Еще Муза подумала, что это, должно быть, хорошая гостиница, раз в прошлом в ней селили иностранных граждан. Тогда это должна была быть лучшая гостиница в городе. Отрицательными сторонами таких гостиниц были валютные проститутки, круглосуточная продажа алкоголя, торговля валютой из-под полы и пристальное наблюдение за гостиницей определенными структурами. В номерах, где селились иностранные граждане, всегда устанавливалась прослушка.
Движение перед гостиницей было очень интенсивным, и Муза еле перешла площадь со своим чемоданом. В холодном сером холле гостиницы ее встретил унылый взгляд охранника и безразличный взгляд молодой женщины за стойкой администратора, которая была пластмассовой, белой и абсолютно некрасивой, со следами чернил на поверхности и скоплениями пыли в уголках светлого пластика.
– Да? – подняла на нее глаза девушка, продолжая выверять что-то в документах.
– Для меня заказан номер, бронь номер восемнадцать, – сказала Муза.
– Муза Юрьевна? – уныло спросила администраторша, проверив документы по брони.
– Да, это я, – ответила Муза.
– Люкс трехкомнатный? – спросила женщина.
– Я не знаю, сколько комнат, но люкс, – согласилась Муза.
– Сутки – три тысячи. Сколько суток будете оплачивать?
– Для начала за неделю, – достала кошелек Муза.
– Сразу за неделю? Мы деньги назад не возвращаем! – сразу же предупредила девушка.
– Зачем мне возвращать? – не поняла ее Муза. – Я, наоборот, все заплатить хочу…
– Смотрите! – поджала губы администраторша и выписала квитанцию. – Посещения в гостинице до одиннадцати вечера. – Проживать в номере может сколько угодно человек.
– Что значит – сколько угодно? – не поняла Муза.
– Двое, трое, четверо, десять человек – только все должны отметиться здесь, на стойке администратора. Вы оплачиваете номер за сутки и можете делать в нем что угодно, – сказала девушка, смотря на нее пронзительно, словно говоря: «Ну что тут непонятного?»
– Я поняла, но я в этом городе никого не знаю, проживать буду одна, – ответила Муза, словно отчитываясь перед администраторшей и боясь сглазить свое будущее.
Ей выдали ключ и сказали, что можно подняться на лифте на третий этаж. О том, чтобы в этом отеле помогли донести чемодан до номера, к чему Муза привыкла за границей, даже и речи не было. Муза докатила до номера свой груз сама. Она воочию смогла оценить допотопный лифт щербинского производства, который резко останавливался, трясся на ходу, долго думал, открывать двери или нет, и явно был опасен. В таком лифте возникала только одна мысль – доедет он или нет?
Полы и стены в гостинице были обшарпанные, давно просящие ремонта. На стенах к тому же висели страшные объявления типа «Массаж на дому классический – тысяча рублей, эротический – по договоренности». Или «Маникюр и педикюр с целью экономии времени сразу за тысячу рублей». «Туристическая фирма “Эдельвейс” – основное направление “Турция всё включено”», словно это было полное название страны.
«Кто бы сомневался», – усмехнулась Муза, она сама ни за что не обратилась бы ни по одному из объявлений, висящих в таком гадюшнике. Муза протащилась по длинному и очень узкому коридору, который, казалось, не имел ни начала, ни конца, по обе стороны которого тянулись двери. Они все были одинаковые, тонкие, из ДСП, с черными номерами и круглыми ручками с замочными скважинами. Это притом, что во всем мире давно пользовались электронными карточками. Пол в коридоре был неровным, шел устрашающими волнами, поэтому Муза всё время спотыкалась.
Муза открыла свой номер ключом и вошла в помещение. Затхлый запах неприятно ударил в нос. В номере было убрано, но сразу было понятно, что в нем давно не жили, да и уборки прямо перед заселением не было, поэтому все покрылось уже небольшим слоем пыли. В прихожей стоял покосившийся шкаф для одежды и висело большое зеркало без рамы и с длинной трещиной, что было неприемлемо для суеверных людей. Смотреть в него было не очень приятно, изображение разламывалось на половинки, но, видимо, администрация посчитала, что одна трещина – это еще немного, вполне можно себя рассмотреть. Однако это сулило всем посмотревшим в него неприятности и несчастья, если верить в приметы.
Муза прошла в комнату, большую, «богато» обставленную гостиную. Длинный стол с поцарапанной поверхностью, шесть стульев с высокими спинками, тумбочка с весьма неплоским телевизором и шкаф для посуды были раритетными. Последний был заполнен чашками, фужерами, рюмками, тарелками и другими столовыми принадлежностями. Ни один предмет не повторялся, словно они были собраны «со всего мира по нитке». Наверное, командированные постояльцы гостиницы забывали в своих номерах то чашку, то вилку, и все это складывалось в этот старый шкаф, как в бюро находок.
