В любом случае, Фаран остановился, прикрыв глаза от яркого света и посмотрев туда, где Тайсон и человек-скелет все еще шагали вдоль пляжа, не сбиваясь с ритма и не меняя первоначального положения.
Блэкмор впервые осознал, что двигаясь в этом направлении, они придут в отдаленную часть пляжа, которая была ему знакома. Это была бы просто ровная полоска песка, ничем особо не выделявшаяся — если бы в центре участка не возвышался клинообразный объект, который он увидел с воздуха за мгновение до крушения. Дэн в первый раз взглянул в том направлении: до сих пор то, что происходило между дамбой и линией прибоя, полностью поглощало его внимание.
Но теперь он рассмотрел все более отчетливо. Объект уже не выглядел так, как при первом быстром взгляде с воздуха. Он все еще был покрыт серыми и черными крапинками, но казался твердым, металлическим, механическим; прежний образ гигантского ската, выброшенного приливом, высохшего и потемневшего на солнце, стал абсурдным. Розоватые пятна, которые легко можно было разглядеть то тут, то там, подумал Дэн, могли быть вызваны… да, горением топлива, которое могло поднять ракету со стартовой площадки, объятой пламенем. Из-за этого появились и пятна…
По-видимому, Фаран проследил за направлением его взгляда и верно догадался о ходе мыслей; теперь он кивал, в глазах его отражались уверенность и понимание. Хотя Фаран даже не указывал в направлении клинообразного объекта, но выражение его лица говорило так же ясно, как слова: «Да, это она, Блэкмор. Это машина для путешествий во времени, которую, как все думали, никогда не удастся построить».
Казалось, он предполагал, что Блэкмору все должно быть ясно — и поэтому продолжил без дальнейших околичностей.
— Изначально у нас не было намерения сокращать путешествие и возвращаться без ответа, каким будет настоящее будущее. — сказал он. — Век — это не более чем продолжение настоящего, в известном смысле. Там, определенно, произойдут изменения. Но всеобщая безнадежность — за исключением некоторых катаклизмов, которые положат конец всему — не дает достаточно времени для чего-то иного: тени просто удлиняются и сгущаются.
— Настоящее будущее. — услышал Блэкмор свои слова. — О каком промежутке ты говоришь?
— Тысячу лет. по крайней мере. — ответил Фаран. — Возможно, две тысячи. К тому времени все изменится — к лучшему или к худшему. Есть ограничения того, насколько далеко мы можем путешествовать — технологические ограничения. Мы не можем путешествовать в прошлое, хотя решение проблемы может находиться там. Сомневаюсь, что нам понравилось бы то, что мы там могли обнаружить, и что присутствие человека двадцать первого века в прошлом стали бы долго терпеть. Его могут не терпеть и в будущем, но на этот риск нам придется пойти.
— Почему ты вернулся? — спросил Блэкмор. — Ты намеревался проделать намного более длинное путешествие и я не понимаю, почему ты его не продолжил. Когда ты начинаешь делать что-то такое, что требует долгих лет планирования, когда оно длинное и путающее — оно пугающее, знаешь ли… Тогда вполне естественно для человека — пройти через это, пока ты взвинчен и чрезмерно чувствителен. Есть эмоции, которые не могут длиться долго, и тебе они нужны, как я думаю, чтобы путешествовать во Времени на десять или двадцать веков.
— Да, на этот счет ты прав. — сказал Фа ран. — Но возникли неожиданные технологические трудности, когда мы достигли начала двадцать второго века. Преодоление их не будет серьезной проблемой. Но эта трудность помогла мне справиться с искушением и воздержаться от продолжения: я решил вернуться и убедиться, что все пойдет правильно. И когда я принял это решение, я мгновенно принял и другое, которое, кажется. было совсем не мудрым. Привезя с собой Маладора, я почувствовал, что могу…
Гильда Фаран молчала так долго, что Блэкмор почти забыл, что она все еще стояла рядом с ними. Но теперь она дернула отца за руку и указала на пляж, заставив Фарана резко прерваться.
— Роджер не хочет проблем с ним, — сказала она. — На мгновение они остановились, и я испугалась… Но теперь он машет. Посмотри, отец! Он хочет, чтобы ты знал, я думаю, что они будут внутри примерно через десять секунд.
Далеко на пляже Тайсон кричал, махая рукой, но звуки его голоса, хоть и разносившиеся по ветру, нечетко долетали до того места, где они стояли. Но в позе Тайсона было что-то такое, что внушало уверенность, и несколько слов, которые уловил Блэкмор, не оставляли сомнений: дочка Фарана не ошибалась.
В следующий миг обе фигуры исчезли из вида.
— Что ж, это облегчение. — сказал Фа ран. — Когда Роджер внутри, ему потребуется сделать всего лишь пять шагов, чтобы дойти до отсека, в котором есть все охранные устройства тюремной камеры. Если бы Маладор был преступником (а он преступником не является), он мог бы открыть замок отмычкой. Но скользящая панель, которую можно герметично запечатать — это охранное средство, которое можно обнаружить в двадцать втором веке. Есть некоторые вещи, которые нельзя улучшить, даже в век, когда тюрьмы растут как грибы.
