Конструкция норы, даже зимней, проста и практична: наклонный ход (рядом холмик выбросов, а сам вход на зиму забит землей), а затем вдруг от гнездовой камеры вертикально вверх идет отнорок, не доходящий немного до поверхности. Это, если вдуматься, поразительное изобретение: здесь зверек прячется, оставаясь в то же время у поверхности и слушая, что наверху делается. Если наводнение случится и все внизу зальет, отнорок останется сухим, да и выбраться из него легко — надо лишь покопать немного вверх, что весной и делается.
«Под лежачий камень вода не течет», — гласит народная мудрость. Мобильность в прямом значении слова и, так сказать, экологическая обеспечила суслику жизненный успех. Его североамериканская кузина — луговая собачка, прозванная так за то, что «лает» (не столь, правда, громогласно, как цепные церберы. Сидя в подземелье, могут облаять незваного пришельца; друг с другом общаются, тявкая), так вот эта луговая собачка похожа и на суслика и на сурка. Подземелья луговых собачек, соединенные сотнями переходов с сотнями входов и выходов, тянутся на километры. Луговую собачку считают связующим звеном между сурками и сусликами, но… она не легка на ногу. Это последнее качество отделяет ее от суслика и ставит рядом с сурком, на которого она и внешне больше похожа.
В прошлом веке верховой, ступив на улицу «деревни» этих зверьков где-нибудь у подножия Скалистых гор, за несколько дней не мог ее миновать: бугорки, бугорки, желтые фигурки, отрывистый лай… Теперь всего этого нет. Сильные машины распахали плодородные угодья: зверюшки, смешивая верхние и нижние горизонты почв, обогатили их минеральными солями. А в пустынях, полупустынях — в песчаных и каменистых? Там жить трудно Но можно.
Долгоног, или долгопят каффрский, — зверек с беляка, в шкурке приличного качества. Его мясо знают и ценят жители Южной Африки. Но он не заяц и не тушканчик, а представитель особого семейства, неопределенного систематического положения, где-то на полпути между шипохвостыми белками и крысами. Он живет безбедно на землях самых бедных.
Солнце в тех краях жаркое и нещадно преследует все живое. Поэтому днем долгоног спит в обществе себе подобных, каждая пара в своей норе, но в непосредственной близости с 10–15 другими парами. Выбравшись ввечеру из убежища, долгоног медленно бродит: где листочек подберет, где корешок или клубень из сухой почвы вывернет.
Но это не тихоход какой-нибудь вроде дикобраза. В местах с редкой растительностью, чтобы унять голод, надо преодолеть не километр, а больше. Долгоног на это способен. Как стальная пружина подскочил на длинных задних — прыг! И трех метров пути как не бывало. И вперед, прыжок за прыжком. Наблюдатель может усомниться, уж не в Австралии ли он: очень похожи прыжки долгонога, да и сам он, на кенгуру. Прыг да прыг… А когда торопится, например если кто за ним гонится, прыжки уже пятиметровые. Не бег — полет! Раньше думали, что он не пьет. Лишь недавно проследили, что пить он ходит, да порой за 32 километра!
Есть среди грызунов, жителей пустынь, такие, кто действительно может совсем не пить. Например, американские кенгуровые крысы, похожие на тушканчиков.
В Индии, в Международном институте по изучению и освоению пустынь, в опытах над песчанками установили что и эти похожие на крыс зверьки (но из семейства хомяков и с волосатыми а не голыми, как у крыс, хвостами) выживают на одном сухом пайке в среднем по 16 месяцев. А ведь некоторые из них умирают естественной смертью в двухлетнем возрасте.
Собственно, песчанки здесь упомянуты не просто к слову. Это большой с десятью — тридцатью видами (из которых в СССР восемь) и множеством подвидов североамериканский и азиатский род подлинных победителей пустынь и полупустынь. Должен предупредить читателя, что, невзирая на все интересные сведения, которыми мы обязаны песчанкам, в рассказе о них трудно сохранить доброжелательный тон. Ибо эти жители пустынь — варвары. Точнее говоря, вредители. Песчанки расхищают сельскохозяйственные культуры, подрывают полотна железных дорог и рушат берега арыков, чем вызывают праведный и опасный человеческий гнев, подкапываются под корни кандыма, черкеза и акации и ведут пустыню к горькой бедности и бесплодию.
Но не копать эти зверьки не могут: под палящим солнцем, при сорокаградусной плюсовой температуре они погибают через несколько часов. Поэтому песчанка, да и не только она, суслик тоже, если выпустить его из клетки на волю в пустыню, не побежит прочь сломя голову, как почти всякий освобожденный зверь, а сразу же, выбрав где-нибудь невдалеке подходящее местечко, будет закапываться. Внизу спасение. На полуметровой глубине песок нередко уже влажный. Здесь ровная, почти без суточных колебаний, пригодная для жизни температура.