Из большой гостиной две двери вели в комнаты, маленькие, темные и неуютные. Одна со старым диваном, письменным столом, выглядевшим как списанная школьная парта, и дребезжащим холодильником. Муза сразу же закрыла в нее дверь и решила особо сюда и не ходить. Вторая, ясно, должна была стать ее спальней. В ней стояла большая двуспальная кровать под неожиданно веселым, ярко-розовым, поросячьего цвета, покрывалом. Здесь находился шкаф с зеркальными панелями, одна из которых тоже была треснута, и имелся торшер с тряпичным абажуром, к которому была пришита грязная бахрома. Ванная в этом номере была длинная, узкая и проходная, с двумя входами-выходами в спальню и в прихожую. Сантехника тоже была старой, обычная ванна с черной резиновой пробкой, болтающейся на цепочке. Тут же притулились унитаз и раковина, сужая проход еще больше.
Муза еще раз прошлась по номеру, думая, что ей тут не нравится. Кроме скрипучего пола, старой мебели и общей необжитости и неуютности, здесь и глазу зацепиться было не за что. Она поняла, что до сих пор ходит в верхней одежде, и снимать ее не хотелось: дело в том, что в номере было ужасно холодно, почти как на улице.
«Господи! Как же мерзко! Почему тут такой дубак?» – подумала Муза и подошла к батарее. Тут-то всё и встало на свои места. Батарея была еле-еле теплая, а из огромного окна во всю стену сквозило. Рама была деревянной, старой, с внушительными щелями, толщиной в палец. Некоторые фрамуги не вставали на свое место наверняка уже несколько лет. А жить ей предстояло в этом номере зимой довольно длительное время! Муза разложила вещи в шкафу и с тоской посмотрела на шкафчик с посудой. Она вдруг почувствовала, что хочет есть, что чай и круассанчик в «Сапсане» только раззадорили ее аппетит.
Она спустилась на улицу, так как при входе в гостиницу видела вывеску какого-то ресторана. Тут Муза смогла оценить масштаб и красоту интерьера. Все стены были расписаны вручную картинками из сельской жизни украинцев. Сплошные украинские мазанки, колоритные фигуры мужчин и женщин, хороводы, домашний скот, плодоносящие яблони, красивейшие пейзажи. Мебель в ресторане тоже была сделана вручную с изумительными резными спинками. Потолок был в виде шатра, тоже с росписью. Из центра свисала чугунная люстра, тоже ручной ковки. Красивые плафоны над каждым столом. Тихо играла музыка, ходили молодые парни в свитках и накрывали столы скатертями с национальным орнаментом.
– Здравствуйте! У нас сейчас пересменка, а затем банкет. Извините, – сказала девушка-администратор. – Приходите вечером.
– Понятно, – вздохнула Муза, решив, что если не везет, то не везет по полной программе.
Вечером для Музы и ее желудка наступил своеобразный час пик – она умирала от голода. Муза узнала, что может пройти в ресторан прямо из отеля, так как ресторан относился именно к нему. Даже странно, что ее номер, да и отель в целом, производили впечатление давно умершего организма, а ресторан был настолько оживлен и красив. Там по утрам даже кормили постояльцев гостиницы завтраками по типу «шведского стола».
Когда Муза в трикотажном халате и тапочках вышла из номера, она наткнулась на уборщицу. Это была пожилая женщина, которая до сих пор думала, что она очень молода и привлекательна и поэтому имеет право накладывать на лицо косметику толстым слоем. Такой макияж а-ля девяностые: густые темно-синие тени, ярко-розовая помада, скатывающаяся на губах комочками, и мохнатые ресницы, которые раньше делались при помощи плевка в тушь в виде кусочка черного пластилина и размазывания ее маленькой кисточкой устрашающего вида. Бледные и дряблые щеки были щедро нарумянены каким-то неестественным цветом, как покрывало в ее спальне.
Еще Муза сразу же почувствовала запах спиртного, исходящий от этой женщины. Она и на ногах твердо держалась фактически только благодаря палке, на которой висела мокрая и грязная половая тряпка, и казалось, что тряпка в любой момент может поехать по скользкому полу и женщина сразу же растянется во весь рост. Настроение у горничной явно было приподнятым, то есть она находилась в той стадии опьянения, когда тянет на общение, улыбки и прочее. Поэтому появившаяся в длинном халате Муза сразу привлекла ее внимание.
– Опа! Какая красивая женщина въехала в люкс. Меня предупредили! Здрасьте! Я Людмила Юрьевна, можно просто Люся, я ваша горничная, то есть хозяйка я на этом этаже. Уборка номеров каждый день, смена белья – раз в три дня, – отрапортовала она.
– Добрый вечер! Очень приятно! Меня зовут Муза.
– Какое поэтичное имя, – пошатнулась уборщица, то есть горничная. – Вы куда-то собрались? Могу я положить в вашу ванную дополнительную туалетную бумагу?
– Делайте, что посчитаете нужным, – ответила Муза. – Я иду в ресторан есть.
– А вы действительно в одиночестве собрались проживать в этом большом номере со сквозняками? – спросила горничная.
– Да, я одна приехала, – подтвердила Муза, пряча улыбку.
– Нехорошо, ой, нехорошо, – покачала головой Людмила Юрьевна, а попросту Люся.
– Что «нехорошо»? – не поняла Муза.
– Номер наш люкс нехороший, совсем нехороший, – покачала головой Люся. – Тут все время обитают какие-то странные личности. Мужики, заказывающие сауну и приводящие сюда девочек. Я окна заклеиваю-заклеиваю, а они вискаря нажрутся, им жарко, и опять все открывают. Сквозит, – жаловалась Люся.