Глаза у него малы и невыразительны, ушей почти не видно.
Тундра и каменистые горбы сопок еще хранят зелень, но холодное небо уже раз-другой одарило землю истерической щедростью снежных зарядов: бешено вертясь, липкие хлопья летели, летели, летели… И вот явилась зима. Сильный ночной снегопад надолго укрыл землю. Угрюмый, холодный, враждебный мир остался наверху.
Зима для всех мачеха. Ей не рады даже такие прославленные полярники, как белый медведь, морж, тюлень, пингвин. Но лемминг — один из немногих на Земле зверей, кому зима — заботливая мать. Шубка у лемминга достаточно теплая, чтобы не замерзнуть под сугробом, отличное умение свободно там передвигаться и, наконец, запасы пропитания, которые не испортятся в природном холодильнике. Огромные грибы-подберезовики не сгнили, не упали, а заледенели, занесены снегом. И крепким листочкам морошки и их ягодам, мху, лишайникам что от мороза сделается? Они ничуть не теряют вкуса. В крайнем случае пригодна на обед и душистая кора березок.
Бесконечная полярная ночь. Свищет пурга над тундрой. Кто сумел уйти, улететь, тот ушел, улетел. А кто остался… Тощие, похожие на тени, звери. Редко когда удается раскопать глубокий сугроб и поживиться леммингом. А леммингам хорошо! В снеговом дворце бесчисленные ходы и галереи, каждая из которых как раз та сказочная речка с кисельными берегами.
В марте у леммингов уже выводки. Март на севере не тот, что в Подмосковье. Морозы люты, и солнце неохотно и ненадолго кажет лик свой из-за линии горизонта. Под снегом, конечно, тоже не слишком тепло. Но для новорожденных готовы гнезда. До марта, на досуге, лемминги строили. Материал тут же: сухая осока и прочная трава, мох, лишайник, надранное лыко. Сплели под сугробом шар сантиметров двадцать в диаметре — внутри мягко и температура уже не снеговая. И довольно крепкий шар: тяжесть сугробовой толщи нескоро его сплющит. Тут через месяц вырастают дети первого из тех 2–4 пометов, которые лемминги приносят каждый год.
Весна. Ручьи первым делом устремляются в зимние норы леммингов. Приходится срочно эвакуироваться, но куда? Снег оседает, обвалы…
Хорошо, если тундра каменистая, она быстро подсохнет, а кто бедовал по весне в настоящей тундре, на вечной мерзлоте, тот знает, какая она бывает хлипкая и непроходимая. Кочка, сучок какой — всякая спасительная опора годится леммингу в половодье. Многие гибнут от воды, если не успеет до них добраться хищник. Но многие целы. И опять тонкий писк откуда-то из-под корней — малыши!
Это год «пика» численности леммингов. Такие годы, когда грызунов бывает великое множество, повторяются периодически, с четырехлетними и другими интервалами. Не только ученые, но и охотники давно уверовали в эту цикличность и, зная о ней, составляют свои планы.
К концу лета леммингов столько, что, как говорят, ни пройти, ни проехать: они и человека порой встречают грудью, готовые биться до конца. Настоящие хозяева тундры!
Но уж очень много хозяев. Не выдерживает тундра. Местами видны выеденные начисто травы и мхи, словно пролысины на спине старого зверя. И тогда приходит беспокойство. Озабоченные зверьки, забыв об осторожности, снуют туда-сюда. И, будто сговорившись, все двигаются в одном направлении… Миграция леммингов. Загадочное и впечатляющее явление!
Идут. Сначала одиночки, потом редкие группы, потом — разреженный поток. При небольших миграциях заселяют окраинные леса, горы. Но бывают миграции грандиозные, когда поток грызунов ничто не может остановить: ни подходящее для поселения место, ни река, ни деревня, ни город, ни речной залив. Гибнут, но идут. Куда идут? Неизвестно. Почти все участники большой миграции, как правило, гибнут. Но кто задал им это направление и приказ идти во что бы то ни стало?
…Не все лемминги ушли из тундры. Некоторые не оставили обжитых нор. И на бескормице готовятся к новой зиме…
В степях и пустынях
У тундры две сестры — степь и пустыня. Многие находят, что они весьма схожи: у всех бескрайние горизонты, у всех трех то ледяная либо знойная скупость, то щедрость, граничащая с расточительностью.
Степь и пустыня, отделенные от своей суровой сестрицы лесами, горами, долами и морями, располагаются рядом, так что иной раз не отличишь, где кончается одна и начинается другая. Оттого у них много общего.
Во-первых, сухость. Нечего говорить о безводности пустыни, все ее и так за это проклинают. Но ведь и степь недалеко ушла: 20 сантиметров годовых осадков на просторах пампы, прерий, азиатских степей. Это ведь такая малость, воробью не напиться.
Во-вторых, жара. В Каракумах и в Сахаре почва разогревается до 70–80 градусов, что практичные путешественники издавна использовали для быстрого приготовления печеных яиц. В степях, правда, земля не столь горячая, но плюс 40 градусов в тени не редкость.
