Боливар сообщил Миранде о полученных от Верховной хунты инструкциях: проинформировать английское правительство о происшедших в Венесуэле событиях, добиться от Англии дипломатического признания, закупить в Англии оружие, предложить Миранде вернуться в Каракас.
Миранда взял покровительство над посланцами Каракаса. В течение трех месяцев и одиннадцати дней, проведенных ими в Англии, Миранда с ними неразлучен. Он устроил им встречу с английским министром иностранных дел Маркизом Уэлсли. Прием, оказанный им Уэлсли, был вежливым, но весьма сдержанным. Ссылаясь на союз Англии с Испанией, Уэлсли заявил, что Англия не может признать нового правительства, возникшего в Каракасе. Тем не менее он выразил готовность Англии торговать с Венесуэлой и предложил услуги английского правительства в качестве посредника в улаживании конфликта между Венесуэлой и Испанией.
В то время все связи Англии с Испанией находились под контролем клана Уэлсли. Маркиз Уэлсли был министром иностранных дел, его брат Артур, лорд Веллингтон, командовал английскими войсками в Испании, их дядя Генри был послом при Регентском совете в Кадисе.
Проводив венесуэльских делегатов, маркиз Уэлсли послал срочную депешу своему брату Генри, в которой просил использовать эту встречу для того, чтобы добиться от Регентского совета отмены монополии на внешнюю торговлю с испанскими колониями. Маркиз советовал сэру Генри пригрозить регентам прекращением английской помощи, если они не откроют колонии для английских товаров. Маркиз высказывал уверенность, что пребывание в Лондоне каракасских делегатов произведет нужное впечатление на регентов и будет способствовать достижению целей английского правительства.
Миранда неустанно трудился над тем, чтобы ввести своих соотечественников в высший лондонский свет. Он представил их влиятельным депутатам парламента, лордам, журналистам, писателям, философам. Одетых по последней моде молодых венесуэльских патриотов в сопровождении их «дядьки» — седого, но точно помолодевшего теперь генерала Миранды, можно было встретить на выставках, скачках, в аристократических клубах и знаменитых салонах.
Неутомимый сочинитель мемориалов и политических посланий о положении в Южной Америке продолжал писать их и направлять влиятельным английским особам. Но теперь его сочинения уже подкреплялись весьма реальными и всеми ощутимыми действиями первого независимого правительства в Южной Америке — каракасской хунты.
19 июля Миранда писал принцу Глочестерскому, брату короля Георга III: «Наконец посланцы Каракаса прибыли. Они предлагают этому правительству дружбу, они согласны открыть для свободной торговли все порты Венесуэлы… Их с уважением приняли министры его величества, которым они вручили свои верительные грамоты, хотя Аподака (посол Испании в Лондоне. — И. Л.) пытался всеми средствами воспрепятствовать этому». Письмо кончалось весьма примечательным сообщением: «Они привезли мне лестные для меня послания от моих родственников и других участников славной Апрельской революции. Эти послания проникнуты дружбой и уважением ко мне за мой вклад в победу благородного дела и не только настаивают от имени руководящих деятелей страны, чтобы я энергично помогал им в переговорах с Англией, но чтобы я вернулся на родину и вместе с ними продолжал борьбу».
Миранда вновь обращается к английскому правительству с требованием разрешить ему покинуть Англию и вернуться в Венесуэлу. Вскоре после приема маркизом Уэлсли представителей каракасской хунты неутомимый конспиратор пишет министру иностранных дел длинное письмо, в котором, ссылаясь на то, что дело, за которое он боролся, восторжествовало, просит разрешить ему вернуться вместе с Боливаром на родину «после более чем тридцатилетнего отсутствия и жестоких переживаний за ее благополучие и счастье». С такими же просьбами Миранла обращается к Ванситтарту и другим видным английским деятелям.
Английское правительство на этот раз не возражает против отъезда Миранды, однако советует ему не уезжать на одном корабле с венесуэльскими делегатами, чтобы не давать повода испанскому послу Аподаке для новых протестов. Миранде не оставалось ничего другого, как подчиниться.
19 сентября он простился с Боливаром, который отбыл в Венесуэлу на английском корабле «Сапфир», увозя с собой весь личный архив каракасца. 10 октября Миранда в сопровождении своего секретаря Томаса Молини отплыл из Англии на Кюрасао, откуда рукой подать до Венесуэлы.
В Лондоне каракасец оставил свою верную домоправительницу Сару Эндрюс и двоих сыновей, пообещав в самое ближайшее время выписать их в Каракас. Свою квартиру он предоставил Лопесу Мендесу и Бельо, которые решили остаться в Англии в качестве неофициальных представителей венесуэльской хунты. Со временем на Графтон-стрит расположится первое венесуэльское посольство в Англии.
Старый конспиратор уехал инкогнито, под фамилией Мартин, не простившись ни с кем из английских деятелей, ибо английское правительство формально так и не дало ему согласия на выезд из страны, и он опасался, что его могут задержать в самую последнюю минуту.
