Марта посмотрела на подругу в замешательстве. «Вот так и сходят с ума!»
– Моя жизнь потеряла всякий смысл, – сокрушалась Машка. – Не могу, нет у меня жизни!
Марта подразлила: – давай подруга, соберись с мыслями! Уехал, черт с ним! Значит не стоящий он, не по фасону! Пусть катится колбаской по Большой Спасской!
– Да, да! Черт с ним, – согласилась Маша, выпивая свою порцию расслабляющей наливки.
– Хочешь, до Маруськи сходим? – предложила Марта, с нежными розовыми щечками.
– Я уже выпила, не хочу дышать на детей алкоголем.
– Тоже, верно, тогда тост!
– Наливай!
36
За целое медное лето, Влад ничего так и не нашел. Однажды пропищав металлоискателем, он откопал металлическую ржавую пластину от бывшей когда-то лопаты. Но это его не остановило… Упираясь на то, что клад далеко под землей и его не ловит обычный «искатель», укоренился мыслью, что необходимо проявить интуицию и продолжив упорно копать, чем довел Марусю до полного психического изнеможения. Не оставляя упорство наладить жизнь «золотишком», «ни в какую не бросать и не сдаваться», он каждый день поправлял свое драгоценное здоровье – пивом.
Однажды попав на Тамару Ильиничну, пронюхивающую про всех, изучающим оком местного детектива, Марусе пришлось отвечать на вопрос: – «что за ямы копает у нее Влад?»
– Нефть ищет! – отшутилась она, не желая распространяться о глупостях мужа, зная, что не стоит доверяться женщине, знающую подноготную про каждого живущего в их поселке.
– Нефть!? Надо сказать своему Аркадию, может и он поищет… Как думаешь, Маруська?
– Тетя, Тамара, думаю, не стоит овечка выделки. Наши земли богаты на урожай, тем и живем.
– Вот и я так думаю, Маруся, нечего рыть траншеи. Свое бы уберечь, да чужое нам не надо…, – подхватила она Маруськину точку зрения, прокручивая в голове свои соображения.
Август принес кратковременные обильные дожди и редко выглядывающее оранжевое солнце, холодные ночи и красные закаты. Рано облетели листья на деревьях и завяли цветы. Но ближе к обеду объявлялось смелое лето, разжигая огни солнечные, костры августовские, забрав у людей самое дорогое – тенистую прохладу.
Сема рос спокойным мальчиком, в отличии от крикливых дочерей. Да и беременность прошла легкой и незаметной, на одном дыхании. С такой беременностью, она бы еще родила двух мальчиков. И тогда бы уравнялись ее дети по три дочери и три сына… Но не от Влада… Поставив в этом щепетильном вопросе для себя строгий запрет, она контролировала ситуацию, напрочь уберегаясь от зачатия. Ничего не испытывая к своему мужу, ей с натягом приходилось создавать видимость на относительно ровное отношение к нему, чем усиление вызывала с его стороны недоверие к себе.
– Ты какая-то другая стала, я же вижу! – оговаривал он ее невольно, высматривая в Маруськиных карих глазах – измену. – Не целуешь меня, не говоришь – любимый!
– А какой я должна быть, Влад? Если ты не хочешь взяться за голову и начать работать. Дети, по-твоему, святым духом питаются? – петляла она, делая упор на текущие финансовые затруднения.
– Они питаются на детское пособие. Я лично мотался, собирал для тебя необходимые справки! – моргал он глазами на загорелом лице, потягивая лениво шеей.
– Детское пособие на детей, а значит ты с этого дня не ешь, ты не ребенок, – придиралась Маруся к словам, отсутствующе сжимая губы, затягивая потуже длинные волосы в хвост.
– Ну… ну! Я всегда даю тебе деньги, когда они есть! Дай мне последний шанс, Марусечка. Я, кажется, знаю, где нужно копать! – удерживал он Маруськино внимание.
«Господи! Я, я!» – взмолилась она про себя, нахмурившись. – Как хочешь, но на следующей неделе выходи работать, хоть куда!
– Не вопрос! Уважь меня этой ночью, и я полечу конем! – намекнул он ей на семейное ложе, лоснясь от удовольствия.
Маруся, спасовав опустила перед ним плечи, показывая телом, что как ни крути, ей придется уступить ему. И не издавая ни звука, она поддалась поцеловать себя, отправляясь потом заниматься детьми.
37
Уже не звенели жаворонки и ласточки с раздвоенным хвостиком отпели свою заздравную песню, в спешке покидая насиженные гнезда в неизвестном направлении. Загудел ветер поднимая опавшие желтые листья, расчищая для себя ветровые дороги.
Марта с Денисом собрались в торговый центр и позвали с собою Марусю. – Спасибо, что предложили, как мне очень надо, – подтвердила Маруся. – Дети повырастали за лето. Соне обувку надо, да Янке и Аринке нужны тетради, ручки.
– На сборы пятнадцать минут, – скомандовала Марта.
– Хорошо! – полетела Маруська собираться. Денег у нее было в обрез, на самое необходимое, но она обязательно перекрутится. Что-то купит сейчас, что-то потом. С годами ее мозг натренировался думать наперед.
Денис погрузил в багажник автомобиля прогулочную коляску. Сему в люльку, Соню в кресло, а сама Маруська примостилась с ними, бочком. Немного тесновато, но ничего… На машине до Липецка сорок минут, на автобусе, который редко ходит, почти час, а пешком весь день. В торговом центре они разошлись по разным сторонкам. Маруся обходила детские отделы, а Марта с Денисом по своим предпочтениям.
