— Ты заставил его вернуться с тобой? — спросил Блэкмор.
Фаран покачал головой.
— Нет. Он отчаянно хотел поехать, и это помогло мне принять решение.
— Кое-что ты пропустил, папа, — сказала дочь Фарана. — То, насколько тяжело было нам с тобой наблюдать, как надежда умирает в глазах сотен голодающих мужчин и женщин, с которыми мы говорили; ведь мы сказали им, что можем спасти только одного из них. Возможно, двух — но возник бы большой риск при дополнительных пятидесяти фунтах веса — как ты мне сказал, — потому что блок стабилизации тебя беспокоил. Но если бы только ты думал о безопасности, у Маладора появился бы попутчик. Та девушка, которая цеплялась за мои колени и рыдала, или маленький мальчик с большими, грустными глазами, по сравнению с которым Оливер Твист казался круглолицым. Не отрицай это, отец. Ты не можешь отрицать, потому что это правда.
— Голод — ужасная вещь, — сказал Фаран. — Как ты думала, я буду себя чувствовать?
— Спасибо, папа — за то, что вышел из своей раковины, — сказала Гильда. — Хотела бы я, чтобы ты делал это чаще.
— Если бы я ушел в него глубже или укрепил внешнюю оболочку, Блэкмор бы пожалел о случившемся, — сказал Фаран. — Оказаться на волосок от смерти — тоже ужасная вещь. И мне не нравится то, что я собираюсь ему рассказать; ему будет сложнее, чем мне, принять факт, что в этом есть и светлая сторона.
Он повернулся и посмотрел прямо на Блэкмора.
— Светлая сторона потрясающа, потому что человеческая тирания не может длиться вечно. В конце концов она обрушится под собственным весом, и то, чего ты достиг, превратит Джона Ячменное Зерно в ничтожную легенду, затерянную в тумане времени.
Глава 4
На мгновение Фаран замолчал, и прежде чем он смог продолжить, что-то заставило его прикрыть глаза и посмотреть мимо маяка туда, где море потемнело, приобретя почти багряный оттенок. Существуют побуждения, которые могут вызвать поразительный, абсолютно неожиданный взгляд на вещи, и тишина станет более значительной, чем самый громкий и властный человеческий голос.
Блэкмор тоже это испытывал — чувство, что он должен посмотреть в сторону моря; он не мог противиться магнетической силе, привлекавшей его внимание к огромному кораблю, появившемуся из-за изгиба береговой линии.
Это был Траулер, один из нескольких оставшихся кораблей — грабителей морей, объявленных вне закона всеми правительствами Земли. Поэтому командир и команда судна пошли на немыслимый риск, отважившись зайти в воды Новой Англии, где их могли атаковать и потопить через несколько минут после включения тревоги. Подобное поведение можно было считать проявлением невероятной храбрости в исполнении долга — если уголовное преступление можно назвать исполнением долга — либо выражением человеческого безумия.
Траулеры могли плыть как в бурных, так и в спокойных водах со скоростью, в два раза превышающей скорость гелиолайнеров, что, возможно, объясняло, почему капитан пошел на огромный риск. Но Блэкмор считал иначе: корабль не смог бы скрыться за горизонтом или заплыть в одну из скалистых бухт, чтобы избежать налета с воздуха. Это удалось бы только в том случае, если его приборы были очень чувствительны и могли уловить вибрации взлетающих астро-самолетов через несколько секунд после того, как они оторвутся от земли. Все равно — экипаж судна крупно рисковал.
Блэкмор зарыл глаза и на мгновение снова перенесся на Багамы. Он стоял на ярком тропическом солнце, наблюдая, как Траулеры выходят в море с поднятыми сетями, и следя, как блестящие саваны сетей окружают корабли.
А «Рыжий» Симонс снова говорил ему с почти умоляющим видом: «Парень, зачем тебе возвращаться? Что тебе может дать университет? Это просто огромная куча камней, которая скоро начнет рушиться, как и все остальное на севере. Чертова экология! Единственная надежда, которая у нас осталась — в море. Почему бы тебе не пойти на флот? Мне все равно, что ты скажешь. Это единственная разумная вещь — единственный смелый поступок, который надо совершить».
«Это не смелость — вытащить еще что-то из моря, и к тому же это не разумно», — слышал он свои возражения. — «Теперь море надо оставить в покое — на три или четыре поколения, по крайней мере. В конечном счете, это оставит какую-то надежду, но и ее недостаточно. Большого улова не будет — ни рыбы, ни ракообразных, ни других видов морских существ, годных в пишу. Это продлится еще полтора века. Траулеры занимаются такими делами ради прибыли, они наживаются на человеческом несчастье. Они еще не осознают предстоящих трудностей. Без экологии скоро не останется человеческих несчастий, которыми можно воспользоваться».
«Рыжему» Симонсу стукнуло восемьдесят, и он давным-давно отбросил мысли о вступлении в траулерный флот. Но долгими днями и, возможно, ночами море напоминало ему о первой и последней любви, и он не отрываясь смотрел вдаль…
Ничего не изменилось с тех далеких дней, когда старик был молод. В Вест-Индии время двигалось против часовой стрелки, вопреки всеобщему течению. Здесь все еще существовали соборные колокола, и обедни, и монахи в капюшонах, а, если ты проявлял неосторожность, на тебя все еще могли наложить проклятье вуду. «Рыжий» Симонс всегда в это верил.
