— Она вам что и телефона не оставила? — удивилась я.
— Нет, — покачала головой Ирина. — Какой телефон? Говорю же, она в студенческое общежитие переехала.
— А в какую больницу увезли Галину после несчастного случая? — спросила я. — Вы ведь ее там навещали?
— Действительно, — кивнула Ирина. — Навещала. В больницу Красина ее увезли. Знаете, где такая?
— Знаю, там же, на Ржевке, находится, — обрадовалась я.
— Вот, вот, — кивнула Ирина. — Там Галька и лежала.
Выйдя от Ирины, мы с Катькой переглянулись. Время было уже восемь часов вечера. Но Прапор с Серегой еще не звонили. А значит, мы вполне могли перед встречей с ними успеть смотаться в больницу и узнать там насчет Галины. Что мы и сделали, верней, попытались сделать. По причине позднего времени в справочном больницы все данные о двадцатилетней давности больной нам выдать отказались.
— Приходите завтра, — увещевала нас вся накрахмаленная молоденькая медсестра. — Сегодня все равно никого из врачей нет.
— Но дежурные же есть, — настаивали мы.
— И компьютеры уже выключены, — убеждала сестричка.
— Компьютеры можно включить. Девушка, поймите, дело идет о жизни и смерти. Для нас очень важно поговорить с лечащим врачом нашей подруги. Можно сказать, он наша единственная зацепка.
— Ладно, — наконец сдалась медсестра и подсела к зашумевшему компьютеру. — Как фамилия врача, у которого лечилась ваша знакомая?
Мы растерянно молчали. Фамилию врача мы у Ирины спросить не догадались. Да и что толку, если бы и спросили. Женщина наверняка ее давным-давно забыла, если когда-нибудь и знала. Медсестра выжидательно подняла на нас глаза. Поняв по нашим лицам, что фамилии врача ей от нас не видать, она вздохнула.
— Ладно уж, — сказала она. — Все равно из тех врачей, кто проработал тут больше двадцати лет, осталось всего два человека. И вам повезло, один из них сегодня как раз должен остаться на ночном дежурстве. Пухов Иван Алексеевич.
— А как нам его найти? — спросила Катька.
— Я провожу, — откликнулась медсестра.
Она провела нас на второй этаж и, остановившись перед окрашенной белой краской дверью, деликатно постучала в нее.
— Иван Алексеевич, простите за беспокойство. Вы не заняты?
— Ну что вы, Лидочка, — откликнулся из-за двери приятный мужской голос. — Совсем не занят. А для вас я и вообще всегда свободен.
Дверь открылась, и на пороге возник симпатичный мужчина сорока с хвостиком лет. С умным, немного усталым лицом. Кожа на щеках и подбородке была аккуратно выбрита, а небольшие аккуратные усики ничуть доктора не портили. С некоторым недоумением он воззрился на нас с Катериной.
— Эти девушки к вам, — порадовала Ивана Алексеевича медсестра и испарилась.
— М-да? — задумчиво проблеял врач, глядя вслед удаляющейся девушке.
Затем он снова перевел взгляд на нас.
— И чем могу быть вам полезен? — поинтересовался он. — Что, дело такое срочное, что до утра подождать не может?
— Очень срочное, — горячо заверили его мы.
— Что ж, — пожал плечами врач, — тогда я вас слушаю.
— Лет двадцать назад у вас в больнице лежала одна пациентка, — начала Катька. — Мухина Галина. Нам нужно побеседовать с ее лечащим врачом.
— Двадцать лет назад, говорите? — задумчиво повторил врач с легким сарказмом в голосе. — А теперь срочно понадобился ее врач? И чем же могу помочь, милые девушки?
— Ну, вы же тут самый старый сотрудник, — сказала Катька.
Ее слова почему-то обидели Ивана Алексеевича, и он надулся.
— Совсем я не самый старый! — возмутился он. — Есть и постарше меня сотрудники.
— Ой, мы не то хотели сказать! — смутилась я. — Простите.
— Нет, но действительно, чем могу быть полезен? — продолжал дуться Иван Алексеевич. — Даже если двадцать лет назад среди моих больных и была эта пациентка, то как я могу ее помнить? Какой у нее хоть диагноз-то был? Селезенка, желудок, аппендицит? Если аппендицит, то сразу могу предупредить, что я ее точно не помню. У меня этих операций только за первый год ординатуры было без малого три десятка.
— Дело в том, что это был не совсем обычный случай, — сказала я. — Девушка работала на химическом заводе и случайно упала в чан с раствором хлорки. После чего ее, конечно, немедленно госпитализировали. И привезли к вам, потому что и завод этот находился неподалеку.
Уже в середине моей тирады по лицу Ивана Алексеевича мелькнуло странное выражение, словно он вспомнил, о ком идет речь, но радости ему это не доставило. Но вслух он лишь коротко сказал:
— Проходите!
Посторонившись, он пропустил нас в свой кабинет. Сам плотно прикрыл за нами дверь, сел в кресло возле стола и закурил. Жадно сделав несколько затяжек, он спросил:
— Прежде чем мы начнем разговаривать, скажите, зачем вам это нужно? Вы что, ведете профессиональное расследование? Так я сразу же хочу вас предупредить, что тот человек уже давно не работает по специальности. Теперь он педиатр в районной поликлинике. Не думаю, что и педиатр из него получился хороший, но все же… все же непоправимый вред, работая педиатром, причинить трудно. Поэтому мне не хотелось бы называть фамилию этого врача. Он и сам понял, что ошибся, пойдя работать хирургом. И как мог, исправил эту ошибку.
