Джон выбрал кружной путь и повез ее сначала по скоростному шоссе Джесмонда мимо веселеньких викторианских особнячков, мимо крикетной площадки, потом по авеню Марстон и наконец вырулил к дороге, которая вела через зеленый массив парка.
Стоял погожий денек бабьего лета, дувший с северо-востока легкий ветерок раскачивал ветви деревьев, и они бросали на дорогу неверные тени. Когда машина подъехала к дому, прозрачный осенний свет высветил пламеневшие на сером розы.
– Нам сюда, – сказал он, притормаживая у бордюрного камня возле дома. И, указывая на него глазами, добавил: – Вот это я и хотел тебе показать.
– Этот дом?
– Да, этот дом.
Франческа выбралась из машины. Стоя на солнечном свету, она разглядывала старый каменный дом с его бирюзовой дверью и садиком. На губах ее играла улыбка. В воротах она задержалась и сорвала веточку жимолости, с наслаждением вдохнув сладкий дурманящий аромат.
– Прелесть какая! – прошептала она. Неслышно подойдя, Джон обнял ее за плечи.
– Это твой дом, Франческа, – тихо сказал он. – Твой.
Она резко обернулась.
– Мой?
Впервые за прошедшие недели глаза ее оживились и в них заблестел знакомый Джону зеленый огонек.
– Да. Твой и мой. Наш дом. Тебе нравится?
И чуть не потерял голову от счастья, когда Франческа, обхватив его руками за шею, прижалась к его груди. На губах ее сияла прежняя улыбка, которая делала ее столь прекрасной, ее глаза вновь загорелись удивительным зеленым огнем, и пугавшая его пустота во взгляде исчезла как не бывало.
– Неужели мой? Правда? Это мой дом? – быстро заговорила она, забыв про правильное произношение, за которым привыкла следить. Она задохнулась от восторга. Ей не верилось, что Джон сделал это ради нее. Он поддержал ее в труднейшую пору жизни, он позаботился о ней. Он подарил ей шанс начать жизнь сначала. – Неужели это мой дом?
– Да, твой, твой собственный, – смеясь ответил Джон, хотя к горлу его подступали слезы. Слава Богу, она возвращается к жизни. – Помнишь, ты подписывала бумаги?
Она неуверенно качнула головой, только сейчас по-настоящему поверив в его слова, и опять обвила руками его шею.
– Правда, мой? – шепнула она.
Он крепко обнял ее.
– Угу.
– Спасибо, Джон, – тихо сказала она. – Вот увидишь, тебе не придется жалеть о том, что ты для меня сделал.
Что было, то прошло. Теперь начнется новая жизнь.
– Спасибо тебе, – повторила она.
Джон наконец справился с охватившим его волнением и, окинув взглядом дом, нахмурился и сказал:
– Погоди благодарить. Посмотрим, что ты скажешь, когда вся пропылишься и тебе негде даже будет принять ванну. Дел нам предстоит – уйма!
Но она только рассмеялась и бодро ответила:
– Ничего страшного!
Лучше она и сказать не могла.
Вдруг она приняла озабоченный вид и сделала рукой типичный итальянский жест:
– Боже мой! Первое, что мы должны сделать, – серьезно сказала она, – перекрасить дверь. Ну что за люди! Как можно было выкрасить ее в такой дикий цвет!
Джон от души расхохотался.
Итак, они начали ремонт с перекрашивания двери. Но сначала зашпаклевали щели, соскребли старую краску, отчистили от ржавчины медную ручку и почтовый ящик, а потом покрыли дверь сочной темно-зеленой краской. Это был первый шаг.
Потом они вымели мусор, вымыли полы, вытерли пыль, и дом стал вполне пригодным для жилья. Дора прислала им из Моткома белье и занавески, и Джон прибил на окна карнизы. На дубовых полках в кухне расставили посуду. В знак начала новой жизни они распили бутылочку вина; дом принял уютный обжитой вид.
Через месяц после вселения Джон приступил к долгим и неустанным поискам работы. Он тщательно продумал семейный бюджет. Почти все деньги ушли на покупку и ремонт дома, и теперь, при условии строжайшей экономии, они могли протянуть еще месяца два. Не дожидаясь, пока деньги иссякнут, Джон с присущей ему последовательностью начал подыскивать себе место. Он внимательно изучал газетные колонки с объявлениями о вакансиях и выписывал их в специальный блокнот.
Он не питал иллюзий насчет быстрого и удачного трудоустройства, но запасся терпением на тот срок, который может понадобится для такого мероприятия. Он регулярно рассылал запросы во все заинтересовавшие его фирмы, вступал с ними в переписку, записывался на очередь в бюро занятости и часами перебирал все возникающие возможности.
Недели две Франческа следила за его действиями, преисполненная радужных надежд. Она взяла на себя все заботы по дому и, пока Джон искал работу, скребла стены, оттирала песком полы, мыла и красила. Она трудилась не покладая рук, инстинктивно ища в физической работе исцеления от душевных травм.
Она изо всех сил старалась оправдать доверие Джона и с удовольствием выполняла самую грязную работу, до поздней ночи очищая от мусора каждый закоулок, занимаясь шитьем, штопкой и прочей скучной рутиной, вкладывая в этот не знавший женских рук дом всю любовь, на которую была способна. Ей хотелось превратить его в самый уютный на свете уголок, чтобы оба они могли им гордиться.
