– О чем квакает эта расфуфыренная каракатица? – загремел Чоча, поднимая голову.
– Как они тебя поймали? – спросил я.
Свен Гленсус носком туфли отшвырнул в сторону разбитый бокал и пояснил:
– Я давно знал, что Невод – гнездо непокорных бунтарей, помогающих моим врагам. Этой ночью мои люди захватили его. В преддверии войны с Кидаром надо было подавить очаги возможного внутреннего сопротивления. К моему удивлению, среди рыбаков оказался человек, которого я так жаждал увидеть. Очень хорошо! Так сказать, одним махом…
Чоча шагнул вперед, цепь натянулась, и наемники уперлись ногами в пол.
– Держите его, – приказал Свенсус нервно. – Да покрепче.
– Легко сказать, – пробормотал наемник, ближе всех находившийся к Чоче.
– Такого в нашем контракте не было, – добавил второй.
Убедившись, что наемники сумели остановить Чочу, Его Боссовство продолжил:
– Часть рыбаков успела спрятаться в прибрежных лесах, и это, конечно, печально, но их все равно рано или поздно изловят. Ты, Салоник, чуть было не нарушил мои планы. Этот КРЭН был последним, нужным Урбану для совершения большой деформации. Теперь он уверяет меня, что необходимую мощность уже можно накопить. После того как мы разобьем кидарского эмира и его чепуховое воинство, остатки его армии присоединятся к нам – им просто некуда будет деваться, – и вот тогда можно десантироваться в Зенит. Но суть не в том. Сейчас моя программа вам троим ясна? Сначала публичное повешение этого молодчика, чтоб другим неповадно было, сразу после этого – моя свадьба.
Чоча напрягся, закряхтел и, медленно ступая, побрел к Гленсусу. Наемники шумно вздохнули и начали съезжать, скребя ногами по полу.
– Да держите вы его! – воскликнул Гленсус, вскакивая и отступая за кресло. – И вообще, отправьте этого быка обратно в камеру.
Поскольку, невзирая на сопротивление, Чоча продолжал двигаться вперед, ближайший к нему наемник извлек из-за пояса дубинку и огрел Пат-Рая по голове. Тот сделал еще шаг к Его Боссовству, мотнул головой, остановился и упал на колени. По лбу потекла струйка крови.
– Что за кровавый и шальной поступок.
Лата охнула, попыталась вскочить. Я удержал ее и, решив, что обо мне временно забыли и настал подходящий момент, вскочил сам и ринулся на Свена Гленсуса.
Не знаю, кто и чем швырнул в меня, но тут же последовал удар по макушке, я споткнулся, брыкнул ногами и рухнул на холодные каменные плиты.
Голос Его Боссовства загремел надо мной:
– Приготовить платье для новобрачной! Подготовить мои парадные одежды! Этих двоих – в камеры! И позвать сюда Полпинты – для него есть работа!
– А все-таки Его Боссовство зря затеял сейчас эту свадьбу. Кидарцы-то вот-вот насядут, надо к осаде готовиться. – Наемник схватил меня сзади за воротник и заставил остановиться. В это время другой большим ключом принялся открывать дверь камеры – одну из многих в длинном ряду, что тянулся вдоль всего коридора.
– Эх и везунчик ты, Рыжий. Сначала – твоя казнь, сразу после этого – свадьба твоей милашки.
Расчетливость, приятель, с похорон
на брачный стол пойдет пирог поминный.
– Ты бы лучше заткнулся, – пробормотал я.
Дверь наконец открылась, и меня водворили внутрь самым простым из возможных способов – пинком под зад.
Прозвучало напутствие:
– Полпинты, как всегда, пьяный, но свое дело он знает хорошо. Ну, будь здоров…
Дверь захлопнулась, и я огляделся. Небольшую камеру с низким потолком тускло освещал солнечный свет, проникающий через узкое окно.
На этом окне не было решетки.
Расшвыривая ногами устилавшую пол солому, я метнулся к нему – и тут же уразумел, что покинуть камеру этим путем невозможно. Во-первых, окно слишком узкое, во-вторых, просунув в окно голову, я увидел замковый двор… с высоты этак метров тридцать.
Что дало мне прекрасную возможность разглядеть происходящее внизу.
Посреди замкового двора, недалеко от кустов, в которых мы с Латой прятались ночью, на большой деревянной платформе трое наемников с плотницкими инструментами, засучив рукава, в поте лиц своих приспосабливали верхнюю перекладину к П-образной конструкции. О назначении конструкции догадаться было несложно.
Убийство гнусно по себе, но это
гнуснее всех и всех бесчеловечней.
– Захлопнись! – взревел я, вытащил голову из окна и с размаху пнул ногой дверь.
Ни к чему это не привело, лишь в коридоре прозвучало короткое эхо да начала болеть нога, но я все равно стукнул еще пару раз и добился лишь того, что нога заболела сильнее. Я хмуро сел у стены, стянул сапог и стал массировать стопу. Было тихо, с потолка в углу камеры капала вода. Я натянул сапог и глянул на таймер. Цифры с него исчезли, вместо них тускло светились непонятные буквы ЕГГОГ, да сбоку медленно вращалась белая спираль.