Эти опасения имели свои основания. Узнав от губернатора Кюрасао, что Миранда с этого острова был доставлен на английском корабле в Венесуэлу, министр колоний лорд Ливерпуль пришел в бешенство. Он написал губернатору, что эта новость вызвала удивление и неудовольствие правительства, так как Миранда покинул Англию без его согласия и ведома. Лорд Ливерпуль запретил иметь какие-либо связи или переписку с Мирандой, которые, как он писал, «могли бы вызвать подозрение в метрополии или в испано-южноамериканских провинциях против нас в том, что его действия поддерживаются или вдохновляются британским правительством».
11 декабря 1810 года Миранда, наконец, высадился в венесуэльском порту Ла-Гуайра. Почти сорок лет назад он покинул этот порт никому не известным молодым студентом. Долго длилось его путешествие. И вот теперь он дома, на родине, сбросившей с себя оковы рабства. Нет, это не было возвращением блудного сына. На родину вернулся победитель, убежденный патриот и знаменитый полководец.
В Ла-Гуайре, где Миранда высадился в мундире генерала французской революции, его ждали родственники и почитатели. Из Ла-Гуайры Миранда написал в Каракас, спрашивая у хунты разрешения проследовать в столицу. Как-никак, а хунта все же действовала от имени испанской короны, для которой Миранда был и оставался врагом № 1. Чтобы не создавать хунте излишних трудностей, он просил дать ему возможность закончить свои дни «простым гражданином в лоне родственников и соотечественником». Хунта не только разрешает ему следовать в Каракас, но и выделяет официальную комиссию для его встречи во главе с Симоном Боливаром.
«Большое число именитых граждан, — писала потом английская газета «Лондон Пакет», — прибыло в Ла-Гуайру, чтобы сопроводить Миранду в родной Каракас, куда он прибыл верхом на красивом белом коне… По пути к кавалькаде присоединились многие другие его почитатели, а в Каракасе его встретила огромная толпа жителей, приветствовавших его возвращение».
В Каракасе Миранда поселился в доме Боливвра. Здесь к нему шли на поклон и аристократы-мантуанцы и простые люди. Орган Верховной хунты «Гасета де Каракас» приветствовала возвращение на родину прославленного патриота. Ему направили приветственные адреса кабильдо Каракаса, Валенсии, Сан-Карлоса, Боготы и других городов Венесуэлы и Новой Гранады. Верховная хунта присвоила ему звание генерал-лейтенанта и назначила соответствующее этому званию жалованье. В то время это было самое высокое военное звание в Венесуэле, и Миранда был единственным, кто удостоился его. Судебное дело, заведенное на него испанцами в связи с экспедицией 1806 года, по решению кабильдо было сожжено.
Каракас, хотя и вырос за годы отсутствия Миранды и насчитывал теперь около 40 тысяч жителей, все же продолжал оставаться провинциальным городом. Правда, теперь здесь выходили газеты и действовал театр, но все-таки венесуэльской столице было далеко до Парижа или Лондона — городов, в которых привык жить и блистать Миранда.
Несмотря на лестные знаки внимания и уважения со стороны новых властей и населения, Миранда не мог не заметить, что в Каракасе его возвращение далеко не всем пришлось по душе, Хотя революция 19 апреля была делом молодых патриотов, выступавших не только за отделение от Испании, но и за создание республиканского строя, за отмену феодальных порядков и рабства, власть взяли в свои руки представители мантуанских семейств, плантаторы и рабовладельцы. Они не были сторонниками каких-либо серьезных реформ, которые могли бы лишить их части богатства и власти. Для этих людей Миранда представлялся крайне опасным человеком, олицетворявшим идеалы французской революции, чуть ли не якобинцем. Например, Россио, один из руководителей хунты, писал впоследствии, что Миранда по-возвращении в Каракас пытался создать партию из негров и мулатов, «всячески разжигая их страсти своими взглядами, разговорами и идеями самого либерального содержания». С другой стороны, часть населения, которому испанские власти и церковники в течение многих лет внушали, что Миранда является антихристом на службе англичан, продолжала верить этим клеветническим россказням.
Все это способствовало тому, что Миранда с первых же дней своего пребывания в Каракасе стал знаменем для наиболее радикально настроенной части патриотов, в особенности молодых, для которых такие «недостатки», как участие во французской революции, являлись его главными достоинствами, Молодые радикалы располагали своей организацией — Патриотическим обществом, вступить в которое был приглашен Миранда. Под влиянием Миранды это общество превратилось в политический клуб в стиле французской революции с той только разницей, что в Венесуэле других подобных организаций не существовало. Противники Патриотического общества называли его якобинским клубом, или Комитетом общественного спасения.
Среди членов общества (их было около 200) были как радикально настроенные отпрыски мантуанских семейств, так и ремесленники, свободные негры и мулаты. Многие будущие вожди патриотического движения вышли из него. Патриотическое общество выступало за немедленное провозглашение независимости, за отмену феодальных повинностей, установление республиканского строя. В Миранде оно нашло своего теоретика и вождя. Его сперва избрали вице-президентом общества, а потом президентом.