Неутомимый Денис скрылся где-то в комнатах, пропуская претензии в свою сторону.
– Ты чего? – направилась Марта за ним.
– Флешка где-то была…, – пояснил он, напряженным голосом, копаясь на полках книжного шкафчика. – Она очень нужна мне, там важные документы! – сосредоточенно вспоминал Денис, где видел в последний раз.
– Ты можешь пока разуешься? А я отыщу! – предложила любезно Мартушка, колеблясь в равновесии.
– Зачем мне снимать, если я снова уйду! – невозмутимо держался молодой полицейский.
– Затем, что я полы мыла, а у тебя обувь грязная!
– Чистая. Я на машине, лучше флешку найди!
– Держи, – вручила ему прямоугольный накопитель Марта, с испорченным настроением.
– Давай! – перехватил он, уходя, – буду утром! – выкрикнул Денис, испаряясь.
– Всегда так делает! – эмоционально развела Марта руками, хлопая себя по бедрам, – его ждешь, а он придет и ходит по хате в обуви, а меня это злит и выводит! – пожаловалась она Маруське.
– Хочешь, я скажу ему?
– Нет. Ни в коем случае. Давай по следующей?!
– Давай, разливай! – согласилась Маруся, – по последней.
– Верно, подруга. Сбил нас, так сидели душевно! – приутихла Марта недовольная духом.
18
Утренний рассвет, проскользнувшийся в их края теплым циклоном, растрогал местных птиц, пополняя нынче музыкальную коллекцию свежей птичьей симфонией. Деревья с открытым и гордым взором, одиноко прохлаждались в ожидании первых снегов. Низкое небо слабовато подсвечивало, припрятав за облачными плотными слоями красно-солнышко до более благоприятного исхода.
Не выспавшись за ночь должным образом, Маруся поднялась разбитой, к горлу подошла тошнота. Заварив себе чаю, она присела на мягкий кухонный табурет, собираясь с мыслями. А за окном расходилась субботняя жизнь. Кололи дрова постукивая топорами, звенели ведрами, голосили громко соседские дети. Выпив чаю на скромной кухоньке и уняв тошнотворность, она приободрилась для домашних хлопот. Покормить Алмаза, склоняющегося по двору ни свет ни заря, приготовить завтрак дочерям и мужу, прибраться и многое другое.
Во всем доме, кухня единственное место, которое располагало ее к творчеству, где она свободно придавалась чувствам в драгоценные минуты, когда в просторной избе все спали. Предаваясь мыслями о Жене, думая о нем бесконечно и утром, и ночью, она радовалась тому, что люди не умеют читать чужие мысли. И все, о чем она думает, о чем мечтает сохранится под семью печатями. Любовь, взявшись из ниоткуда, без всякий мотиваций и условностей, без претензий и притязаний сравнима лишь с классической музыкой, где в роли дирижера становятся двое влюбленных, руководя своим внутренним оркестром. «Можно ли увидеть любовь?» Чувствуя эту неосязаемую энергию, она видела, как от нее расходятся кругами чистые и прозрачные как воздух волны. В такой любви присутствует нежность, доброта, мироздание, шепот, счастье и радость. С Женей она бы общалась при помощи исходящего света от глаз и души, без затрачивания ненужных слов…
Минуты личного счастья закончились, когда проснулись дочери и окружили на кухне Марусю, напоминая ей о родительском долге. Рыжеволосая Соня первым же делом влезла на коленки к маме обнявшись с ней.
– Что будете на завтрак? – спросила Маруська у дочерей.
– Оладьи! – не раздумывая, пожелали девочки.
– Можно и оладьи, на домашних яичках! – воскликнула многодетная мама, расправляя свои крылья.
– Марта передала? – сообразила Арина, взрослая умом не по годам.
– Да, угостила вчера.
– Мама, а у меня родительское собрание, в понедельник, шесть вечера, – протараторила Яна, сообщая впритык.
– Приду, конечно, а тебе придется посидеть с Соней.
Янка ухмыльнулась манерно, от предстоящего бремени сидеть с младшей сестрой.
– Нагуляешься непременно, за всю жизнь то…, – изрекла Маруся, принимаясь замешивать тесто.
На кухню подтянулся Влад: – и мне оладьи! – напомнил о себе он, взлохмаченный после сна.
– Всем хватит, – ответила Маруся, наливая на сковородку первый блин, который давно не комом.
После завтрака, Влад уехал работать, а Маруся каким-то необъяснимым чутьем поняла, что она беременна. И заговорило в ней сердце о прочной нити, что связала великим чудом мать и сына. Растет под сердцем, развивается, питается полезными веществами. Кроха по сроку беременности, а такую прочную связь возымел с ней. Овеялась Маруся душевным счастьем от зародившейся божественной жизни, что благословили ее небеса.
– Арина, пожалуйста, присмотри за Соней, я до Марты сбегаю, – попросила она старшую дочь, в желании переговорить об этом с подругой.
– Ну я гулять! – собралась старшая дочь, прихорошившись. Кожа упруга, молодой взгляд, стройность тростинки.
– Я быстро, милая.
– Иди, уговорила! – согласилась Арина, стараясь по большей части идти на встречу матери.
Маруся вышла из горницы. Алмаз завилял хвостом. – Я скоро вернусь и дам тебе чего-нибудь вкусненького, – потрепала она пса за ухом. Глаза молодого пса глядели смиренно, провожая любимицу до кустов. И солнышко вытянуло свою голову сквозь плотные серые портьеры, чтобы посмотреть, что такое занятное происходит у Маруськи?
