— Он рассказал мне, — сказал Блэкмор, кивнув. — Когда ты не вернулась, я испугался… я не думал, что тебя задержало что-то настолько серьезное. Но у меня было чувство, что случилось кое-что необычное.
— Это было необычно, правильно, — сказал Фаран. Его голос звучал на удивление твердо, и в его глазах не было сомнений; он явно сохранил способность мыслить ясно.
Внезапно он посмотрел на Тайсона почти осуждающе.
— Я едва успел взглянуть на тебя, когда боролся с ним, — заметил он. — Казалось, ты просто стоял, прислонившись к стене, и ничего не делал, чтобы помочь мне. Ты мог бы попытаться сбить его с ног, когда он повернулся к тебе спиной, перед тем, как воспользоваться своим оружием. Но я не упрекаю тебя, Роджер. Не пойми меня неправильно. Я просто удивлен. Ты мог быть слишком сильно напуган и не мог мыслить здраво. Как ты думаешь, как он выбрался? У тебя есть идеи?
— К сожалению, у меня есть очень хорошая идея, — сказал Тайсон. — Я выпустил его.
— Что ты сделал?
Блэкмор опустил руку на плечо Тайсона.
— Позволь мне рассказать ему, Роджер.
— Рассказать мне что? — вопрошал Фарам. — После того, что ты только что сказал… разве об этом еще надо говорить…
Блэкмор подошел к тому месту, где сидел Фарам, и опустился пониже, согнув левую ногу и поставив правое колено на пол. Ему пришлось немного наклонить голову, чтобы она оказалась на одном уровне с ухом Фарана. Фаран отнял влажную ткань со лба и вернул ее дочери, которая все еще сидела на коленях прямо напротив Блэкмора и, казалось, не хотела подниматься.
— Мне это не нужно, — сказал он. — Встань, Тильда. Дэн должен мне кое-что сообщить, и ты, возможно, не захочешь это слышать.
— Если Роджер выпустил Маладора, — сказала Тильда, — тогда, уверена, нет ничего, о чем я бы предпочла не знать. Должно было случиться что-то, не оставившее ему выбора.
— У меня и правда не было выбора, дорогая, — подтвердил Тайсон. — Но это не может оправдывать все, что меня вынудили сделать. Дэн думает, что я чокнутый, раз так думаю. Я сознаю, что в этом нет смысла, но мне надо быть честным. Возможно, если бы я сильнее сопротивлялся…
— Это нас ни к чему не приведет, — сказал Фаран. — Хорошо, Дэн. Роджер открыл панель и выпустил Маладора. Он признался в этом. И судя по тому, что он только что сказал, ты как будто собираешься оправдывать его. Но я хочу услышать все. Затем я самостоятельно приму решение.
Блэкмор рассказал ему все, ничего не утаивая.
Мгновение Фаран молчал, его губы сжались в тонкие ниточки. Затем он сказал:
— То, что я собираюсь сказать, может удивить тебя. Я не разделяю ни одно из твоих сомнений, Дэн. Ты пытался рационализировать случившееся, проявив замечательную остроту ума, ты предложил психологически убедительную интерпретацию того, что, по-твоему, могло произойти. Без сомнений, ты преуспел — или почти преуспел — убедив Роджера в том, что Маладор может быть ясновидящим и обладать даром экстрасенсорного восприятия, необычным во многих отношениях, но он не может загипнотизировать человека, которого не видит, и добиться абсолютного, беспрекословного подчинения каждому приказу. Он может заставить тебя наступить на ядовитое пресмыкающееся и, возможно, даже натравить это пресмыкающееся на тебя с помощью осознанного усилия воли, усиленной экстрасенсорно. Выражение лица Фарана стало мрачным.
— Думаю, он способен даже на нечто большее. Думаю, он может обладать силой передвижения и сотрясения.
— Силой… передвижения и сотрясения?
Фаран кивнул.
— Да, может передвигать предметы на расстоянии, поднимать их в воздух и раскручивать их. Возможно, даже телепортировать огромные камни на существенное расстояние. Было зафиксировано много таких случаев. Это называется психокинез.
— Нет, Филипп! — возразила Хелен Блэкмор. — Ты не можешь на самом деле в это верить.
— Думаю, это вполне возможно, — сказал Фаран. — Но не думаю, что это слишком вероятно. Я склонен думать, что рассказ Роджера был близок к истине — Маладору пришлось потрудиться, чтобы заставить Роджера освободить его; сначала он мог только загипнотизировать Роджера на поверхностном уровне и вынудить его изменить настройку циферблатов. В противном случае он бы исчез раньше.
— Но что заставило тебя так… — Блэкмор редко утрачивал дар речи, но в этот момент он почувствовал, что язык его сжали незримые тиски.
Казалось, Фаран догадался, о чем он собирался спросить, так как в его глазах выразилось полное понимание.
— Ты, естественно, интересуешься, почему я так уверен в том, что Маладор больше, нежели просто ясновидящий. Я основываюсь на том, что случилось с Роджером, и на других обстоятельствах, куда более важных.
Я бы не сказал, что уверен на сто процентов. Есть совсем небольшая возможность, что ты можешь быть прав, Дэн — что на самом деле он не гипнотизировал Роджера, а просто сделал его более восприимчивым к бессознательным импульсам, которые уже зародились в его голове. Он направлял мысли Роджера и руководил ими, другими словами, те действия, которые предпринимал Роджер, были вызваны его собственными бессознательными страхами.
