— Это невозможно.
— Но мы же похожи!
Вачера бросила на нее подозрительный взгляд.
— Мы одно и то же, — с жаром произнесла Грейс. — Разве нет такой пословицы, в которой говорится, что и крокодил и птица оба вылупились из яйца?
Знахарка посмотрела на мемсааб долгим задумчивым взглядом, затем протянула руку, развязала кожаный ремешок, который удерживал листья на лбу Грейс. Почувствовав легкое прикосновение пальцев Вачеры и зная заранее, что ее рана хорошо затягивается, Грейс попыталась подумать о словах, которые могли бы выразить то, что так внезапно и неожиданно пришло ей на ум и запало в сердце.
— Мы обе служим Детям Мамби, — тихо сказала она, пока Вачера смазывала рану соком агавы, следя за тем, чтобы ни одна капля не попала в поврежденный глаз Грейс. — Мы обе служим жизни.
— Это не твоя земля. Твои предки не отсюда.
— Но мое сердце здесь.
Они вместе распили тыкву пива, молча, передавая ее друг другу. Обе вслушивались в шум дождя и смотрели на разбухающую кашу. Постепенно к шороху дождя добавились и другие звуки: рев ослов, выкрики мужских голосов и рычание мотора автомобиля. Грейс узнала голос Марио, который приближался к хижине.
Когда она попыталась встать, Вачера помогла ей и поддержала ее рукой.
— Двадцать урожаев назад, — сказала она, — ты вытащила Нджери из живота Гачику. Гачику была любимой женой моего мужа. Нджери была радостью для его глаз.
Грейс ждала.
— Таху, которого вы так боитесь, никогда не придет. Нджери, которая приходится сестрой моему сыну, принесет честь нашему роду.
— Мемсааб! — раздался снаружи голос Марио. Послышались чавкающие звуки его шагов. — Вы здесь, мемсааб?
— Леди Вачера, — тихо произнесла Грейс. — Я никогда не смогу отблагодарить тебя за то, что ты сделала. Ты спасла жизнь моей маленькой девочке. Я навечно в долгу перед тобой.
Их глаза встретились в последний раз.
— До свидания, мемсааб доктори, — ответила Вачера.
27
«Шевроле» мчался вниз по грязной дороге, камни и галька разлетались в стороны, на дороге оставался длинный пыльный след. Джеймс Дональд вцепился в руль так, что у него побелели костяшки пальцев. Он внимательно всматривался вперед, чтобы вовремя объезжать глубокие рытвины и крупные камни, потому что мчался на предельной скорости. Когда его машина с громким ревом, скрипом тормозов и шасси неслась вниз по холму, женщины на полях выпрямлялись, оторвавшись от своей работы, а мужчины, строящие новый каменный дом для миссии Грейс Тривертон, прикрывали глаза рукой, как козырьком, и переговаривались между собой, что вацунгу всегда куда-то торопятся.
Наконец джип остановился, подняв вверх тучу песка и веток, и мотор заглох. Джеймс выскочил из кабины и побежал. Несколько африканцев, узнавших его, помахали и поприветствовали его, но он их не заметил. Длинные ноги несли его через двор вверх по ступенькам на веранду, в недавно отремонтированный «Дом певчих птиц». Задыхаясь от быстрой ходьбы, он спросил у изумленного Марио:
— Где мемсааб?
И прежде, чем тот успел ответить, что Грейс в деревне, сэр Джеймс уже сбегал вниз по ступенькам и вон со двора в сторону реки.
Его ботинки громко протопали по деревянному мостику, но и появившись у входа в деревню, он не замедлил шаг. Люди оборачивались и с удивлением смотрели, как стремительно несется белый человек прямо к центру их поселка, спрашивая всех о мемсааб доктори.
Он нашел Грейс в центре круга сидящих женщин, она объясняла им, как оказывать первую помощь и накладывать шину при переломе. Она подняла глаза, когда он ворвался в этот круг.
— Джеймс!
— Грейс! Благодарю тебя, Господи, что я нашел ее! — Он взял ее за руку.
— Что…
— Ты должна пойти со мной! Срочно! — Он вытолкнул ее из круга и побежал, крепко сжимая ее руку.
С головы Грейс сорвался пробковый шлем, она попросила:
— Джеймс, подожди!
Но он продолжал бежать, таща ее за собой.
— Моя медицинская сумка осталась там, — задыхаясь от бега, с трудом произнесла Грейс.
Джеймс не ответил. Они пробежали под естественной аркой вниз по тропинке в лесу.
— Что случилось? Почему ты вернулся обратно в Кению?
Он внезапно рванулся в сторону от тропинки и забрался в заросли, по-прежнему крепко держа ее за руку. Они продирались сквозь кусты и мелкую поросль, птицы отлетали в сторону, обезьяны кричали над их головами.
— Джеймс! — закричала она. — Скажи мне…
Неожиданно он остановился, развернулся, обнял ее и поцеловал.
— Грейс, — пробормотал он, целуя ее лицо, волосы, шею, — я думал, что потерял тебя. Они сказали, что ты умерла. Они говорили, что ты погибла во время пожара.
Они жадно целовались, Грейс обхватила его шею руками, тесно прижимаясь к нему.
— Я гнал машину от самого Энтеббе, — сказал он. — Потом я попал в Найроби, и мне сказали, что ты жива.
— Вачера…
— Бог мой, я думал, что потерял тебя. — Он зарылся лицом в ее волосы, сильные руки прижимали ее так крепко, что она едва могла вздохнуть.
