Смит, когда вернулся в Англию, опубликовал все, что услышал от казаков. Дикие лошади, или, по-татарски, «тарпаны», писал он, держатся большими табунами. В табуне много разных косяков. Каждый косяк водит и стережет старый жеребец. Самые чистокровные тарпаны живут ближе к границам Китая. Они предпочитают простор степей и пасутся, выстроившись гуськом, головой против ветра. Жеребец-предводитель ревниво опекает свой косяк, бегает вокруг: высматривает врагов и гонит прочь молодых жеребцов. Они держатся в стороне, пока не повзрослеют и не обзаведутся собственным стадом.
Итак, Смит со слов своих русских корреспондентов составил довольно точное описание жизни диких лошадей. Но натуралисты, кажется, не придали этому серьезного значения. Все настоящие дикие лошади давно вымерли — таков был вынесенный ими приговор. Более полувека оставался он в силе.
В 1877 году Николай Михайлович Пржевальский вернулся из Джунгарии и привез шкуру дикой лошади.
Он и раньше, во время первого своего путешествия в Монголию, в 1870–1873 годах, много слышал о диких лошадях, «которых монголы называют дзерник-аду (дикий табун)».
Немного позднее Пржевальский в новых путешествиях в Центральную Азию прошел через пустыни Джунгарии, и там он увидел своими глазами неуловимых «дзерник-аду».
Пржевальскому не удалось приблизиться «на меткий выстрел» ни к одной дикой лошади, но череп и шкуру он все-таки добыл. Их подарил ему А. К. Тиханов, начальник Зайсанского поста (близкого к русско-китайской границе поселка, в котором Пржевальский закончил свое второе центральноазиатское путешествие). А к Тиханову шкура попала от киргизов-охотников, промышлявших в Центральной Джунгарии.
В 1888 году Николай Михайлович Пржевальский отправился в новую экспедицию в Центральную Азию. Но случилось несчастье: недалеко от Иссык-Куля, в поселке Каракол, он заболел брюшным тифом и умер. Мир потерял одного из величайших своих путешественников и открывателей. Но ученики и последователи Пржевальского продолжали дело, начатое им. Русские исследователи Козлов, Певцов, Роборовский, Клеменц, братья Грумм-Гржимайло проникли в самый центр Азиатского материка по путям, разведанным Пржевальским. Они привезли еще несколько шкур и черепов диких лошадей и интересные рассказы об их повадках.
«Они… живут преимущественно в больших песках… покрытых… высоким саксаулом… встречаются местами плоские впадины, поросшие редким приземистым камышом и немногими солянками, которыми и питаются живущие в тех песках дикие лошади, верблюды, куланы и антилопы… Они выбивают ногами в наиболее углубленных местах впадин довольно большие ямы, наполняющиеся солоноватой водой, и приходят к ним на водопой. Из песков животные выходят нередко на север, в щебнедревесную пустыню, покрытую местами тощим кипцом и там пасутся долгое время, если в этой безводной пустыне лежит кое-где снег» (М. В. Певцов).
Днем дикие лошади обычно держатся в глухих пустынных местах, а ночью, чутко принюхиваясь и тревожно всхрапывая, выходят на пастбища и водопои. Ходят гуськом друг за другом по протоптанным ими же тропинкам.
Кочуют обычно небольшими стадами, в которых от пяти до двадцати лошадей. Водит косяк старый жеребец. Он очень смел и предан своему косяку.
Заметив, что погоня приближается, жеребец бросается к табуну, «ржет, понукает отстающих, подталкивает мордой слабеющих жеребят и прикрывает тыл табуна».
«Он понукал маленького жеребенка, который не мог поспеть за всеми на своих слабых ножках. Сперва, когда жеребенок начал отставать, кобыла старалась его подбодрить тихим ржанием, но, видя, что ничто не помогает, она отделилась от табуна… Однако же жеребец не допустил подобного беспорядка: сильно лягнув кобылу два раза, он заставил ее догнать табун, а сам принял попечение о жеребенке. Он то подталкивал его мордой, то тащил, ухвативши за холку, то старался подбодрить, налетая и брыкаясь в воздухе» (Грумм-Гржимайло).
Но преследователи все ближе, настигают маленькую уставшую лошадку и ее отважного защитника. «На жеребца нападает раздумье»: то, полный ярости, он скачет к охотникам, то возвращается к отставшим от табуна лошадям. Дальше, об обычном финале этой драмы, расскажет Клеменц, который тоже принимал участие в охоте на диких лошадей:
«Когда же страшные звери-кони, с сидящими на них двуногими, наседают на табун, жеребец бросается на преследователей и первым попадает под пулю. Табун без вожака теряется, мечется, крутится из стороны в сторону. Охотники стреляют и ловят петлями жеребят».
Ловля диких лошадей не легкое дело. А сохранить едва живых от страха, загнанных в дикой скачке пленников и довести их целыми и невредимыми до места — дело еще более трудное. На Всероссийской нижегородской ярмарке 1896 года устроители ее хотели показать шесть диких лошадей из Джунгарии. Специально посланные за ними в пустыни Центральной Азии отряды после изнурительных трудов и лишений их поймали, но сохранить живыми не смогли. Все лошади пали в пути. Только шкуры и кости попали на выставку, а оттуда в музей.