Если по справедливости, то всех песчанок вредными не назовешь. Одни из них слишком малочисленны, другие или роют мало, или живут в каменистых местах, иногда в старых развалинах.
По-настоящему вредна монгольская, или когтистая, песчанка, которая роет хоть и неглубоко, но денно и нощно и там, где не надо: в кюветах, под насыпями, под разными земляными постройками. Полуденная песчанка, приспособившаяся жить в едва закрепленных песках — прямо скажем, на горе этим пескам, — тоже роет много.
Однако приоритет в этом деле принадлежит по праву большой песчанке, или, как ее с лаской и не без сарказма называют, «заманчик». Этот зверек крупнее всех остальных песчанок. Заманчики — убежденные «урбанисты». На бугристых песчаных склонах, по балкам строят они настоящие подземные многоэтажные города. На двух-трех гектарах сотни входов, а внизу — бесчисленные коридоры, большие залы по нескольку метров длиной и сантиметров двадцать пять высотой, словно залы заседаний. Иногда поселения заманчиков, подобно бесконечным станицам наших южных областей, растянуты на многие километры.
Оттуда совершаются набеги. Среди бела дня. В любое время года. Почти в любую погоду. Заманчики подрывают корни бесценного для пустыни саксаула, да и всем другим растениям приходится плохо. Особое лакомство для маленьких грабителей — молодые ветки. Они срезают их, ловко взбираясь на кусты и деревья на высоту до трех метров. Запасают веточный корм, пряча его в подземных хранилищах или складывая, как сено, в стога. Да и сено запасают обычно в подземельях.
«Изредка в пустыне Каракумы и в Прибалхашье песчанки ставят стожки около нор и даже укрепляют их по краям, втыкая в землю веточки, чтобы ветер не унес их запасов… Раскопав только часть поселения песчанок, Камбулин вынул из пяти камер-сеновалов 27,5 килограмма запасов. Он наполнил ими два с половиной мешка из-под муки» (профессор А. Н. Формозов).
Перед архитектурными красотами подземных кварталов больших песчанок не могут устоять змеи, ящерицы, пауки, клещи и всякая летающая нечисть, обобщенно называемая «гнус». Все это шуршащее, шипящее, зудящее, шмыгающее — квартиранты заманчиков. Весной вы даже с закрытыми глазами догадаетесь, что попали в пригородную зону такого исключительного города, гнус вам об этом доложит. И если вы не приготовили себя к тому, чтобы отдать здоровье на благо науки, то уходите поскорее, ибо здесь рассадник лихорадок, возвратного тифа, лейшманиоза и так далее…
Надо сказать, что подобная система домовладения, назовем ее «общественной», в обычае также у южноамериканских грызунов вискач, жителей аргентинской пампы и самых ближайших родственников знаменитой шиншиллы.
Вискача — самый крупный грызун в семействе шиншилловых: длина с хвостом около метра, а вес до семи килограммов. Мясо у вискач вкусное, его продают и охотно покупают (под названием «шерстистей заяц») даже в магазинах Западной Европы. В Южной Америке вискач безжалостно истребляют: скот и лошади ломают ноги в их норах.
Звери безобидные, ночного образа жизни, а их запасливость выражается столь своеобразно, что невольно напоминает еще раз павловскую мысль о похожести коллекционирования у человека и запасания у животных. Вискача кроме действительно нужных ей стеблей чертополоха подбирает на просторах пампы все, что уронили, бросили, потеряли другие (или то, что сама украла!): консервную банку, полиэтиленовую упаковку от чего-то, пачку сигарет, кость, даже часы, кнуты, ботинки! Находки свои складывает возле входа в нору. «Выставка», говорят люди. Если выставка, то определенно поп-арт. И весьма объемистая, до двух мешков разного «добра».
Но разговор не об этом. Свои жилища — вискачеры — грызун-американец всегда строит по тому же замыслу, что и азиат-заманчик. Вискачеры — тоже обиталища разных животных. Утверждают, что их тут до семидесяти видов! Те же лабиринты, этажи, галереи со множеством довольно широких входов. Двадцать — тридцать вискач обычно под руководством одного старого самца роют не день, не год, а поколение за поколением. Естественно, на излишках площади появляются квартиранты. Местные лисы, ящерицы, змеи, земляные совы… Птице казарите приходится поработать и самой: она роет в высыпках и в стенках нор ниши для своих гнезд. Ласточки практичнее, они селятся в ямках, вырытых казаритой. А оставшиеся излишки площади? Живет в них тот же гнус, лишь имя у него экзотичное — москит. И блохи разные… Есть где разгуляться болезням… Да и человек, подъехав на автоцистерне с водой, с помощью шланга быстро разделается с вискачерой. Оттого и стали редки вискачи в пампе.