Он скептично задумался, предпочитая верить ей, – что ж, это правильный ответ, а теперь целуй меня!
– Я не буду тебя целовать, твоя несдержанность никуда не годится!
– Марусечка, ну пойми меня правильно, работа разлучает нас, и потому мне приходится ревновать. Я не могу ничего с этим поделать…, – оправдывался Влад, поднося свои губы к Марусе: – давай, давай, поцелуй и я образумлюсь!
В кроватке заплакал Сема. Скромно одарив поцелуем своего мужа, Маруся ловко ускользнула от него.
– Есть мне давай! – не отпускал он ее просто так.
– На кухне еда…
39
Осеннюю порою Маруськины дети стали чаще болеть, заболевала и она. Деньги уходили на лекарства, таблетки, микстуры. Последним заболевал Влад, упрашивая Марусю, быстро вылечить его и поставить на ноги, признавая из всех лекарств одни антибиотики.
– Ты сам прекрасно лечишься, – говорила ему Маруся.
– Если бы и вы пили антибиотик, то тоже были бы уже давно здоровы! – хвастанул Влад с осипшим голосом, перед чашкой с горячим чаем.
– Спасибо за совет, разберусь сама, чем лечить мне моих детей.
– Они и мои тоже! Или я что-то не знаю?
– Пожалуйста, даже не заводи свои глупые разговоры! Не притягивай за уши! – сразу же остудила она его.
– Значит ты сегодня приходишь ко мне! – завел Влад старо-свежую песню.
– Ты не выздоровел! Посмотри на себя, какой нос красный, как у дед мороза! – подтрунила она.
– Ну хорошо, два дня полечусь, а потом тебе никуда не деться! – оповестил он ее о своем решении, почесывая обросшие, жесткие волосы. – Постригусь за одно, а то оброс!
– Постригись!
– Спорим, ты перед красавчиком не устоишь?
– Угу, – ответила Маруська без всяких споров. «Было бы, о чем спорить… ей без разницы». И несомненно ее муж умел быть приличным, романтичным и ласковым. Приятно удивлял, проявлял доброту и к детям, и к ней, но этих моментов было настолько ничтожно мало, что в основном он прибывал в маске идиота, определяя для себя как – нормально.
Влад допил чай: – что ж, ничего не попишешь, даже больным приходится работать!
– Так антибиотики тебе в помощь!
– Естественно, не твои же дорогие бадяги, которыми ты детей пичкаешь!
– Микстуры по рецепту и таблетки от кашля, – разъяснила Маруся.
– Понятно! – уступил он, уставившись назойливо на Маруськины серьги сузив глаза, – новые что ли?
– Перемкнуло? Старые, бабушкины! – вкрадчиво ответила она, разорвав разговор.
– Смотри у меня! – погрозился Влад. Оделся и уехал работать, таксовать.
«Господи, как ей надоели это сумбурные выпады, которые теперь на нее наводят иступленный страх!» Кому сказать, раньше ее забавляла его ревность, а сейчас у нее начинают дрожать коленки в испуге, вдруг ему что-нибудь взбредет в голову? Влад сдерживался благодаря тому, что побаивался Дениса, держа под замком излишнее отклонение от нормы.
Каждый день она жила благодаря любви к детям и к Жене, надеясь, что когда-нибудь, в один прекрасный момент увидит его опять. Или уже никогда! Ей так мало надо, так мало она просит. «Господи, пожалуйста, увидеть бы свет его очей!» Так бы и смотрела на него не отрываясь час, два, день, вечность, так бы и тонула в его глазах!
Дни сменялись месяцами, время докатилось до Нового года, который праздновали у Марты, кроме Влада, подзарядившегося подзаработать в новогоднюю ночь, вступающего в новый отрезок времени трезвым и работящим. Горела душистая, живая елка. Светилась гирляндой, мишурой и шарами. За окном мело. Хрустел снег. Счастливые дети разворачивали подарки, что надарили им взрослые. Маруся встречала праздник без всякой охоты, в надежде увидеть Женю, но душа говорила обратное, что и надежды у нее нет. А Маша, с надломленным сердцем, редко улыбалась, с пустым выражением лица. Их души кручинились, в отличии от Марты, чувствовавшей себя прекрасно-неотразимой, да и Денис веселясь и пируя, разошелся не на шутку, отплясывая до упаду. В три часа ночи, когда разошлись спать, а Марусе надумалось помыть посуду, он пристал к ней с разговором о Жене, чего никак не ожидала сама Маруська.
– В Женю втюрилась? – спросил он развязанным языком.
– Нет, ты о чем?
– Да, знаю я обо всем. Слышал твой разговор с Мартой. Что тут сложного догадаться. Никак в полиции работаю! – добивался он от Маруси чистосердечные признания.
– Ты только не говори Владу, прошу тебя! – сама не зная зачем, выдала она себя.
– Не скажу! И так понятно, не для его ушей беседа наша, но сама пойми, у Женьки нет к тебе никаких чувств. Он живет с девушкой. У него все хорошо, а весь этот бред тебе надо выкинуть из головы!
– Тебе не понять, Денис! – вздернулась Маруська, бросая мыть посуду, запылав от стыда.
– Чего не понять? Я сам мужик и если мужик любит, то он все пороги отобьет, а твой Женя где? Ты его видишь здесь? Я нет! Так что не тешься напрасными иллюзиями.
– Сама разберусь!