— Нет, нет, — помотала головой Катька. — Если вы в курсе того, что произошло двадцать лет назад, то нам нет дела до фамилии лечащего врача Галины. Нам просто необходимо знать, что же произошло с Галиной.
Иван Алексеевич молчал. Нужно было его дожать. И я произнесла:
— Видите ли, произошло убийство. Мухина одна из подозреваемых. И нам с коллегой поручили в мельчайших подробностях проверить всю подноготную ее и остальных причастных к этому делу.
— Впервые вижу, чтобы наша милиция работала с таким тщанием, — недоверчиво пробормотал Иван Алексеевич.
— Времена меняются, — ответила я. — И очень несовременно думать, что в милиции все работают спустя рукава.
Уж чего-чего, а несовременным Иван Алексеевич показаться не хотел. Поэтому он поспешно согласился, что хорошие работники встречаются везде. В том числе и в милиции. Он так и остался при своем мнении, что мы с Катериной явились к нему из милиции. Не понятно, кстати, почему.
Уже и раньше прослеживалась закономерность: стоит упомянуть о том, что мы занимаемся расследованием убийства, как люди автоматически начинают считать, что мы с Катькой работаем в милиции. Видно, в голове среднего обывателя просто не укладывается мысль, что расследованием убийства можно заниматься не по долгу службы, а просто так. Из желания найти разгадку.
— Я помню этот случай, — наконец признался Иван Алексеевич. — Девушка была совсем молоденькая. Сама она почти не пострадала. Вытащили ее быстро и к нам доставили тоже оперативно. Во всяком случае, до летального исхода там было далеко. Но вот ребенком пришлось пожертвовать.
— Ее ребенком? — уточнила Катька. — Так это правда, что Галина была беременна?
— Да, но насильно делать аборт никто ее не заставлял, — сказал врач. — Ей просто предложили это как один из вариантов. Существовала вероятность, что ребенок может родиться с отклонениями. Примерно двадцать процентов. Но врачебная этика требовала от нас, чтобы мы проинформировали женщину о такой возможности. И мне показалось, что она согласилась избавиться от ребенка с большой охотой.
— И что было дальше? Ей сделали операцию?
— Да, — кивнул Иван Алексеевич. — К сожалению, не очень удачно.
— Что значит, «не очень удачно»? — переспросила я.
— Это значит, — медленно сказал Иван Алексеевич, — что после операции эта девушка осталась навсегда бесплодной.
— Не может быть! — ахнула Катька.
— Поверьте мне, я знаю, что говорю, — кивнул врач. — Поправить там что-либо было уже нельзя. Мой коллега, про которого я вам говорил, постарался. У него была тяжелая рука, у этого хирурга. Такое бывает. У таких врачей пациенты умирают на столе десятками. Самая простенькая операция по удалению свища грозит пациентку заражением крови. Иначе как мистикой это не объяснишь. Таким людям нельзя оперировать. Но, к сожалению, не все это вовремя понимают.
— И что Галина? — спросила я. — Когда она выписывалась из больницы, она уже знала о диагнозе?
— Нет, — пробормотал Иван Алексеевич. — К чему было ей рассказывать? Сотни женщин живут и вовсе не желают обзаводиться детьми. Вот и ваша Галина вполне могла оказаться одной из них.
— Да, вполне возможно, что и могла бы, — пробормотала Катька. — Но ей не повезло, она вышла замуж за человека, который жутко хочет завести ребенка. И готов даже с ней развестись, лишь бы получить желаемое дитя. Все равно от какой женщины.
— Тогда ей можно только посочувствовать, — сказал Иван Алексеевич.
Но на сочувствие ни у него, ни у нас особо времени не было. У Катьки запищал ее сотовый, а Ивана Алексеевича позвали к какому-то больному.
— Ну что? — спросила я у Катюхи, когда она закончила щебетать по телефону.
— Думаю, что Валентин вполне мог пронюхать об этой истории, — ответила мне подруга. — И шантажировать несчастную Галину тем, что расскажет о ее бесплодии Петру.
— Я тебя не о том спрашиваю! — рассердилась я. — Это и ежу понятно: раз мы узнали, так и Валентин мог узнать тайну Галины. Я тебя спрашиваю, что там слышно про наше сегодняшнее свидание с ребятами? Ты ведь с ними только что разговаривала?
— А! — махнула рукой Катька. — Они задерживаются на работе. Еще перезвонят.
— Тогда у нас есть возможность поменять машины уже сейчас, — сказала я. — Оставим Толину «Мазду» и пересядем на мою «девятку», если она уже на ходу.
Всю дорогу до гаража Катька размышляла вслух о том, мог ли Петр бросить Галину ради того, чтобы завести себе другую здоровую жену, или все же он сильней привязан к Галине, чем к гипотетическому ребенку, который еще не известно, будет ли радовать папочку. В конце концов Катькины терзания так мне надоели, что я предложила наведаться в фирму, где работали Галина вместе с мужем.