Они опустились на землю среди диких цветов, бамбука и кедровых деревьев. Он накрыл ее своим тяжелым телом, она видела только синее африканское небо сквозь ветки у себя над головой. Лес шумел вокруг них, Джеймс бормотал:
— Я не должен был покидать тебя.
А потом слова больше были не нужны.
Они лежали в ее кровати, переговаривались. Приближался рассвет, вскоре миссия оживет от звуков стучащих молотков и стамесок, голосов детей, поющих в своем классе прямо под открытым небом. Теперь Джеймс и Грейс пытались растянуть часы уходящей ночи, наслаждаясь друг другом и каждой минутой, проведенной вместе.
— Я был в джунглях, когда узнал новости, — произнес Джеймс. Грейс лежала в его объятиях, и он гладил ее волосы. — Всю дорогу сюда я думал, что еду на твои похороны.
— Первые несколько дней после пожара я провела в хижине Вачеры. Буря отрезала нас от всех.
— Больше я никогда не оставлю тебя, Грейс.
Она грустно улыбнулась, положила руку ему на грудь. Даже если в ее жизни больше ничего не будет, у нее есть эта единственная ночь.
— Нет, Джеймс, ты должен вернуться. Твоя жизнь там, где Люсиль и твои дети. У нас нет права.
— У нас есть право. Потому что мы любим друг друга.
— И как же мы сможем жить?
— Я вернусь в Килима Симба. — Но даже произнеся это, Джеймс почувствовал неискренность в своих словах. Боль утраты, которую он при этом ощутил, заставила его прижать Грейс к себе еще сильнее. — Я любил тебя десять лет, Грейс. Потом были времена, когда для меня было пыткой просто находиться рядом с тобой. Я думал, что отъезд в Уганду сделает мою жизнь легче. Но я думал о тебе каждый день с тех пор, как мы уехали.
— Я тоже думала о тебе. Я никогда не перестану тебя любить, Джеймс. Моя жизнь и моя душа принадлежат тебе.
Он приподнялся на локте и посмотрел на нее. Он старался запомнить каждую черточку ее лица, ее волосы на подушке, изгиб ее ключиц. Этот образ отправится вместе с ним назад, в джунгли Уганды.
— Я собираюсь написать эту книгу, — сказала она, — руководство по медицине для сельских работников. Я хочу посвятить ее тебе, Джеймс. — Она протянула руку и дотронулась до его щеки. Морщины на его лице обозначились глубже, кожа стала еще более загорелой. Она знала, что он никогда не будет более красивым, чем теперь, в этот момент.
Джеймс поцеловал ее, и они начали все снова… в последний раз.
Часть четвертая1937
28
Дэвид Матенге проснулся на рассвете. Он выглянул наружу, бросил взгляд на дом своей матери, где она все еще спала, и подумал об угали, которое осталось от их ужина накануне вечером.
Он был голоден. Ему казалось, что в эти дни он постоянно хочет есть, он испытывал муки голода, но, по сути дела, не из-за еды, его томил другой голод. Он мечтал о свободе, о возможности изменить свою жизнь, о случае, который позволит сделать пылкую и неприступную Ваньиру его собственностью. Дэвиду Кабиру Матенге было девятнадцать лет, и его снедал голод. Длинное, гибкое тело пылало огнем и жаждой деятельности, которую он едва мог контролировать. Всякий раз, просыпаясь на рассвете, он поднимался и выходил из своей холостяцкой хижины, которую построил себе сам, и ему казалось, что мир немного уменьшился за ночь. Он чувствовал себя так, будто его сдавливало со всех сторон. Дэвид хотел вырваться из этого давящего пространства, этого тесного мира, и сбежать в большой мир, сможет дышать свободно, где почувствует себя мужчиной.
Ваньиру!
Он не мог спать, постоянно думая о ней, он сходил по ней с ума. Какими чарами она приворожила его? Почему его сжигает такое пламя и страстное желание овладеть ею? Но Дэвид знал, что вовсе не магический приворот заставляет его смотреть на Ваньиру голодным взглядом, а она сама.
Возможно, эту девушку нельзя было назвать физически очень привлекательной. У нее было круглое простоватое лицо, но тело было желанным для мужчин. Она была высокого роста с большой грудью и крепкими, сильными ногами. Однако Дэвида воспламенял не ее вид, а ее дух, холодный огонь в ее глазах, жар ее голоса, ее нежелание быть послушной и робкой даже в присутствии мужчин. Особенно в присутствии мужчин! Ваньиру срывала не одно мирное политическое собрание под фиговым деревом, громко и смело высказывая свои мысли, пытаясь спровоцировать мужчин на более решительные действия, вместо того чтобы произносить слова, слова и слова, как она заявляла. Они, конечно, возмущались. Мужчины не любили Ваньиру, старались избегать ее, потому что она ходила в школу, умела читать и писать и, хотя они и не желали этого признавать, знала гораздо больше них о колониальной политике. Она была отверженной в своем клане за то, что открыто не подчинялась британцам, и за свое упрямое стремление повысить статус африканских женщин. Ваньиру раздражала молодых людей, которые были друзьями Дэвида, заставляла их чувствовать себя неловко. Они нервно хихикали, когда она проходила мимо, и отпускали грубые шутки. Но в глазах многих из них было вожделение, и Дэвид замечал это всякий раз, когда она появлялась.