Но вот что заставило меня подумать, будто он принудил Роджера к повиновению более прямым и эффективным способом… что ж, нам известно о скрытых силах разума. На Востоке много веков назад раскрыли весь потенциал таких сил. Значимость этих открытий ошеломляет. Если ты возражаешь — значит, в твоих знаниях попросту очень большие пробелы.
Индийский трюк с веревкой. Может ли кто-то в здравом уме поверить, что все начинается и заканчивается этим… что восточные провидцы и так называемые «святые» много веков не демонстрировали чудеса телепортации, анабиоза, ясновидения, которые не просто проявляются на мгновение, но охватывает огромные области опыта, о котором западному миру известно очень мало.
— Но Маладор прибыл не с Востока, — возразил Блэкмор.
— Откуда ты знаешь? На самом деле, он никогда не был на Востоке. Он прибыл из Западной Европы, из региона, граничащего со Средиземноморьем, которое в двадцать втором веке — уже не часть Франции. Но одно лишь то, что ты даже не спросил меня, откуда он прибыл, с Востока или с Запада, уже поможет тебе понять, почему я так о нем думаю.
— Боюсь, что я не понимаю…
— Почему ты не спросил меня? Это первый вопрос, который ты должен был задать, это самая естественная вещь в мире для человека, который путешествовал во времени, — нарисовать для тебя карту. Географические черты региона — его точное местоположение — должны вызывать наибольшее любопытство. Но ты даже не спросил. Сказать тебе, почему?
— Если это поможет мне понять, то, полагаю, да. Но это очень странно. У меня было чувство, что мне не надо даже спрашивать — что я знал.
— Ты думал, что знал — и ты почти не ошибся. Только чуть чуть. Ты думал, что он должен родиться в стране, очень похожей на Индию, где призрак голода может обратить мысли людей внутрь, чего никогда не было на Западе, несмотря на болезнь растений, несмотря ни на что.
Когда я описывал то время, тебе на ум пришли тысячи истощенных мужчин и женщин, полуобнаженных, отчаявшихся, ищущих спасения от несчастий с помощью добровольного мучительного самоанализа, который в Индии, как нам известно, на самом деле на протяжении многих лет увеличивал скрытые силы разума.
Созерцание, постоянное размышление, призыв внутренней силы противостоять лишениям окружающего мира, которые, в ином случае, были бы невыносимыми. Слабейшие убивали или были убиты в отчаянной борьбе за спасение от голода. Другие, сильнейшие, смогли выжить, с небольшим количеством еды или без нее, и превратились в такие изможденные скелеты, как Маладор. Это случалось в Индии много веков назад, и в двадцатом веке тоже, конечно; это и могло случиться где угодно на земле в двадцать втором веке, потому что мир, который я посетил, был везде одинаков.
В двадцать втором веке должно быть много маладоров. Истощенные скелеты, наделенные силами разума, развитыми настолько, что они кажутся почти безграничными.
Мы думали, что Маладор не отличался ото всех остальных, которые умоляли нас спасти их, падали на колени, рыдали…
Но теперь я почти уверен, что он был одним из сильнейших, способных, как я уже говорил, передвигать и сотрясать объекты. Это не означает, что он отказался от еды. Голод и близкие к нему состояния всегда неприятны. И если он был одним из сильнейших, Дэн, то его ненависть к тебе может быть всепоглощающей. Возможно только одно отличие — внутренняя сила сделала его в сотни раз более опасным, в тысячу раз более решительным, готовым отомстить за перенесенные мучения.
— Ты хочешь сказать, что развитие скрытых сил разума не всегда превращает мужчин и женщин в святых… — сказала Хелен Блэкмор.
— Точно, — подтвердил Фаран. — Я чувствую себя намного лучше, но не поэтому. Думаю, я могу подняться, и отсек больше не будет кружиться, как было минуту назад.
— Хорошо, давай попробуем, — сказал Блэкмор.
Он твердо взял Фарана за руку, но когда Тайсон двинулся к нему, Гильда жестами остановила его.
— Папе не нужна такая помощь, Роджер, — сказала она. — Мы с Дэном позаботимся о нем.
Казалось, она произнесла что-то удивительное; на долю секунды в голове Блэкмора промелькнула мысль, что это могло взволновать его в каком-то другом времени, столь же отдаленном во Времени, в прошлом или будущем, в том мире, где единственная женщина, которая для него важнее тысяч других, могла бы не войти в его жизнь.
А если Гильда, вопреки собственному желанию, не могла окончательно простить Роджера за то, что он сделал, и позволяла ему думать, что у него есть соперник, которого ей не было необходимости прощать…
Это была безумная мысль, и в тот миг, когда Фаран встал на ноги, Блэкмор увидел, насколько он ошибался: Гильда направилась прямо к Роджеру, схватила его за руки и нежно поцеловала в щеку.
— Я был готов поверить, когда паралич начал проходить, что Маладор каким-то образом действительно позаимствовал это оружие у Посейдона, — сказал Фаран, криво улыбаясь. — Бог моря также должен владеть скрытыми силами — довольно необычными, если Гомер не был наглым вруном. Кто знает? Когда-то в древности мог жить такой человек, как Маладор, и греки позднее стали боготворить его.