Несмотря на то, что наметанный Маруськин глаз позволил ей быстро сделать покупки, Соня все же устала ходить с ней из одного отдела в другой и заныла, что у нее болят ножки. Покинув торговый центр, она условилась с Мартой, что подождут их у входа. Следом за Соней закапризничал Сема. Взяв его на руки, она прямо перед собой в пределах тридцати метров увидела Женю. Он смотрел на нее неподвижно, не отрываясь… Их глаза столкнулись. Маруся застыла забывшись, приковываясь к выразительному взгляду любимого мужчины, с естественной, роскошной, цвета спелой пшеницы бородой, которая ему так шла. Возмужавший за год Женя, излучал опыт пережитого времени, взвешенность и уверенность в своем профессиональном выборе. Она увидела в нем взаимность чувств… И через расстояние, которое отныне между ними и не существовало, ей предельно передалась его любовь… Когда Женя исчез из зоны видимости, Маруся с усилием вернулась в рассудок, оставаясь сердцем и умом принадлежать ему. Ветер всклокочил ей волосы, и зачесал челку назад.
– Заждались нас? Ты чего тут стоишь такая? О чем мечтаешь? – обратилась подошедшая к ней Марта, соображая, «что с ней?» – А мы Сонечке купили красивое платьице. Держи от нас!
– Спасибо. У тебя в сумочке Семкина бутылочка, – задумчиво пробормотала Маруся, держащая на руках сыночка.
– Ах, да, бутылочка у меня. Держи!
– Вы готовы? – подошел Денис, – грузимся. – У меня еще ночное дежурство.
38
Сосущая тоска сытно зажила в Маруськиной хате. Хозяйничала по ночам, роняя на пол тарелки и ложки, а днем пряталась на чердаке добротной, но состарившейся усадьбы. Усаживалось солнце за горизонт сиреневыми отливами, розовея у кромки запада. И бледно-розовые тучи повисли взбитыми сливками над крышей дома, обещая ветренную неделю.
Встретивший ее на пороге Влад, разошелся шальным ударом:
– Твоя бабка меня прокляла, чтобы я сдох в этих ямах!
– Не говори так про мою бабушку. Святой человек! – вступилась Маруся за свою любимую прародительницу.
– Ага, вы все святые бабы – ведьмы! – вырвалось у него наглым апломбом.
– Ну знаешь, если ты в женщине видишь ведьму, то сам то ты кто? И прекращай копать, и так уж постарался изуродовать всю землю! – остепенила его Маруся, прося одуматься.
– Дай мне на сигареты. Сигареты закончились, денег нет! – неожиданно затух Влад, отворачиваясь испитым лицом.
Маруся достала ему сто рублей: – и завтра же выходи на любую работу!
– Раз уж пошел разговор, хочу тебе признаться… есть кое-какая загвоздка, – промычал он безысходным голосом.
Маруся притаилась, приготовившись услышать новые приключения своего супруга.
– Я брал микрозайм, мне нужно его загасить! – выложил он на стол карты, лишенный всякой совести.
– Каждый раз так происходит… За что ты постоянно наказываешь нас рублем!? Решим твой вопрос завтра, – пообещала она мужу, не вдаваясь в подробности, настроенная на волну любви.
– Что ж, схожу за сигаретами…, – спустился он по террасной лестнице, подкованный прекрасным настроением.
И неприметно солнечные последние лучи спрятались за линию горизонта. Уходили августовские денечки и лето перестало что-то значить, утратив свой вес и преимущество. Скучно светил сверху молодой полумесяц, не напрашиваясь никому в гости. В погасшей избе спали дети; не спалось Марусе, неотступно думающей о неожиданной встрече с Женей… «Нам никогда не быть с тобою…»
Утром она выяснила неприятную деталь, что займ в пять тысяч рублей, что взял ее муж как месяц назад, успел дорасти до пятнадцати тысяч. Она отдала Владу последнюю свою заначку и теперь ему ничего не оставалось делать, как вернуться в такси, чтобы хоть как-то сводить концы с концами.
Наступил сентябрь, и учеба пролила свет. Яна пошла в школу, Сонечка в детский сад, Арина в колледж, предпоследний год. Маруся продолжала иногда писала стихи, размытые, без особой конкретики.
Приступивший к работе Влад, заревновал Маруську пуще прежнего, разнюхивая любые подтверждения о наличии любовных связей у своей жены. В минуты, когда его брало безумство, он влетал домой, кипящий страстями. Подлетая к Марусе, он впивался в нее бесовскими, шельмоватыми глазами, залитыми бурлящей лавой.
– Где тетрадь твоя со стихами? – не терялся он в такую минуту, дерзко спрашивая у жены ее личные записи.
– На холодильнике лежит. Можешь почитать, – не препятствовала она.
Владислав, хватая тетрадь, жадно всматривался в страницы, слюнявя напряженный воздух:
«Мы от прикосновении в секунду,
Твой мир в шагах двух от меня.
А ты спроси, – с тобою буду?
– С тобою не разлей вода!»
– С кем ты не разлей вода? – маниакально разведывал он у Маруси, изучая ее мимику.
– С тобой. Ты еще тут кого-то видишь? – оставляла она его ни с чем.