать всему миру свои программные требования, пролилась кровь. Переломить ситуацию в городе не сумел и сохранявший пока еще кредит доверия И. Надь, обратившийся к народу на площади перед парламентом. О том, что «оппозиционеры и реакция» активно подготавливают «перенесение борьбы на улицу», посол СССР в ВНР Ю.В. Андропов еще утром информировал Кремль. Президиум ЦК КПСС заседал на протяжении многих часов, получая новую информацию о происходящем в Венгрии. Поздно вечером после некоторых дискуссий принимается решение о вводе в Будапешт танковых частей дислоцированного в Венгрии Особого корпуса Советской Армии, главным образом в целях устрашения восставшей толпы. Происходит перемещение на территорию Венгрии и новых воинских соединений из СССР. Все это, однако, только подлило масла в огонь. Приход советских танков оскорбил национальные чувства тысяч венгров, вызвал всплеск патриотических настроений. Начиная с раннего утра 24 октября развитие событий определял уже не стихийный выброс накопившейся энергии протеста против собственного коммунистического режима, а иной, внешний фактор — закономерное возмущение многих венгров силовым вмешательством извне. Ширящееся восстание приняло отчетливо выраженную национальную окраску, охватив при этом всю страну. Повсеместно формируются повстанческие отряды, возникают новые очаги сопротивления. Как в центре, так и на местах в считанные дни происходит распад действующих партийно-государственных структур, власть переходит к формирующимся революционным комитетам, а на производстве — к рабочим советам, требовавшим немедленного вывода советских войск, роспуска сил госбезопасности, широкой политической демократизации. Вышел на поверхность и деклассированный, люмпенский элемент, но главную движущую силу составил не он, а молодежь рабоче-крестьянского происхождения, получившая прекрасную военную подготовку в обстановке антиюгославской истерии начала 1950-х годов. Большинство современников оценивали происходящее в категориях революции, проводя исторические параллели с Венгерской революцией 1848-1849 гг. и выявляя их преемственность. Это нашло выражение и в программных выступлениях разнородных поли