День незаметно стирался, тушился, одеваясь в мантию. Не дожидаясь полдника, скучный месяц свесился крючком. Натянув бабушкин халат, она обратила внимание на свои сухие, шелушившиеся руки. Крем для рук закончился, а новый тюбик не купила. Деньги шли на самое необходимое, тем более что на носу Новый год.
– Мама, дай поиграть в свой телефон, – попросила Янка, прогулявшая школу в пятничный день.
– Можешь взять на столе, – разрешила она дочери.
Соня возилась с куклами, а Сема приставал к ней, отбирая игрушки. Детские крики стояли на весь дом.
– Зайчики мои, играйтесь потише, – обратилась она к детям выдержанным тоном, в состоянии редкого необъяснимого покоя, желая подольше побыть в этом обособленном коконе.
– Мама, он мешает мне, – пожаловалась Соня, подняв свои расстроенные, влажные глаза.
– Семка, где твои машинки, не мешай Сонечке укладывать ей своих деток спать. Русоволосый Сема задумался и отошел от сестры, проявляя к ней уважение.
– Мама, а к нам придет Дед Мороз? – наступательно спросила дочь, отвлекаясь от игрушек.
– Думаю, что – да. Мы ведь так сильно ждем его, и, если вы будете вести себя дружно и тихо, он точно зайдет к нам!
– И принесет подарки? – засветились Сонечкины глаза подлинным счастьем.
– И подарки! – уверила ее мама. – Это же самое главное! Дед Мороз с пустыми руками не приходит.
– Ура! Ура! – запрыгала Соня. И Семка запрыгал вместе с сестрой за компанию. Соня подбежала к маме и поцеловала в щечку: – мама, я тебя так люблю! Сема не отставал, дотрагиваясь пухленькими губками до маминой мягкой щеки.
– Мои любимые, и я вас люблю! – целовала Маруська своих детей.
– И Янку любишь? – испытывала Соня с огоньком.
– И Яну и Арину и Сонечку, и Сему, – всех вас! Мои любимые, самые дорогие! – сказала она, обнимая горячо своих детей. Маленькие тельца крепко жались к ней.
– А меня? – подключился Влад, неожиданно заявившийся, одетый в уличное. Щеки и нос зарумянились от мороза, сам развеселый.
Маруся тут же осеклась, сглатывая слюну:
– Ты чего так рано? – спросила она, внимательно обозрев его праздничные бездумные глаза, учуяв, что он выпил.
– Почему рано, очень даже вовремя, свое я отработал.
– Что это значит, объясни? – взревел ее голос взрывоопасно, с взбудораженным сердцем.
– Уволился. Послал их всех на рога, – чванно сказанул он. – Не могу я сидеть в наушниках по семь часов. Уши болят. В автобусе воняет! Лучше в такси вернуться.
– А с деньгами что? – враждебно натянулся Маруськин голос.
– Ничего. Я загасил свой займ, осталось немного! – монотонно ответил Влад. – Детишки, идите к папочке, я поцелую вас! – продребезжал он, пьяно.
– Не подходите к нему дети! – не разрешила Маруська, наэлектризовавшись. – От него пивом пахнет.
– Что ты вечно на меня наговариваешь?! Я нормальный, хороший отец! – гордо ударил он себя в грудь. – Сейчас схожу в магазин и куплю всем по шоколадке. Тебе что купить дорогая Марусечка, хочешь мороженное или мандарин? – покладисто произнес он.
– Отличная мысль, Влад. Сходи действительно в магазин! – одобрила она его решение, подталкивая на выход.
– Ждите меня, и я приду, – подмигнул Влад детям и жене, натянув на голову шапку, сваливая развязанной походкой.
Маруся, немного погодя, выскочила на холодную террасу, мороз мгновенно дотронулся до нее стылыми рукавицами, обжигая ее. В нещадной тьме блестел снег, пышно переливался настилом. Морозный воздух защипал лицо. С крыши сорвалась ворона, взлетев тяжело угнетенными крыльями. Дернувшись черными перьями, она неожиданно напугала Марусю, метнув ей в тапочки снежный ком.
– Ах, – отпрянула она.
Стряхнув снег, без промедления натянула на себя дверь посильнее, и не терзаясь мыслями намертво защелкнула засовом. «С нее хватит!»
– Яночка, дай мне пожалуйста телефон, я напишу Арине! – ее тело покрылось иголками, в глазах безоговорочная решимость.
– Ну сейчас мамочка, я доиграю!
– Я только Аринке напишу и отдам, – столбом встала мать около дочери, в ожидании телефона.
– На! – разочарованно сдалась Яна, которой не дали доиграть на самом интересном моменте.
Маруся быстро предупредила Арину: – «Дверь закрыта на щеколду, Влада я не впускаю. Будь аккуратна. Позвони, как пойдешь ко двору».
– Держи, – с воинственным настроем, вернула она телефон дочери. – Если что, папе не открывай, – предостерегла она Янку. Он с сегодняшнего дня решил пожить у бабушки, – отрешенно добавила она.
Через каких-то полчаса вернулся сам Влад с дребезжащими бутылками в пакете. Дернув за дверную ручку, понял, что Маруська его не впускает. Алмаз зарычал на него из комнаты, погавкав.
– Ты что же, решила меня не впускать домой? – выкрикнул он громко, озвучив первую мыль, что пришла ему на ум, постучавшись в окошко. – Маруся, ты слышишь? Открой, немедленно! Не ломай трагедию!