В-третьих, холод. В тех же самых раскаленных Каракумах зимой воздух охлаждается до минус 30, а в степях за Уралом бывает и минус 50 градусов.
А если к этому еще добавить коварные суточные колебания температуры — в Сахаре они до 30 градусов, — то невольно посочувствуешь беднягам бедуинам, которые, бывало, целый день парясь в своих бурнусах, ночью мерзнут, прижимаясь к теплым бокам дромадеров.
Но и это не все. Здесь есть где разогнаться ветрам. Какой-нибудь плохонький ветерок, с трудом выпутавшись из чахлого перелеска, попадая в степь, набирает силу и через сотню-другую километров норовит стать суховеем, самумом, ураганом.
Как видите, сестры взбалмошные, неуравновешенные. Сказывается это и при выборе нарядов. Если пустыню из-за скудости почв, безводности и резкости температурных колебаний можно считать особой декольтированной, то степь кидается из одной крайности в другую — от «макси» к «мини».
Впрочем, обе они раз в году бывают прекрасны. Весной — в Евразии и Америке. В африканских полупустынях и степях — в период дождей. Буйные эфемеры и эфемероиды щедрое набрасывают на них одеяние: разноцветье, травы растут не по дням, а по часам, зацветают кустарники. Это как улыбка красавицы.
Но как быстро наступающая сушь превращает эту улыбку в страшную гримасу! Еще борются некоторое время солянка и полыни, еще удерживает зелень в крепких своих листочках песчаная акация, но уже чувствуется огневое дыхание ветра. Все желтеет, сморщивается, превращается в тлен. Лишь степь — это зависит от ее географического положения — сохраняет наряд до зимы, но это чаще всего нищенская одежда — ковыль…
Степи и пустыни — кто с ними уживается?! Насекомые. Пауки. Скорпионы. Пресмыкающиеся. Птицы. Звери.
Суслики, сурки, долгоноги, тушканчики, кенгуровые крысы, мышовки, хомяки, песчанки, степные пеструшки — эти грызуны нашли пристанище в пустыне и степи. Пожалуй, здесь уместнее всего поставить пресловутые «и т. д. и т. п.», ибо дальнейшее перечисление грозит сделать фразу чрезмерно громоздкой.
Большинство из них не назовешь типичными обитателями степей и пустынь. Они или, вернее сказать, близкие виды живут в лесостепной зоне, в горах, в лесу. Как наши знакомые сурки.
Терпеливые часовые равнин, не освоенных человеком, они выстаивают свои вахты у бутанов, по нескольку часов готовы стоять! Они не требуют от природы многого. В пустыню их не заманишь, но со степью они дружны. Их привычки подобны привычкам их горных братьев: те же колонии, те же посвисты (беспроволочный телеграф!), передаваемые друг другу в минуту опасности, та же сибаритская лень и беспробудный сон на всю зиму. Одним словом — мармоты. Так называет сурков благородная латынь.
Другое дело — суслики. Эти и бегать, и строить, и запасать — на все горазды. Земли оккупировали всякие. За Полярным кругом попадаются. И в жаркой пустыне живут. Ленивыми не назовешь!
А между тем внешне — этакие сурки в миниатюре, особенно если перед глазами у вас экземпляр преклонного возраста, который уже отбегал свое и занят в основном едой. Та же посадка «столбиком». Но если сурок выглядит несколько мешковатым, то суслик стоит прямее и стройнее. Он похож на гордого, подтянутого, резковатого молодого командира.
Двадцать — тридцать видов в Европе, Азии и Северной Америке (в СССР десять видов), да еще тонкопалый суслик, или среднеазиатская земляная белка, выделяемая обычно в самостоятельный род за некоторую оригинальность в строении зубов и черепа. Размеры от 25 сантиметров — малый суслик и до 38 — суслик-песчаник. Многие, включая и тонкопалого отщепенца, прижились в степях и пустынях. Удачливые и, по общему признанию, благоденствующие грызуны.
Степь, весна… Трава ударилась в рост, жаворонок ликует в небе. А небольшая птичка каменка деловито ныряет под землю. Тут ничего странного: опасаясь высоких летних температур, она справляет новоселье в брошенной норе суслика. Но, поднявшись в воздух, видит каменка: скачет по степи грациозный зверек. И прямо в ту же нору. Хозяин. И тут птица бросается на законного домовладельца! Цепкими коготками впивается в крапчатую спину, и суслик удирает. А каменка еще за уши треплет, быстрей!
Горюет суслик недолго. Найдет подходящее местечко, копнет, а через несколько минут его уже и не видно, только комочки земли вылетают из лаза. И уж если кто захочет вытащить его из норы, пусть и не пробует. Схваченный за задние ноги, суслик так цепко держится передними, что пополам разорвешь — не отцепится! Однако мало кому удастся схватить суслика: он быстр, проворен, а нора его глубока, о чем можно судить по холмику выброшенной земли. Высота его с полметра. (У Сергея Ивановича Огнева есть данные подсчета объема всех этих холмиков на площади в один квадратный километр где-то в Калмыцкой степи — крае, богатом сусликами: 30 тысяч кубометров!)