– Ты все еще окутан прежней тучей? – осторожно осведомился Советчик.
– О нет, мне даже слишком много солнца! – рявкнул я. Меня передернуло. Ну вот, сам заговорил стихами! Только этого не хватало. Чтобы половозрелый, здоровый, практичного склада молодой человек, в своем пока еще уме, начал вдруг так гладко изъясняться…
– Эй, Советчик! – сказал я. – Почему у тебя поехала крыша? Не совсем точное выражение по отношению к тебе, но ты понял. И почему не сработал дефзонд? Это что, такая дурацкая случайность или как?
Порвалась дней связующая нить.
Как мне обрывки их соединить?
– Ну и чего бы это значило?
В моей голове вдруг разразилась какофония звуков: визг, гул, звон, грохот, вой… Мне показалось, что сквозь все это доносится голос со слегка обалдевшими интонациями: «Ах, неужели я возвращаюсь?» Защелкало реле случайных чисел и тут же умолкло. Началась знакомая дрожь, голова затряслась, в голове словно что-то с тихим хлопком лопнуло, и все внезапно прекратилось.
Советчик произнес:
– Либо это случайная невероятность, либо невероятная случайность. День добрый, организм-носитель… хозяин.
– Вряд ли этот день добрый, – возразил я. – Ты наконец смог выбраться из своей книжки? Ну, хоть подергал на прощание за бороду того, кто ее написал?
– К сожалению, у меня отсутствуют ручные манипуляторы. Кроме того, автор жил в далекой окраинной реальности и давно умер. А вообще-то мне помог хаос, возникший в вашем организме, и нелинейные флуктуации-завихрения вашего биополя, появившиеся после неудачной попытки реальностной деформации. Я теперь покинул состояние личностного проецирования, но не совсем.
– «Не совсем»? Не люблю этого выражения. Что значит это твое «не совсем»?
– При возникновении кризисной ситуации меня вновь будет отбрасывать в прежнее состояние.
– Опять будешь сбиваться на стишки? Ну и надоел же ты мне, Советчик! И раз на то пошло, хочу напомнить, что сейчас я нахожусь в камере, из которой не могу выйти, в ожидании казни. Если это не опасная ситуация, то что тогда, по-твоему, опасная ситуация?
– Сейчас мы лишь в ожидании кризиса. Это еще не кризис – кризис будет впереди.
– Ладно, ладно, – согласился я. – Все ясно. Теперь давай советуй. И побыстрее.
– Ну, – начал он. – Первое, что приходит в голо… первое, о чем я подумал, это наличие тайных ходов, ведущих из этой камеры. План, который дал вам…
Я перебил:
– Нет, не выйдет. План остался в моей старой одежде. Брякни еще что-нибудь.
– Ну… э… Оконное отверстие не подходит?
– Нет, слишком узко и высоко.
– Что ж, тогда остается использовать мою последнюю способность. Вам надо сделать следующее… Встаньте на колени…
– Ты уверен? – удивился я – Чем это может помочь?
– Ну конечно, сейчас это вам должно помочь. Становитесь, становитесь…
Я встал на колени.
– Сведите ладони вместе в вертикальном положении так, чтобы кончики больших пальцев оказались приблизительно на уровне кончика вашего носа…
Удивившись еще больше, я сделал и это.
– Держите руки на высоте подбородка…
Я так и держал.
В голове защелкало.
– Включен модуль религиозных наставлений.
Повторяй, сын мой. Отче наш иже…
– Отче… – начал я, но тут же опомнился и, вскочив, завопил: – А чтоб ты лопнул! Совсем шестеренки с осей послетали? Тьфу на тебя! – Я тяжело уселся, привалившись спиной к стене. – Я уже действительно подумал, что ты можешь вытащить меня отсюда. Религиозные наставления, трамтарарам!
Мне этого и враг мой не сказал бы,
зачем же вы насилуете слух? —
заволновался он, тут же сбиваясь на стихи.
– Это ты уже столько времени насилуешь мой слух, – ответил я, тяжело дыша.
Откуда эта неприязнь?
Мне кажется, когда-то мы дружили.
– Я терплю тебя, пока ты ведешь себя нормально. Но когда начинаются такие идиотские бредни…
Иной и впрямь решит, что в этом скрыт
– И прекрати щелкать!
Щелканье смолкло, наступила пауза, по прошествии которой Советчик виновато сказал:
– Но это все, что в данных обстоятельствах я могу сделать, хозяин. Ну хотите, я включу блок морализаторских лекций?
– Да катись ты со своими блоками!
Он замолчал, но долго молчать не смог, и вскоре произнес совсем другим голосом:
– Почему, Салоник, вы не отдали кристалл мне, когда у вас была такая возможность?
– Как это, дубина, я мог отдать кристалл тебе, если у тебя нет ни рук, ни… – начал я и осекся. Голос не принадлежал Советчику. Да и звучал он не в моей голове.
За окном парил фенгол Смолкин и грустно смотрел на меня сквозь толстые линзы очков.
– А, летяга! – Я вскочил и подбежал к окну. – Как вы нашли меня?