Запыхавшись от счастья, Маруся поднялась в дом. – Занята? – застала она Марту в полном здравии.
– Не совсем. Ты что такая, полыхаешь огнем?
– Я беременная!
– Ну и новость! – уставилась на нее шокированная Марта, – что делать будешь?
– Рожать! – пронзила ее Маруся без всяких сомнений. – Я прикинула, получается примерно уже два месяца… Мне даже не в намек, как так получилось. Сейчас лишь дошло до меня! – светилась Маруся от чуда, произошедшего с ней.
– Так это здорово Маруська! Я так рада! Влад знает? – улыбаясь глазами, спросила она.
– Нет, нет. Мне и говорить ему не хочется. Он сразу напьется на радостях, песни начнет распевать свои. Ты же знаешь, я его пьяным терпеть не могу! По мне, так пусть месяца три не знает!
– Точно. Кому, кому, а ему поистине пить нельзя…Таким идиотом становится, даже не знаю, как ты умудряешься терпеть это.
– Сама на знаю…, – зажмурилась Маруся, отсекая мысли о муже. – Да, и на свое вино уж тоже не зови! Пусть стоит до лучших времен!
– Бросила ты меня, подруга. Мы и так редко собирались… Ладно, будем отныне пить один чай, – сдалась Марта, войдя в положение подруги.
– Денис то дома? Удалось по поводу работы узнать у него? Мне любая сойдет, лишь бы срочно, пока живот не вырос, – сострила Маруся.
– Не переживай, Денис спит, как встанет спрошу.
– Ой, надеюсь. Ну все подруга, побежала обратно.
– Давай, Маруська! Береги себя, не перетруждайся хлопотами!
– Буду стараться!
19
В полуденное время Маша сидела на кухне за интересной книгой, в ожидании, когда проснется Майкл. Благодаря ее заботе, широкоплечий, рослый молодой человек, проспав сутки, выздоровел к утру от вредного недуга. Замотанный в простыню, он встал пред Машиным взором похожий на большую белую глыбу с черным гребнем, вполне окрепшим, хоть и с припухшими веками.
– Доброе утро, Маша, можно к тебе на «ты?» – разрезал его голос квартирную тишину.
– Доброе, Майкл. Не возражаю. Как ты себя чувствуешь? – приветливо улыбнулась Маша, и ее глаза, цвета голубики заиграли свежестью утра в росе. Она поднялась с табурета и закрыла форточку, чтобы не продуло полуголого огромного человека, влажным, осенним воздухом.
Майкл присел рядом и вымолвил, немного мявшись: – признаюсь, не поверил тебе, а потом как стало худо… С жизнью успел попрощаться, – выдохнул он и затих. – Даже, мотоцикл свой задарил приятелю, думая, что он мне уже точно не понадобится… Между двумя мирами побывал. И до чего странная штука, проснулся я сейчас каким-то другим человеком, что ли, с другим мировоззрением… – выговорился Майкл, вздрагивая тяжеловесными плечами.
– В слабости нету веры… – методично заключила Мария. – Посему и перестала я практически помогать пьющим. Пусть простит меня за это матушка. Но, я рада, что ты окреп. Кашу будешь? Тебе необходимо поесть, – залепетала она, с усладой женской.
– Буду! Спасибо, – пошелестел он книгой, что читала до него Мария.
Целительница незамедлительно поставила перед Майклом двойную порцию каши с маслом и навела ему крепкий чай. Ее «живой» гость ел с явным аппетитом, быстро опустошая тарелку.
– Маша, можно я тебе задам нескромный вопрос? – обратился он, насытившись едой.
– Задай, – ответила Маша и у окна толстый, невысокий холодильник закряхтел вдруг, словно истаскался и выдал человеческое – «пф», покачнувшись вместе с электрическим сверкающим самоваром, что восседал на нем.
– Как ты смотришь, если я день, два поживу у тебя, пока не решу вопрос с мотоциклом? – и черная скала уставилась на хозяйку вопросительно.
– Располагайся, и пусть тебя не смущает, что мне завтра на работу, – уверила она его с блеском добрым голубых глаз, а губы ее так и стремились улыбнуться каждый раз.
– Спасибо. Мне повезло, что я встретил тебя, – поблагодарил он, собираясь помыть за собой тарелку.
– Все устроиться, – ответила Мария, не давая ему это сделать, ощущая как исполин вознесся над ней, – в гостях не моют.
– А помыться? – скромно спросил он, с запашком тины.
– Пожалуйста, правда твои футболка и носки постираны, и не просохли, – хлопотала Мария, вручая ему чистое полотенце и широкий халат, что должен был подойти на такую махину. – Хорошо бы брюки твои постирать…
– Брюки? – я их сам постираю, не хочу затруднять тебя, побагровел он, смутившись, скрываясь в ванной.
По стеклу забил дождь. Певуче захлопал, зацарапал серебристыми косыми каплями. Ветер, подбивая клинья, прилеплял к окну пожухнувшие желто-зеленые листочки дуба.
Посвежевшего Майкла было не узнать. Лучистый взгляд, розоватые скулы. Чистые влажные волосы гладко лежали зачесанными назад, открывая простодушное лицо, черные, большие глаза и колоритную небритость. Маша соскользнула глазами на мужские голые пятки: – сейчас поищу тапочки, ноги так застудишь…