Блэкмор открыл глаза, возможно, потому, что видение семнадцатилетней давности не могло продлиться вечно; северная тьма, о которой предупреждал его «Рыжий», делала появление Траулеров в северных водах почти невероятным. А, возможно, дело было просто в том, что Фаран тянул его за руку.
— Должно быть, они сошли с ума, — бормотал Фаран. — Их в любую минуту могут атаковать. Как они рассчитывают избежать этого? Если этот корабль взорвется на воде, боюсь подумать, что может случиться с нами. Мы в опасной близости от него.
Корабль был прекрасен. Блэкмор не видел его так давно, что несколько секунд он мог только смотреть, в глубине души разделяя опасения Фарана, но едва ли осознанно. Сейчас гибкие стальные сети были развернуты как опахало; они так плавно двигались по воде, что, казалось, скользили мимо маяка по ледяной равнине. Даже волны, которые разбивались о нос судна, напоминали осколки льда, сияющие на солнце и подбрасываемые высоко в воздух острым килем Траулера.
Блэкмор услышал рокот астро-самолетов, преодолевающих звуковой барьер, еще до того, как увидел их. Но они быстро приблизились: шесть одинаковых точек далеко на севере, сияющие как звезды на фоне низких облаков.
Самолеты продолжали двигаться тем же курсом. Возможно. на палубе Траулера началась суета, и половина команды собралась у поручней, но Блэкмор смог разглядеть только быстрые передвижения на корме. Казалось невероятным, что вид шести астро-самолетов, парящих прямо над головой, не вызвал никакой паники.
Однако для раздумий уже не осталось времени: бомбы начали падать до того, как самолеты сделали первый круг над кораблем.
Внезапно возникла ослепительная вспышка пламени. Густой столб дыма взвился в небо.
На миг две трети разрушенного и пылающего корпуса Траулера взмыли над завесой дыма и повисли в воздухе как гигантский валун, выброшенный из кратера извергающегося вулкана.
Затем корабль рухнул обратно в море, а дым стал таким густым, что скрыл даже маяк. Тем не менее, самолеты оставались на виду. На секунду они разделились, но теперь снова сблизились и помчались плотным строем высоко над дымовой завесой.
Закончив перестроение, астро-самолеты опустились ниже и направились прямо к пляжу, как клин летящих гусей.
Тот факт, что, уже преодолев звуковой барьер, они не издавали ни звука, делал их быстрое приближение еще более пугающим, чем в противном случае: Что может вызвать в сердце больший ужас, чем смерть, летящая на бесшумных крыльях?
Гильда Фаран указала на них и закричала, сжимая руку своего отца так сильно, что он почти потерял равновесие.
— Отец, они нас тоже взорвут! Должно быть, они думают, что мы…
— Знаю, — сказал Фаран таким спокойным голосом, что Блэкмор начал восхищаться им еще больше. — Они думают, что мы разместились здесь с передающим устройством, чтобы просигналить предупреждение Траулеру, если взлетят самолеты. Скорее всего, это конец. Мы должны принять его. Я люблю тебя, дитя, даже сильнее, чем говорил тебе.
— У нас все еще есть шанс, — сказал Блэкмор, его голос был значительно менее спокойным. — Просто оставайтесь там, где стоите. Стойте очень спокойно.
Самолеты находились в двухстах футах от пляжа и продолжали снижаться. Но Блэкмор даже не посмотрел на них, пока не подошел к линии прибоя.
Он упал на колени, и выждал, пока расстояние не сократилось до ста футов, и затем начал подавать сигналы руками.
Он использовал простейшую сигнальную азбуку, снова и снова повторяя сообщение из трех слов: «Я Дэн Блэкмор. Я Дэн Блэкмор. Я Дэн Блэкмор». Затем выбросив одно слово: «Дэн Блэкмор. Дэн Блэкмор». И, наконец: «Блэкмор, Блэкмор, Блэкмор. Я Дэн Блэкмор».
На секунду он подумал, что сообщение не принято, так как самолеты продолжали движение. Они еще снизились и зависли прямо над ним, пока не появилось ответное сообщение.
Оно состояло из коротких и длинных сигналов, разнесшихся в воздухе: «Извините, Блэкмор. Наша ошибка. Нам не нравится то, что нам пришлось сделать. Но корабль надо было остановить. Удачи с пшеницей».
Звук оказался таким сильным, что при каждом щелчке передающего механизма в ушах у Блэкмора звенело. Он не мог подать ответный сигнал, даже если бы захотел, так как самолеты пролетели над дамбой и снова превратились в точки высоко в небе еще до того, как он поднялся на ноги. Но он бы не захотел отвечать, потому что увиденное разъярило его и вызвало отвращение.
Добрые пожелания звучали издевательством; ведь пилоты только что проявили расчетливую жестокость, отправив сотни мужчин в мир иной и не дав им шанса на капитуляцию. Возможно, погибло несколько сотен человек — на Траулерах было много людей. Ловля рыбы считалась преступным предприятием, но одно дело — настаивать на прекращении преступлений, и совсем другое — устраивать такое ужасное наказание.