К началу нашего века лишь три дикие лошади (две кобылы и жеребец) были благополучно доставлены в Европу: в Асканию-Нова, в имение Фридриха Фальц-Файна. Они паслись в просторных загонах в украинской степи, вызывая зависть всех владельцев зоопарков.
В конце концов герцог Бедфорд уговорил Карла Гагенбека, известного ловца зверей, поймать диких лошадей для основанного Бедфордом парка Воберн-Аббей, в котором жили уже многие редкостные животные, главным образом олени и зубры, но не было еще диких лошадей. Гагенбек после некоторых раздумий согласился.
Посланные им люди привезли в Гамбург 28 жеребят диких лошадей, которые, подрастая и плодясь в разных зоопарках и заповедниках, спасли свой род от вымирания. Эти 28 жеребят по существу (кажется, за одним только исключением) были последними, которых удалось привезти из Монголии. От некоторых из них произошли лошади Пржевальского, которые живут сейчас в зоопарках всего мира. На воле, в Центральной Азии, почти не осталось диких лошадей. Несколько десятков их доживают свой век в пустынях Заалтайской Гоби, в Монголии, и в соседних районах Китая. Несмотря на запрещение охотиться на диких лошадей, по мнению профессора В. Г. Гаптнера, они обречены «на скорую гибель».
Дикие ослы и зебры
У зебр отличие от лошадей ясное- четкие черные полосы. У ослов таких ярких знаков нет, но знаменитые длинные уши и хвост с кисточкой на конце представляют осла достаточно хорошо. Кроме того, тот, у кого останутся еще сомнения — осел перед ним или лошадь, может взглянуть на задние ноги животного. Если на их внутренней стороне нет «каштанов», то это осел. У лошади «каштаны» на всех четырех ногах. «Каштаны» — рудименты, очевидно, каких-то кожных желез: округлые, безволосые бляшки сморщенной, словно запекшейся кожи.
Что касается ушей, то по-настоящему длинные они только у африканского дикого осла, родоначальника ослов домашних. У него и крик похож на неблагозвучный рев домашнего осла. Азиатский дикий осел кричит иначе, и уши у него короче.
Африканские дикие ослы крупнее азиатских (иногда называют их серыми, а азиатских — желтыми). Живут в таких бесплодных глинистых и каменистых полупустынях Южной Нубии и Сомали (и в примыкающих к ним районах Восточной Африки), что просто удивительно, чем сыты бывают! Разные жесткие и колючие травы, которые ни один копытный зверь не стал бы есть, кормят этих длинноухих спартанцев.
Азиатские ослы так же нетребовательны к еде и питью (пьют даже соленую воду!), и одно время, в 3-м тысячелетии до нашей эры, древний народ Нижней Месопотамии — шумеры — приручили этих ослов, возили на них грузы. Но потом одомашненные лошади, более пригодные для этой роли, вытеснили ослов из сферы, так сказать, труда, оставив за ними лишь сферу гастрономическую: все века, с древности и по наши дни, мясо диких ослов считается весьма вкусным (римляне его особенно ценили).
По этой и другим причинам азиатский дикий осел всюду редок, почти истреблен, хотя территория, на которой он жил и местами еще живет, очень обширна: полупустыни и пустыни, равнинные и горные, от Северной Аравии, Сирии до Монголии и Тибета. В Монголии и Средней Азии дикого осла называют куланом или джегетеем, в Тибете — киангом, в Иране и Передней Азии с древности его имя онагр. Впрочем, разница здесь не только в названиях: они обозначают три разных подвида диких ослов. Кианг самый крупный, темный и высокогорный: по кручам и склонам ущелий кианги лазают не хуже диких коз. Онагр мельче кулана и кианга и светлее их.
Когда-то табуны куланов скакали по степному раздолью Украины, Крыма и Закавказья. В прошлом веке много было диких ослов в Казахстане, Узбекистане, Туркменистане. Но ряды их быстро поредели. Теперь стали возрастать: только на юге Туркменистана, в основном в Бадхызском заповеднике, в 1980 году насчитывалось примерно две тысячи животных. В 1953 году акклиматизировали куланов на острове Барсакельмес в Аральском море. Теперь их там не менее 200.
Дикий осел кулан — одно из самых быстрых (если не самое быстрое!) копытных животных: напуганные, скачут их табуны с резвостью, которую не каждая скаковая лошадь способна показать, — 70 километров в час!
Первое упоминание о зебрах в античной литературе появилось во II веке нашей эры, когда историк Кассиус Дил рассказал о «лошадях солнца, которые напоминают тигра».
Разные исследователи описали много видов зебр, но современная систематика признает наиболее реальными из них четыре: квагга, обычная зебра равнин, горная зебра и зебра Грэви.
Квагга внешним видом спереди вроде бы зебра, а сзади — лошадь, потому что полосы у нее были только на голове, шее и менее ясные на холке. Вся задняя часть туловища, от холки и до хво