Фаран посмотрел через пляж на маяк в открытом море, и мрачный блеск появился в его взгляде, как будто в нескольких местах, где море становилось свинцово-серым, он видел под водой потерянный город из ужасных грез, где здания были такого же свинцового цвета, а половину из них составляли массивные конструкции, которые вполне могли служить тюрьмами или чем-то худшим.
— Уверен, больше Роджеру не грозит никакая опасность, — сказал он, — И есть кое-что, я думаю, о чем тебе следует узнать. Это касается Маладора и того, что я начал тебе рассказывать о нем. Я не мог этого предвидеть, и об этом нелегко говорить. Но когда что-то уродливое таится у тебя в голове, было бы ошибкой держать это в тайне. Думаю, сейчас самое подходящее время рассказать.
— Если бы я думал, что Роджер не справится с Маладором один, — продолжил он после паузы, — я бы не рассказал тебе так много. На это могло не остаться времени. Но с таким человеком, как Роджер, не слишком хорошо спешить с предложением помощи, когда он все хорошо делает один и предпочитает работать в одиночку. Только если помощь необходима, лучше убедить человека, что ты ему всецело доверяешь, и это поможет ему оставаться стабильным. В противном случае ты все поставишь под угрозу.
— Я бы никогда не подумала, что ты так сделаешь, папа, — сказала его дочь, — Когда ты в лодке — или где-то еще — ты привносишь только устойчивость.
— Что ж… кажется, это подтверждает все, что я рассказал Блэкмору, — сказал Фаран. — Вопреки распространенному мнению, дочь вызывает больше проблем, чем сын. Но если она вырастает, сохраняя о тебе такое мнение, ты едва ли можешь сказать, что оно того не стоило. Это не правда, конечно. Я могу дрожать как осиновый лист, когда нужно принять решение за доли секунды.
— Это чепуха, и ты это знаешь, — сказала его дочь.
— Не совсем, — возразил Блэкмор, пытаясь защитить Фарана. — Я совершенно уверен, что временами Колумб и Дрейк чувствовали то же самое. — Затем на его лице вновь отразилась озабоченность. — Что ты собирался рассказать мне о Маладоре? — спросил Дэн.
— Я увидел возможность доказать, вопреки всяким сомнениям, что путешествие во времени — это свершившийся факт, — сказал Фаран. — Оружие и другие предметы из будущего в определенной мере могут подорвать скептицизм. Для человека с твоим прошлым они, возможно, будут абсолютно убедительными. Я чувствую, что ты больше не колеблешься между верой и сомнением. Но в основном люди верят, что я наделен поразительными возможностями и могу подделать даже такое сложное оружие, которое ты только что испытал. Не существует замены живому свидетелю.
— Но разве не будет сама машина времени — или как там вы решили ее назвать — убедительной? — спросил Блэкмор. — Если бы вы пригласили в путешествие человека, чье слово не поставили бы под сомнение?
— Думаю, нет такого человека, — ответил Фаран. — Да и в любом случае — я бы все равно не предпринял такой демонстрации. Я могу обойтись без пассажира, который бы определенно стал моим антагонистом с самого старта и пребывал бы в полной уверенности, что я проделал путешествие под гипнозом, или подмешал вызывающие галлюцинации наркотики в его еду, или нечто в этом роде.
— Но как ты можешь доказать, что Маладор действительно из будущего? — настаивал Блэкмор. — Он тоже может страдать галлюцинациями — или большинство людей в это могут верить. Судя по его поведению, самое безопасное место для него сейчас — это психиатрическая больница.
— Я могу заверить тебя, что Маладор полностью вменяем, несмотря на то, что ты предпочитаешь верить, будто жестокая, неконтролируемая ярость может возникнуть только при безумии. Это едва ли логично, знаешь ли. И мне не следует тебе напоминать, что сейчас у нас есть психологические средства, определяющие с абсолютной — или почти абсолютной — точностью, нарушена или нет целостность человеческой личности; это позволяет исключить психотическое поведение и жесткую, постоянную систему заблуждений, которая обычно сопровождает его.
Это было правдой, конечно, осознал Блэкмор, вспоминая, что он сам говорил своей жене о сравнительных таблицах до того, как начал преследовать мужчину. Они могли быстро разрешить все сомнения, например, насчет того, говорил ли правду мужчина, который, как утверждали, прибыл из будущего; они всегда могли разоблачить как мошенничество бесконечно сложные и изобретательные воспоминания, которые иногда сочиняют верующие в реинкарнацию, пытаясь доказать, что они могут вспомнить тысячу и одну деталь своих предыдущих жизней.
— Может быть, ты прав, что Маладор важен, — признал Блэкмор. — Но потребуется значительное время, чтобы преодолеть те предубеждения, с которыми миллионы людей относятся к путешествиям во времени. На уровне принятия решений тебе пришлось бы столкнуться с огромным гневом и сопротивлением. Это не помешает твоим планам?
— Помешает, — ответил Фаран. — Но если что-то задержит меня, и мне потребуется больше технологической помощи, чем казалось первоначально, Маладор — или просто способность контролировать его — может заставить меня понять, что чувствует мужчина, когда у него больше страховки, чем необходимо. Это приятное чувство. Когда враждебность широко распространена, никогда не знаешь, какая страховка тебе понадобится.