Зарывшись лицом в подушку, Юлька, не сдерживаясь, заплакала. Жестокая реальность разбивала иллюзии того мирка, который подарил ей Ариан Старовойтов. Ничего не изменилось. Все возвращалось на круги своя, только было еще тяжелее. И никто из людей, любивших ее, даже не догадывался, какие переживания и тревоги терзают сердце Юли, сколько боли спрятано в душе.
Впрочем, утром от ее ночных волнений, переживаний и слез не осталось и следа. Она встала пораньше и была, как обычно, деятельна и улыбчива, помогая бабушке по хозяйству и готовя обед. Она смеялась и порхала по дому, стянув волосы на затылке резинкой, облачившись в шорты и футболку. Девушка изображала радость, чувствуя, как внутри все сжимается и дрожит от нервного напряжения. Утром мама опять звонила, но ее к телефону не просила, разговаривала с бабушкой.
Юля не стала принаряжаться к приезду гостей, и к косметике не притронулась, она ей и не требовалась. Даже с небрежным пучком на макушке и в домашней одежде она походила на распустившийся бутон чайной розы. Ее красоте не требовалось обрамление, от нее и так захватывало дух. Не было в ней вычурности, кричащей яркости или вульгарности. Наоборот, проявлялась изящная строгость, благородство и неповторимая утонченность.
Шарапова была рада, когда, опережая гостей на полчаса, в дом вошла тетушку. Она привезла вино и еще кое-что к столу, который и так ломился от всевозможных вкусностей.
А потом Юля услышала, что у дома останавливается машина, и почувствовала, как самообладание изменяет ей. Захотелось броситься к входным дверям и бежать отсюда без оглядки. Она услышала, как где-то в глубине дома звонит ее мобильный, но времени, чтобы взять трубку, уже не осталось. Бабушка вышла на крыльцо, чтобы встретить старшую дочь, которую не видела больше трех лет, и Юльке пришлось последовать за ней. Интуитивно, даже не осознавая этого, она встала за спиной бабушки, превозмогая желание ухватиться за ее руку в поисках поддержки.
Пес зашелся в лае, когда гости отворили калитку, дед вышел со скотного двора, направляясь к ним, и вот уже здоровался за руку с зятем, обнимал дочь и внучку. Бабушка, утирая слезы радости, спешила им навстречу, а за ней Танька и дядя Слава, только Юля, не сдвинувшись с места, продолжала стоять на крылечке.
Она стояла, будто окаменев, пока не наткнулась на взгляд Шарапова, внимательный, пристальный, немигающий. Внутренне содрогнулась, словно ее хлестнули по лицу, едва сдерживаясь, чтобы не зажмуриться, не отвернуться, закрыв лицо руками. Вместо этого она продолжала смотреть на них, будучи не в состоянии ни улыбнуться, ни беспечно помахать рукой, ни сделать шаг навстречу.
Они сами подошли к ней. Три пары глаз впились в ее лицо. Несколько секунд они так и стояли, глядя друг на друга. Юлька первая очнулась и, широко улыбнувшись, начала обнимать младшую сестренку Настасью, которую помнила двенадцатилетним ребенком, а сейчас перед ней был уже прелестный пятнадцатилетний подросток, светловолосый и голубоглазый.
— Юлька, какая ты! — целуя ее, восторженно заявила сестренка. — Прям звезда! Спорим, всех в деревне затмила!
— И не только в деревне! — подхватывая тон Настасьи, похвасталась Шарапова.
— А я тебе кучу подарков привезла!
— Я тоже для тебя кое-что купила!
— Мама, — Юлька чмокнула Марину в щеку. — Папа, — наклонилась она к мужчине, но касаться его не стала и ловко увернулась от его рук, готовых обнять ее. — Рада вас видеть! Соскучилась безмерно! — призналась она и, засмеявшись, схватила сестру за руку и потащила за собой в дом.
Потом был обед, за которым они засиделись. Разговаривали, смеялись, пили вино, вспоминали события и людей. За три года накопилось достаточно новостей. И пусть Шараповы часто звонили в Беларусь, все равно было много чего, о чем не рассказывали, не сразу вспомнив или не успев. Конечно, Юлю расспрашивали об учебе и о том, чем она сейчас занимается. И дядю Славу, и Таньку… Настасье было о чем поведать. И Юлька не торопилась вставать из-за стола, понимая, здесь она в относительной безопасности.
Время близилось к вечеру, бабушка поставила на плиту чайник и стала доставать из печи сырники и блинчики с творогом. Шарапов с дядей Славой вышли на крыльцо покурить. Марина с Татьяной проверяли первые всходы на огороде. А Юля занялась грязной посудой.
Залаял пес, девушка не обратила бы на это внимания, если бы дед не прикрикнул на него, приказывая замолчать. Она выглянула в окошко и увидела Ариана. Сердце оборвалось, а внезапная слабость в коленках заставила опуститься на стул. Она на мгновение прикусила нижнюю губу, не зная, чего сейчас ей хочется больше: смеяться или плакать. Он пришел, не уехал! Юлька чувствовала, как все переживания и напряжение этого дня сметает всеобъемлющая радость. Его появление показалось лучиком света в непроглядной тьме, которая обступила ее вчерашним вечером и не желала отступать. В одно мгновения забыто было все, и только его приход, как спасение, стал для нее важнее всего на свете.
Настасья что-то спросила, но Юля не ответила, просто потому что не услышала. Поднявшись со стула, она пошла к дверям.
