1/10 зрительных восприятий направляется непосредственно в рефлекторный центр, прочие — в кору мозга для необходимой обработки.) Можно сказать, что мозг лягушки «не раздумывает», получив зрительное предупреждение: хватать, удирать или притаиться… Это за него уже «продумала» сетчатка. Он тут же мобилизует в соответствии с ее «приказом» мускулатуру тела.
Но поскольку сетчатка — это все-таки не мозг, а, бесспорно, менее совершенный «счетно-решающий» механизм, лягушка нередко ошибается (чаще, чем та же кошка). Особенно там, где решение должно быть принято с учетом тонких деталей. Когда приближается нечто крупное, все, в общем-то, просто: безусловно, удирать! Если даже «враг» не опасен, ничем не угрожал. Для более надежного сохранения жизни лучше все-таки перестраховаться, на всякий случай удрать, хотя опасность, возможно, и ложная.
Более тонкое дело — определение пригодности в пищу мелких живых и неживых перемещающихся объектов. Тут принимающий немедленные решения лягушкин глаз нередко, толком не разобравшись, побуждает ее хватать и несъедобное: бусинку, которую мы дергаем за ниточку, либо и вовсе движущееся темное пятно. Но опять-таки не беда, ничего непоправимого не случится: лягушка выплюнет негодное и впредь, возможно, станет разборчивее. Зато такое физиологическое устройство — ответственность в выборе решений, данная сетчатке, — намного ускоряет реакции. А это очень важно, когда животное, добывая пропитание, имеет дело с насекомыми.
Удачную охоту на них обеспечивают специализированные клетки сетчатки — так называемые ганглиозные. Таких клеток у кошки, например, только два типа, а у лягушки четыре. Каждый выполняет свою задачу. Одни регистрируют темные пятна ближайшего окружения: затененные места ландшафта. Словно держат под постоянным наблюдением резервные пункты отступления и укрытия от врага или зноя. Другие, условно именуемые «детекторами контура». замечают лишь резкие границы света и тени. Несут, по-видимому, сторожевую службу. Ведь именно темным пятном с тенью, предшествующей или сопутствующей, обычно появляется враг. «Детекторы событий», ганглиозные клетки третьего типа, фиксируют всякое движение вообще — приближается ли, скажем, темное пятно или замерло — и вносят необходимые коррективы в оценку происходящего, после чего следует и соответствующая реакция лягушки.
Эти клетки как регистраторы первого предупреждения в обработке зрительной информации согласованно сотрудничают с клетками четвертого типа — «детекторами насекомых», которые фиксируют лишь перемещение мелких объектов.
Теперь нам более понятны физиологические причины автоматизма в поведении лягушки. Пусковой механизм реакций на движение у нее свой для каждой из трех размерных групп и все время на взводе, он реализует ответные действия на увиденное совершенно рефлекторно. Бездумно, но зато немедленно.
В арсенале средств оповещения, который вмещает один только глаз лягушки, действуют и другие сверхчувствительные оптические структуры, способные молниеносно определить скорость подвижного объекта, даже если он приближается или удаляется прямо по сагиттальной линии, то есть в направлении к глазу или от него. С такой точностью, как лягушка, никто из людей это делать не умеет. Правда, мозг самых опытных и способных (особый дар!) шоферов в момент обгона автоматически совершает нечто подобное. А глаз лягушки безошибочно оценивает не только скорость, направление, характер движения (поступательное, беспорядочное, колебательное) всех попавших в поле зрения объектов, но и степень их ускорения!
В выборе добычи лягушки и жабы не очень-то разборчивы. Поедается все живое и некрупное, что можно проглотить и что не ядовито: мухи, комары, стрекозы, бабочки, черви, жуки, улитки, клопы, гусеницы, уховертки, даже муравьи. Жабы и лягушки, никогда прежде не имевшие дело с осами и шмелями, хватают и этих жалоносцев. Следует болезненный укол, и наученная горьким опытом амфибия такой ошибки обычно не повторяет. Память у жаб очень хорошая. Даже безобидных мух, имитирующих окраской шмелей или ос, не трогают. Пригибаясь, пугливо прячут голову между лапами.
Врагов у бесхвостых амфибий множество. Вполне реальных и грозных. Корова, лениво бредущая к водопою, и та опасна: раздавит, если вовремя не посторониться. Двуногий «гомо сапиенс», загорающий на пляже, ни с того ни с сего может запустить камнем. (Про его резвых отпрысков и говорить не приходится…) Словом, берегись, лягушка… Смотри в оба и по всем сторонам. И за любителем уединения, мирно дремлющим над удилищем (понадобиться может лупоглазая на наживку). За коршуном в высоте и за сырой щетиной осок в низине: оттуда уж незаметно подбирается!
А ежи, норки, землеройки, лисы, барсуки, выдры, шакалы… Щуки, сомы, судаки… Вороны, сороки, сорокопуты, грачи, луни, цапли, аисты, чайки, крачки, поганки… Орнитологи подсчитали: по крайней мере, 92 вида птиц в наших широтах при случае, а иные и постоянно охотятся на лягушек, 21 вид — на чесночниц и 18 — на жаб. Жабы менее уязвимы, чем лягушки. Кожные ядовитые железы их хоть не очень-то, впрочем, но выручают. Однако совы, кваквы, грачи, енотовидные собаки, барсуки, еноты, ежи, хори едят и жаб.
