Я задумалась. На самом деле я о многом хотела спросить. Прежде всего, о Лиаме. Пока я летела над заливом, пока примеривалась для приземления, – у них было достаточно времени, чтобы поговорить. И следствием этого разговора было «Можешь доверять Марко»… Испугавшись, что не выдержу и вновь верну себя в это ужасное, безнадежное состояние человека, потерявшего друга, я начала издалека.
– Зачем вы вообще захватили Землю?
Очень издалека.
– Ну, явно не для того, чтобы помогать землянам, как гласит каждый постер в терраполисе. – Марко отвел взгляд, а затем снова посмотрел на меня, и глаза его были беспросветно темны. – Мы здесь потому, что нам нужен был новый дом.
Это уже отличалось от того, что я слышала до сих пор.
– Что со старым?
– Мы его случайно уничтожили. – Полные губы ирриданца сложились в горькую улыбку. – Эксперименты с технологиями по созданию материи из ничего. Что-то пошло не так, и машина, что могла бы создавать миры, вдруг принялась поглощать наш – ученых, города, континенты, – как черная дыра, безвозвратно… у моего народа оставалось очень мало времени.
– И вы нашли Землю?
Заживающая кожа под затвердевшей коркой зачесалась, и я осторожно провела кончиками отросших ногтей поверх слоев бинта, чтобы стереть это невыносимое чувство.
– Земля была первой планетой, напоминавшей Старый Иррид, – кивнул Марко. – А дольше искать пристанище мы себе позволить не могли. Первоначально мои предки, ослабленные спешным бегством и долгой дорогой, хотели тихонько занять незаселенные части планеты. Вот только Земля оказалась не такой слабой и безобидной, как ирриданцы считали. По нашим кораблям пустили ракеты – множество гражданских погибло, так и не обретя нового дома. Тогда командование пошло на крайние меры – да, мы приняли войну. Иррид воевал лишь на заре цивилизации, все конфликты внутри решались конструктивно уже долгие столетия. Но Земля оказалась экспериментальным полигоном для всего вооружения, что мы разработали за века мира. И то, что дома казалось безобидным, на Земле приводило к ужасающим последствиями… Это то, чего я стыжусь, то, за что я порой ненавижу моих предков.
– Но ты ведь сам ирриданец, Марко, – упрямо сказала я.
– Я родился на Земле, – развел руками Марко. – Думаю, технически это делает меня землянином.
Какое-то время мы молчали. Щенок принялся копать какую-то ямку. Летящие во все стороны комочки земли застревали в белоснежной шерсти.
– Твои объединенные города, – первой нарушила молчание я. – Если это не ложь…
– Почему ты считаешь, что это ложь?
– Потому что хрена с два я жила бы с вами, зная, что других моих собратьев ирриданцы держат на наркотиках в своих терраполисах. То есть… ты сам себе веришь, что воспринимаешь людей как равных? Особенно после того, что ты видел в Хенкане. Это не оставило после себя никаких впечатлений? Никаких брешей в твоих идеалистических представлениях, которые ты пытался навешивать Лиаму?..
Я остановилась, чтобы перевести дыхание, не понимая, когда начала злиться. Марко смерил меня долгим изучающим взглядом и сказал:
– Я очень хочу верить, что воспринимаю людей как равных. Потому что считаю это правильным.
Я хмыкнула.
Марко холодно улыбнулся – в его глазах отразились мутные серые взрывы. Беззвучные, но красноречивые.
– Считаешь, что вывела меня на чистую воду? – спросил он. – А я скажу вот что: если ты вырос в обществе, где превозносят равенство и толерантность, и если у тебя есть склонность к размышлениям и анализу того, как устроена жизнь, рано или поздно ты просто начинаешь задаваться разными… вопросами. И некоторые из этих вопросов, совершенно логично вытекающие из информации, которой ты владеешь, заставляют тебя сомневаться. В себе. А не придурок ли ты? Не обусловлены ли твои сомнения обыкновенным расизмом? Имеешь ли ты право быть частью этого чудесного процветающего общества, чьи идеалы только что подверг сомнениям, пусть даже только у себя в голове? – Его голос надломился, но, совладав с собой, ирриданец продолжил: – Я очень стараюсь, Сионна. Ты меня не знаешь и не обязана доверять мне, но просто вспомни, сколько у меня было возможностей от тебя избавиться и сколько раз я ими не воспользовался.
Я пожала плечами, чувствуя образовавшийся в горле ком. Это ведь самое очевидное, что он мог привести в качестве довода, да?
– Почему они так за тобой охотятся? – Я еще раз слабо поскребла пальцами поверх бинта. – Даже за пределами терраполиса, где ты уже не представляешь никакой опасности.
– Почему ты считаешь, что они охотятся за мной?
– Потому что это очевидно, – раздраженно фыркнула я. – Я для властей Хенкана никто, сбежала – ничего страшного, просто одним рабом меньше, еще наберут. Это не стоило бы погони. А вот ты… что ты такого сделал, Марко? Почему они ищут тебя?
– Я украл кое-что из их базы. – Он поморщился, явно недовольный, что приходится об этом говорить. – Информацию, которая могла бы помочь нам свергнуть режим терраполисов через какое-то время.
Вот как.