Маруся вышла на террасу:
– Да Влад, хватит. Ты мне не нужен здесь больше безработный. Нужно кормить детей, а ты бредятиной занимаешься! Снова купил себе пиво!
– Открой говорю! Я завтра же вернусь в такси! Не будь дурой! Мне мужик один подсказал, какая фирма доходная, грузовое такси.
– Когда начнешь работать и принесешь деньги, в размере не меньше десяти тысяч, тогда и поговорим с тобой.
– Какая же ты сука, Маруся, тварь! Выперла меня в такой мороз на улицу. Алмаз и тот дома сидит! – болтался его рот развязано.
– Если не уйдешь, напущу на тебя Алмаза! – пригрозила она.
– Сука ты, сука, тварь! – бросил он ей через окно и направился к калитке.
У Маруси даже полегчало на душе. «Кто бы знал, как она устала от него!» «Как же устала!»
63
Москва стояла в сизо-голубой дымке. Солнце, что одно на всех, напустило на себя выразительную актуальность. Светит, но не греет. Насущные морозы добрались и до столицы. Небесные кирпично-огневые заливы отражались в витринах, и стеклах московских квартир.
А Марта обжилась в стариковском музее. Ее не покидало ощущение, что она поймала за хвост Синею птицу счастья. Щедрый старик, сам оплачивал коммунальные услуги, попросив лишь, чтобы света много не жгла и охлаждала комнаты кондиционером, выдерживая до нужной температуры. По выходным она была совершенно свободна, собравшись в эту субботу съездить в гости к Маше. Деньги она решила экономить, надеясь подсобрать нужную сумму, впоследствии открыть свою фирму, предоставляя услуги по уборке.
Смахнув пыль с картин, вазочек, статуэток, за сохранность которых она отвечала головой, она усаживалась на старинный в черной коже диван восемнадцатого века и долго сидела на нем, углубляясь взглядом в пейзажи и лица, особенно ей нравилась цветочная поляна, с подписью Киселев А.А., «в этом что-то есть» – клокотало ее сердце трепетно, развивая в себе чувственность до предела.
В квартире доктора искусствоведа, Марта чувствовала себя комфортно. Ее обуяла легкость и непринужденность новой жизни. Да что там говорить: «Это ее квартира и она здесь хозяйка!» В комнате, где она спала, стоял книжный шкаф с книгами на разную тематику, что говорило о разносторонних интересах того, кто их покупал. Марта даже вознамерилась почитать некоторые из них, предпочитая художественную литературу. Ну например: Стендаля «Красное и черное», или Оноре де Бальзака «Шагреневая кожа», приглянулся ей и роман Жорж Санд «Консуэло».
Она не скучала, придумывая себе разные занятия, рисовала в каком-то старом, выцветшем блокноте двух человечек, придавая им разные рожицы, иногда вспоминала своих курочек и Дениса, которому отправляла мысленно: «живи как знаешь!», – упорно не признаваясь себе, что ее надтреснутое сердце скучает по нем, болит, не отвечая на его тысячный звонок и смс.
В пятницу, по договоренности, пришел Трофим Артемович и с контролем прошелся по квартире.
– Безукоризненно! – похвалил он Марту культурно улыбаясь. А Марта отметила, что лицо его как будто сильнее постарело, прибавило морщинок за неделю. – У вас дар, душенька! – проговорил он великодушно. – А это значит, что наш с вами договор продлевается автоматически…
– Спасибо вам! Мне тоже очень нравится следить здесь за порядком, – поблагодарила его Марта, приятно растянув губы в улыбке. – Может чаю?
– Можно и чаю, – не отказался доктор.
Марта ушла ставить чайник, а Трофим Артемович задумчиво обошел картины, собрание всей своей жизни, посмотрел на портрет жены, забылся, вышел в прихожую, обул ботинки.
– А чай? – всплеском спросила она, замешавшись взглядом.
– Знаете, душенька, я не буду пить чай. Вспомнил про важную встречу, мне нужно спешить, – произнес он застревающими в горле словами. – Кстати, – подвернулась ему важная мысль и подчиняющий жестом он махнул ей рукой, – деньги. – Тут немного, а остальное как закончится месяц, – передал он хранительнице своего очага хлебосольное вознаграждение.
– Спасибо, – обрадовалась Марта, млея и не заметила, как доктор, сняв ключи с ключницы, вышел, захлопнув дверь.
64
В нотариальной конторе в очереди сидели люди. Два нотариуса и три секретаря, которые подготавливали документы для подписи.
Трофим Артемович направился к знакомому кабинету, к знакомому юристу.
– Здравствуйте, здравствуйте! – поздоровался нотариус, Александр Сергеевич, горячо пожимая руку. – Дело какое привело?
– Серьезное. Окончательное! Составляем завещание на девушку, с которой мы были у тебя недавно. Хорошая девушка.
– Я нисколько не лезу, Трофим Артемович, – очертил твердым порядком нотариус, но, прежде чем приступить оформлять, подумайте все-таки о родственниках, – корректно проговорил серьезный юрист, взглянув на клиента убежденным взглядом.
– Есть дальние родственники моей жены, – старательно заговорил старик, углубляясь в каждое слово, – это далеко не те люди, чтобы завещать им такие подарки! Я знаю, чем дело закончится. Растащат по кускам и разворуют, да на помойку выкинут! А Марта мне по-отцовски понравилась. Скромная, ответственная, хозяйственная, – рассудил он. – Завещаю свое имущество ей.