Лягушачья икра — лакомство для уток и… тритонов. Многие рыбы, водяные жуки, их личинки и личинки стрекоз, юные ужи и взрослые озерные лягушки в определенное время и в определенных местах кормятся преимущественно головастиками. Едят их утки, цапли, чайки, крачки, сизоворонки, зимородки и другие птицы, о которых ничего подобного и не подумаешь даже, дрозды например. О паразитах, одноклеточных и многоклеточных, и говорить не хочется, а вот о ядовитых химикалиях, щедро рассыпаемых на оберегаемых от вредителей полях, сказать надо.
Вековые традиционные враги не грозят племени бесхвостых амфибий полным уничтожением. Мы легко можем в этом убедиться на первой же прогулке по берегу реки или пруда. Равновесие природы установилось и существует. Точнее сказать, существовало. Ныне человек его нарушил. Беспримерные в истории темпы технического прогресса, прямое и побочное действие цивилизации, охватившее все сферы жизни на планете, наносят уничтожающие удары и по лягушкам. Казалось бы, какое отношение к амфибиям имеют густая сеть шоссейных дорог и оживленное движение по ним? Но многими тысячами гибнут они под колесами, и местами в Европе и США «придорожное» население лягушек и жаб сократилось почти до предела. Осушение болот и прочие работы по улучшению не используемых под пашни земель изгоняют бесхвостых и хвостатых в немногие уцелевшие еще «резервации».
И вот явилась новая напасть, мор на все живое в округе: химическая война мирного разряда, но глобального масштаба! Человек обрушил ее на вредителей полей, а обернулась она против дикой природы (да и против него тоже!). ДДТ и прочие инсектициды там, где их особенно усердно распыляли, например в дельте Миссисипи, почти полностью уничтожили местных лягушек. (И жаб, конечно, и других животных, о чем писали не раз.) Лишь немногие лягушки уцелели, сумели приспособиться: их не убивают теперь даже в сто раз большие дозы ядохимикатов, чем погубившие менее стойких сородичей. Интересно, возродятся ли на базе наследственности этих переживших химические атаки амфибий новые жизнестойкие популяции?
О том, как необходимы нашей среде обитания лягушки и жабы, говорить много, я полагаю, не требуется. В описании жизни многих из них мы найдем убедительные тому доказательства.
Уже больше сотни лет, с первых опытов Спалланцани, возможно, и раньше, лягушки «работают» на человека как классические подопытные животные. Миллионами они погублены во имя торжества науки. Практичный человек извлекает пользу и из другого употребления лягушек: кожа самых крупных из них идет на сувениры и разные украшения, яд самых ядовитых — для стрел и копий (в первобытных общинах джунглей) и для целей медицины (в цивилизованных странах), а нежное мясо задних лапок — для диетического питания. Эти лапки почитаются за лакомство многими народами не только Азии, Австралии, Южной и Северной Америки, но и Европы. Французы умеют отлично готовить и головастиков, промысел которых обычно лежит на попечении детей. Это их, так сказать, семейная обязанность. Из наших лягушек самыми вкусными считаются травяная, прудовая и озерная. В других странах гастрономов привлекают иные виды.
Зоологическая инвентаризация
Бесхвостых амфибий 1800–2600 видов и 6 подотрядов (либо 5, по другой классификации).
Лейопельмы и хвостатые лягушки. В первом семействе — 3 вида (Новая Зеландия), во втором — один вид (запад США и Канады).
Безъязычные лягушки. Пять видов пип (Южная Америка, карликовая пипа — также и в Панаме) и 11 видов африканских шпорцевых лягушек.
Круглоязычные и носатые жабы. Два вида жаб-повитух (Средняя и Юго-Западная Европа). Четыре вида жерлянок: краснобрюхая (восток Европы, Турция, запад Западной Сибири), желтобрюхая (Западная Европа, крайний юго-запад СССР), дальневосточная (Уссурийский край, северо-восток Китая) и большая (Китай), лягушка Барбура (один вид, открытый в 1924 году в ручьях и реках Филиппин). Три вида дискоязычных лягушек (страны Средиземноморья). В семействе носатых жаб — один вид (Центральная Америка). Эти кормятся почти исключительно термитами и муравьями. Разгребают их жилища ороговевшими бугорками на задних ногах. Слизывают насекомых языком, который у носатых жаб прикреплен сзади, как у нас, и способен вытягиваться вперед.
Чесночницы и крестовки. Четыре вида настоящих чесночниц (страны Средиземноморья, Средняя и Восточная Европа, юг Западной Сибири). Около 7 видов американских чесночниц, или лопатоногов (Средняя Америка), и больше 40 видов других родов семейства чесночниц (Юго-Восточная Азия). Крестовок 2 вида: кавказская и пятнистая (Западная Европа). Некоторые систематики к семейству чесночниц относят еще 3 вида сейшельских чесночниц (тех, что яйца откладывают на суше, а головастиков самец носит на спине). Другие полагают, что место последних — в семействе настоящих лягушек.