– Но ведь тебя после этого поймали. Ты пару суток просидел в изоляторе. Они что, не забрали у тебя носитель?
– Вообще-то у них для этого не было подходящей аппаратуры. – Губы Марко слегка изогнулись. – Все похищенные данные оказались здесь. – Он постучал подушечкой указательного пальца себя по виску.
– Ты их просто запомнил? – удивилась я. Данные наверняка представляли собой хаотичную громаду символов. Если, конечно, ирриданские способы хранения информации сильно отличались от человеческих.
– У некоторых ирриданцев встречается очень хорошая память, – пояснил Марко. – Это скорее исключение, чем правило, генная мутация. Мне было достаточно просмотреть данные один раз. А у них не было мнемокамеры, чтобы аккуратно, ничего лишнего не повреждая, очистить этот участок памяти.
– Почему они тебя просто не убили? – удивилась я.
– Тебе бы стало от этого легче? – ухмыльнулся ирриданец. – Терраполисы пока не готовы объявлять войну свободным городам. Я говорил, физическое насилие нам чуждо. А убийство посла – это не что иное, как предложение испытать друг на друге мощь вооружения.
– Они отпустили бы тебя, после того как эта мнемокамера стерла бы у тебя из головы все лишнее?
– Да. Но это считалось бы провалом. Это было бы неприемлемо. Эта миссия была моей личной инициативой. – И, предупреждая мой вопрос, он добавил: – Я пытаюсь доказать поступками, на какой я стороне.
Примерно такого я от него и ожидала. Только я ждала, что он будет самозабвенно рассказывать мне то, чего я хотела бы услышать.
Я была уверена, что он начнет убеждать меня, пытаться расположить, запудрить мозги. Но он вообще на этом не фокусировался.
– Доказать – кому? – Мой голос прозвучал сдавленно. Неужели я на крючке? Неужели я доверяю ему?
Марко помедлил, перед тем как ответить.
– Себе – было бы достаточно, – тихо произнес он, поднимаясь. – Я устал сомневаться.
Я смотрела на него, не зная, что мне и думать.
Совершенно неожиданно он перевел тему.
– Ты, наверное, хочешь помыться? Тебе нужна помощь?
Мои глаза невольно округлились.
– Эм… – Марко отвел взгляд. – Тебе, должно быть, больно шевелиться, учитывая раны. Я видел, как тебе пока трудно…
– Сама справлюсь, – перебила я, пока не стало совсем неловко.
Ирриданец кивнул, позвал собачку, охотно подбежавшую к нему по первому зову, и ушел, оставляя меня наедине с ручьем, грязью и форменной одеждой из домика лесничего.
Как только я закончила, над верхушками, вздымая стаи сидящих там птиц, пронеслась одна из преследовавших нас машин. Пока лес надежно укрывал нас густыми кронами, но совсем скоро мы должны были его покинуть. Остаться совершенно беззащитными.
И я подумала: в таком случае совсем неплохо, что Марко пойдет со мной.
Но, по правде говоря, это была не единственная причина, почему мне не хотелось идти к точке сбора одной.
Земля кровоточила.
По крайней мере, выглядело это именно так. Стоило лишь слегка придавить одну из зеленоватых пластин растрескавшейся почвы подошвой, и трещины заполняла, поднимаясь, густая красная жижа. Уже только от ее вида к горлу подкатывала тошнота. Воздух был горячим и солоноватым – из-за соляных рифов, начинавшихся в низине за оборванным берегом. Когда-то здесь соприкасалось с землей море, но затем оно высохло.
Я замедлила шаг, пытаясь понять, какие именно чувства вызывает во мне это место. Раньше это был бы неподдельный интерес. Встречая в рейдах всякие аномалии, по возвращении на станцию я обычно поднимала базу учебного центра, пытаясь найти информацию о том, что их спровоцировало. Тщательно вычитывала новостные сводки прошлых лет, выдержки из книг по истории, чтобы удовлетворить свое любопытство.
Было ли мне интересно теперь, как назывался этот ныне высохший и мертвый изгиб моря?
Нет.
Я испытывала чувство, что обычно посещало меня в Саду Памяти, – смесь грусти и сожаления, тоску по тому, что никогда не произойдет со мной и что никогда со мной не происходило. Моя Земля была выдумкой. Здесь ничего для нас не осталось, хотя долгое время я считала иначе. И не только я.
Рейнджеры… Стервятники на останках мертвого мира. Мародеры на чужих могилах, почему-то считающие, что заколоченные в гробах кости нам что-то должны.
Сэмми подбежала ко мне и негромко гавкнула, напоминая, что нам нельзя задерживаться.
– Иду, – отмахнулась я, не особо надеясь, что она меня поймет. И зачем-то добавила: – Хорошая девочка.
Кажется, если бы человечество делилось на кошатников и собачников, я бы оказалась на стороне последних. Эти несколько недель на Земле позволили мне узнать себя гораздо лучше, чем двадцать лет на станции.
Глупые мысли лезли в голову одна за другой, и, если бы у меня в мозгу существовал специальный механизм, оттесняющий их в угол с огромной табличкой «НЕСВОЕВРЕМЕННО», он бы уже задымился. Пищи для размышлений оказывалось слишком много.