– Даже не думай утруждаться, живи как все люди. У вас с Владом дети! – выскочила из брючины праздничная рубашка, с подтеками облитыми на себя.
«Может быть я не как все», – отметила про себя Маруся, сощурив устало опустошенные глаза. – Предлагаю тебе, Денис, закрыть эту тему, – попросила она чутким окрасом, завидя его блестяще-пьяные глаза, обходя разговор ненужный, который она нисколько не заинтересована продолжать.
– Мое дело огородить тебя! – твердо-связанно пробубнил брат, кособочившись телом, шатко держась на ногах. Красивый мужчина, с морально стойким характером, непристойно разнуздался от спиртного.
– Огородил, можешь даже пряник взять с полки. Я ушла спать! – притупились рассерженно ее глаза.
– Ой – ой – ой, – не дерзи мне, – скрипнул Денис пьяным голосом, наполняя фужер наливкой.
После назиданий брата, ей не хотелось оставаться в его хате. Подняв своих сонных детей, она добралась по расчищенной от снега тропинке к себе в горницу, где тут же все залегли на свои кровати, дозревать новогодние сны.
Счастливая зима засыпала землю, заметая и дороги. Восходящие солнечные лучи заиграли, прокладывая себе ровные лучинки по белоснежному полотну, ослепляя сказочных снеговиков.
Пушистый снег падал и кружил весь январь и февраль. Дворы расчищались лопатами, набрасывая белоснежные сугробы. Влад соорудил горку, и дети весело скатывались с нее, раз по пятьдесят, не меньше. И на какое-то время у мужа наступило затишье. Он исправно ездил работать, отдавая Марусе большую часть своего заработка и не доставал ее ревностью, пока не настала весна…
Стоило только один раз забыться Марусе про телефон, выпустить его из виду, отдать поиграться Яне, как с работы залетал Влад, с дикими, полоумными глазами. Он обнюхивал в доме мельчайший воздух, проходя каждую комнату и сгустив брови, прикрывая веками свои убийственные глаза, косился на Марусю.
– Я знаю, он где-то неподалеку… – истошно произносил он. – Кто он, признавайся? Не надо думать, что я слеп!
– О ком ты? – переспрашивала его Маруся, запечатав эмоции.
– Если пойму, кто он, убью его! Порубаю топором! – стращал он Маруську, с передернутым лицом, выпуская пар.
40
А Сема к весне начал ходить и шалить, скидывая вещи с полок. Маруся проходила через это и с Ариной, и с Яной, и с Соней. Она старательно позакрывала все шкафы, какие возможно было закрыть, но в комнатах так или иначе завелся бардак, наводимый подросшим сыном. На пол летело все, что можно. Из сахарницы просыпался сахар, высыпалась соль, картошка смеялась, раскатываясь по полу, чай разливался по комнатам ручьем. В лужицах сделанные самим Семой плавали машинки и Сонины куклы. Рвались журналы и старые газеты, школьные тетради дочерей. Разрисовывались стены подручными средствами.
41
Теплый март возник перед глазами роскошными румянами и чарующими закатами, когда солнце скрывалось, но долго отблескивало на западе, чуть бледно-багряным светом. В прекрасные женский праздник, Восьмое марта, Мария работала. Этакий жаркий цветочный день. Перед ее магазинчиком выстроилась очередь за букетиком для любимой женщины. Вдохновленные мужчины поздравляли Машу с праздником весны и щедро скупали букеты: для любимой, для мамы, для тещи, для бабушки, включая всех родственниц, чтобы не дай бог кого забыть. К вечеру Машка осталась без сил. Хорошо, что начиная с пяти вечера очередь поредела, высвобождая пару свободных минут на отдых. В восемь она закрыла магазин и медленной раскачкой отправилась к панельным постройкам, прихватив с собой три тюльпанчика, чтобы немного освежить настроение. Ее встретила тихая квартирка с домашним уютом. Скромное жилище, которое снимало усталость и приглашало расслабиться. Переодевшись в халатик, она поставила чайник. «Как здорово попить чаю». В холодильнике заждался набор шоколадных конфет, с цельным орехом фундук. Заливая кипяток в чашку, порадовалась, что у нее завтра выходной, на который договорившись с Мартой, пообещала явиться к ней в гости. Успев сделать один глоток, как в дверь позвонили. Сердце дрогнуло. «Она никого не ждала…» Неторопливо подойдя к двери, Машка подсмотрела в глазок., где кто-то затмил собой все лестничное пространство.
– Кто там?
– Миша, – услышала Мария и распахнула перед ним дверь.
Перед нею стоял Майкл, с гладко зачесанными назад волосами, в модном бежевом пальто, с поддетым шелковым шарфом. Джентльмен – никак по-другому. В руках букет мимоз и пакет с чем-то.
– Маша, привет! Впустишь? – попросился он к ней, как всегда, без лишней наглости.
– Заходи, – пропустила она его. – Какими судьбами? – поинтересовалась Мария, с одинокими глазами, не принимая его появление близко к сердцу.
– Если желаешь, я скажу, как есть, – твердо произнес он, глядя безропотно.
– Допустим, желаю, – застряла она в коридоре, не пропуская пройти.
– Я за тобой приехал, мне ты нужна! Распишемся и в Москву! – заворожил он ее, прямолинейно.
Маша заробела, не готовая к такому повороту: – это предложение? – глаза увлажнились, гол в ее ворота.
– Да! Выходи за меня замуж!