Джон заметил, что, занимаясь хозяйственными делами, Франческа проявляет тонкий вкус. Она покрасила стены белоснежной краской, а полы отдраила до их первоначального вида, и они заблестели как новенькие. На благотворительной распродаже в приходской церкви она набрала викторианского кружева, которое повесила на окнах в спальне, а на старом диване, купленном в магазине подержанных вещей, разложила прелестно вышитые подушки. Кухню она выкрасила желтым. На полках расставила стеклянные кувшины и кружки, развесила связки лука и чеснока, пучки сухой травы.
В спальных комнатах она повесила старинные бронзовые светильники, которые когда-то, видимо, висели в комнате для прислуги одного из больших богатых домов, а кровати застлала голубыми в белую полоску покрывалами. На круглые столики набросила скатерки из такой же ткани, а поверх – белое кружево. Найдя где-то на свалке подмокшие индийские ковры, она вычистила их, подштопала, где было нужно, и положила на пол во всех комнатах.
К середине октября дом засиял чистотой и уютом. Джон расчистил сад и подготовил почву для посадки, но вдруг ударили холода и земля замерзла, так что копать стало невозможно. Решили подождать до весны.
Была и другая причина отложить все, связанное с лишними расходами. Деньги кончились. Первоначальные планы Джона подобрать себе работу по душе сменились настроением взяться за любую более-менее подходящую работу, а потом – отчаянной надеждой найти хоть что угодно.
Из раза в раз ему отвечали, что желают взять кого-нибудь помоложе, что у него нет подходящей квалификации или ему недостает нужного опыта. Но чаще всего без лишних слов сообщали, что место уже занято.
Надежд оставалось все меньше.
Сначала денег оставалось просто мало, потом в обрез. Перспективы на будущее становились все более мрачными, и оно перестало казаться заманчивым. Джон скрывал свои горестные опасения от Франчески, предпочитая страдать в одиночку. Его преследовал страх перед грядущим крахом.
Но Франческа понимала, о чем он постоянно думает. Она была гораздо проницательней, чем он предполагал. Она незаметно наблюдала за ним, как когда-то наблюдала за отцом, и ей страстно хотелось помочь ему. За то время, что она отдала на приведение в порядок дома, Франческа удалилась от остального мира, жила очень замкнуто. Но, вложив в дом физические силы, она вернула силы душевные. К ней возвратилась воля к жизни. Пора было начинать новую жизнь всерьез.
Ни слова не говоря Джону, она решила искать себе работу.
У нее не было ни малейшего представления о том, чем заняться, но, прочитывая вслед за Джоном газету с объявлениями, она наткнулась на приглашение в агентство по трудоустройству под названием «Удачный старт». Франческа записала номер телефона и, когда на следующее утро Джон ушел в библиотеку, позвонила, чтобы договориться о встрече. Ей назначили прийти в тот же день после обеда.
Положив трубку, она посидела, озадаченная столь оперативным откликом, и, одолев тревожное волнение, бросилась наверх переодеться.
Когда Джон вернулся к обеду из библиотеки, она сидела в кухне в черных шерстяных брюках, толстом клетчатом свитере, который Джон купил ей для поездки в Шотландию, и коричневых шнурованных ботинках на низком каблуке. Выглядела она как домовитая старая дева. На спинке стула висел коричневый твидовый пиджак Джона, из нагрудного кармана которого торчал шелковый платочек.
– Боже мой! Ты что, собралась куда-нибудь?
Джон сперва чмокнул ее в макушку, а потом пододвинул стул и сел рядом. Он чуть было не улыбнулся ее старомодному виду, но вовремя подавил улыбку, заметив, как она нервничает, барабаня пальцами по краю стола.
– Пиджак, конечно, можешь взять. – Он поправил платок в кармашке. – Но я сгораю от любопытства, куда же ты отправляешься?
Франческа прикусила губу и глубоко вздохнула.
– Я позвонила в агентство насчет работы, и они велели прийти сегодня на собеседование. – Она убрала руку со стола и стала разглядывать свои ногти. – Джон, я, наверно, напрасно это затеяла. Мне хотелось тебе помочь, вот я и решила поискать работу. Но что я им скажу? Я ведь ничегошеньки не умею. Может, позвонить и отказаться?
Он обнял ее, сжал в ладонях ее пальцы и улыбнулся.
– Нет, не надо никуда звонить. Нужно пойти.
Ему не хотелось огорчать ее, но он решил проявить твердость. Она пытается сделать шаг к самостоятельной жизни, и нельзя останавливать ее в самом начале пути. Если она внутренне подготовилась к новой жизни, не мешает слегка ее подтолкнуть.
– Все будет хорошо, Франческа, – мягко сказал он. – Нечего волноваться. Давай-ка мы с тобой порепетируем. Я собаку съел на этих собеседованиях. Обычная вещь. Ты справишься.
Она нахмурилась.
– Представь, что я агент по трудоустройству, я буду задавать вопросы, а ты отвечай. Идет?
Она кивнула и безвольно откинулась на спинку стула.