Ариан как раз представлялся Шарапову и Емельяновну-младшему, спрашивал о ней. Парень понимал, что пришел не вовремя, но больше сидеть и ждать не мог. Юля не отвечала на звонки и не перезванивала, а он уже не знал, что и думать. Пробыв весь день в усадьбе, он решил отправиться к ней домой. Увидев у калитки машину с иностранными номерами, все понял и, засомневавшись, собрался повернуть обратно, но в последний момент все же передумал.
Здороваясь за руку с обоими мужчинами, он, чуть прищурив зеленые глаза, внимательно вглядывался в их лица, а они отвечали ему не менее настороженными взглядами. И вдруг у них за спинами в проеме входных дверей появилась Юлька. Он увидел серые, бездонные глаза, полные отчаяния. Этот ее взгляд заставил сердце дрогнуть в предчувствии беды. Неосознанно, он сделал шаг навстречу, заставляя мужчин расступиться.
— Юля, — вырвалось у него.
— Ариан…
— Прости, я не вовремя.
— Нет, ты вовремя! — воскликнула она, хватая его за руку.
— У вас гости, я должен был догадаться.
— Нет, это я должна была позвонить.
— Ты можешь уделить мне несколько минут? — спросил он.
— Я думала, ты уехал! — прошептала она.
— Я не мог уехать, не простившись!
— Ты пришел проститься? — вырвалось у нее.
— Нет!
— Уведи меня отсюда! — попросила она, не в состоянии более сдерживаться. Старовойтов сделал пару шагов, спускаясь с крылечка и не выпуская руку девушки, и увидел, как у калитки, что вела на огород, появилась незнакомая женщина в сопровождении тетушки.
Татьяна улыбнулась ему и даже рукой помахала, а вот красивое лицо незнакомки, притягивающее взгляд, сделалось каменным.
— Юля, ты уходишь? — окликнула ее Марина. — Куда? Надолго? Кто этот парень? — весьма бесцеремонно спросила она, не сводя взгляда с Ариана. В ее глазах настороженность сменялась беспокойством. Шарапова чувствовала, в родном родительском доме что-то происходит. Ей чудилось это в разговорах с матерью по телефону, в вечном отсутствии старшей дочери, в ее странном поведении, а теперь этот парень. Сердце испуганно екнуло в груди Марины, и давние страхи снова проснулись в душе.
— Простите, забыл представиться, я — Ариан Старовойтов. Друг вашей дочери!
— Вы приезжий?
— Да, я из Москвы!
— У кого-то гостите здесь?
— Да, в Сиренево! — сказал Ариан, не спуская с женщины пристального взгляда.
— Что? — только и сказала она, бледнея.
— Я ухожу! — сказала Юля и потянула Ариана за собой.
— Юля, я запрещаю тебя! — отчеканила Марина.
— Юля, немедленно вернись домой! — вторил ей Шарапов.
Девушка даже не обернулась. Наоборот, ускоряла шаг, едва сдерживаясь, чтобы не побежать. И боялась, как бы ее не задержали силой.
Юля не проронила ни слова, пока они шли по деревне, да и потом, когда перешли плотину и оказались на территории усадьбы, продолжала молчать.
Они поднялись по старой каменной лестнице к ротонде и присели на верхней ступени.
Во влажной и душистой вечерней тишине звенели и переливались трели соловья. Над ними смыкали ветки вековые деревья, молодые листики которых трепал ветерок. Благодатным и прекрасным был этот вечер, а в душе царило смятение. Юля сидела, сжимая ладони, отвернувшись от Старовойтова, пытаясь скрыть и дрожание губ, и слезы, которые опаляли ресницы. Она старалась справиться с эмоциями, придать лицу безмятежное выражение, но не могла.
— Ариан, прости грубость моих родственников, они… Они переживают за меня, — только и смогла сказать девушка, через какое-то время совладев с собой, нарушив тем самым затянувшееся молчание. — Да, я сама виновата, веду себя неподобающим образом! Они все в шоке, я всегда была примерной девочкой, а тут…
— Юль, пожалуйста, не надо, — перебил ее парень. — Я все понимаю! Это я виноват. Мне все же стоит с ними поговорить. Они все не так понимают.
— Нет, — перебила его девушка. — Не надо, я не хочу. Ничего не надо, потом я сама во всем разберусь, а пока просто побудь здесь еще несколько дней. Это все, что мне сейчас нужно. Потом… Все как-нибудь устроится…
— Юль, — Ариан тяжело вздохнул. — Ты ничего не хочешь мне сказать?
— Нет, я не могу Ариан, пожалуйста, пойми меня и не спрашивай! — попросила она, и слезинки все же покатились по щекам.
— Хорошо, моя маленькая подружка, — только и сказал парень. Осторожно двумя пальцами поворачивая к себе ее лицо и вытирая мокрые щеки. — Мы не пойдем в деревню, если хочешь, останемся в усадьбе! У меня в запасе много интересного об этих местах, да и посмотреть еще есть что! Вот, например, мы ж с тобой не были в старых оранжереях, а мне, если честно, интересно, как там все устроено. Предлагаю подняться в дом, выпить кофе, а потом отправиться гулять, согласна?
Юлька слабо улыбнулась и кивнула, парень поднялся и, протянув ей руку, помог встать.
Несколько следующих дней, как Ариан и обещал, они провели в Сиренево. Он действительно знал многое об усадьбе, рассказывая не только то, что узнал от Анастасии Александровны, но и от родных, которые до революции любили гостить у своих друзей. Старовойтовым обычно отводили весь флигель, и