Девушка обернулась и внимательно посмотрела на него.
«Кто же ты сам? Флорентинец или нэтиец? Пора решить».
«Я решил».
Он соскочил на песок и, не оглядываясь, пошел прочь.
…Низкий рокот прокатился по пещере. Все замерли. С высоких сводов посыпался мелкий песок и камни. Ильтс вскочил на ноги. Дрожь поднималась от самого основания горы. От этой дрожи, казалось, камни распадутся песком.
Юэль хотелось сорваться с места, броситься к выходу. Скорей, на воздух, под открытое небо. Скорей, пока не завалило! Но все остальные сидели недвижно. Даже Ильтс не сошел с места. Юэль слышала его мысленный вопль: «Поздно!»
На дне пещеры образовалась воронка. Сначала маленькая, она начала стремительно расти. Набирала круги, становясь все шире и глубже. Юэль с ужасом отметила, что воронка не стоит на месте, а кружит по пещере. Стоило кому-то пошевелиться, вздохнуть, и водоворот приближался к нему, грозя поглотить. Со дна его поднимался тусклый алый свет, точно отблеск подземной огненной реки.
Стены пещеры дрожали все сильнее, сверху срывались камни. Юэль, оцепенев, ждала, что рухнут огромные глыбы, погребут, расплющат, увлекут в песчаный водоворот. По своду стремительно разбегались черные трещины.
В грохот камней и свист песка ворвался новый звук. Женский голос. Ойма, приподнявшись на коленях, сжав перепачканные глиной руки, запела. Высокий чистый голос ударился о стены. Камни дрогнули – но дрогнули тише. Прозрачный звук, казалось, смирил колебания стен.
С голосом Оймы слился голос Алгуан, низкий и бархатистый. Вступили и другие женщины. Сотрясения почвы ослабели. Слитный хор будто смягчил судороги горы. Женские голоса сплетались, выводя ноту за нотой. Звучали и нежно, и грозно, переливались, будто струи воды, звенели легкими каплями.
Воронка в песке начала медленно сужаться. Женщины, то повышая, то понижая голоса, гнали песчаный водоворот прочь из пещеры. Воронка сдвигалась к черному отверстию входа. Флорентинки одна за другой умолкали. Лишь Ойма с Алгуан, сидевшие у самого входа, продолжали петь.
По спине Юэль бежали струйки пота. Ей передался ужас детей, скорчившихся в углах, полузасыпанных песком. Она чувствовала напряжение мужчин. Понимала настороженность женщин: неверная нота – и певунья исчезнет в песчаном водовороте.
Алгуан поперхнулась: случайная соринка вызвала удушье. Судорога потрясла ее тело, сухой резкий кашель вырвался из горла, заглушив нежное пение Оймы. Миг – и песок разверзся у самых ног Алгуан. Красный отблеск упал на ее лицо, словно огненная река уже завладела жертвой.
Ильтс закричал. Сузившаяся воронка распахнулась во всю ширь. Казалось, в ней исчезнут и Алгуан с Оймой, и дети, застывшие рядом, и сам Ильтс.
Юэль прижала обе ладони к губам, чтобы не заорать во весь голос. Малейший звук нарушал равновесие, мог оказаться роковым.
Ойма запела на самых высоких нотах. Голос отражался от стен, усиливаясь многократно – словно гора обратилась в колокол, и языком этого колокала стала Ойма. Воронка уменьшилась. Ильтс рванулся к матери. В ту же секунду чаша песчаного водоворота качнулась к нему.
Оцепенев, Юэль видела, как шкура, на которой стоял Ильтс скользит по песку. Ползет вниз все быстрее и быстрее. Ильтс отскочил. Назад и вверх, на камень. Юэль в жизни бы не поверила, что можно совершить такой прыжок.
Ойма возвысила голос. Резкая пронзительная нота пронизала насквозь гору и эхом разнеслась по всей лощине. Эту ноту подхватила Алгуан, подавив приступ кашля.
Стены сотряслись последний раз и замерли. Песчаная воронка съежилась, а потом совсем исчезла. Наступила мертвая тишина.
Ильтс сел на камень, вытирая мокрое лицо. Женщины кинулись к детям, стряхивая песок, ощупывая малышей – не ранен ли кто. Ойма и Алгуан смотрели на Ильтса. Юэль не успела еще понять, почему в их взглядах больше горя, чем радости. Седой пастух встал и подошел к Ильтсу. Голос флорентинца был сух, ровен и безжалостен:
– Ты кричал в час беды. Ты должен уйти.
– Охотно, – огрызнулся Ильтс. – Ноги моей не будет на этой проклятой земле. Какой я глупец, что вернулся сюда.
Он натянул куртку и скомандовал Юэль:
– Идем.
Она нерешительно поднялась, ошеломленная столь внезапным и кратким прощанием.
Ильтс подошел к матери, крепко сдавил ее руку.
– Летим со мной. Рано или поздно я получу гражданство и…
– Нет, Ильтс, – мягко ответила она. – Здесь мой мир. Я готовлю еду, учу детей взбивать масло и варить сыр. Пою, останавливая камни. Наверное, я и рождена для этого.
– А я должен умирать от страха за тебя?
Сереброволосая женщина мягко улыбнулась и обняла сына.
– Я ведь тоже умирала от страха за тебя… когда ты был маленьким. Да и теперь… Когда любишь, боишься потерять.
– Я не хочу бояться за своих детей.
– Судьбу нельзя обмануть. Беда настигнет и в самом благополучном краю. От опасностей не скроешься. Их можно только преодолеть.
Ильтс зло тряхнул головой.
– Не понимаю твоего упрямства…
Флорентинка отстранилась и строго взглянула на него.
– Сын!
Он сразу умолк, опустив голову: на Флорентине со старшими не пререкались.
Юэль начала робко благодарить за гостеприимство. Ей ответили все, и все, включая детей, подошли проститься. Девушка старалась сказать добрые слова каждому. Особенно ласково она поговорила с Оймой. Женщина-пастух ответила не менее сердечно и вернулась месить лиловую глину.
Ильтс, будто что-то переломив в себе, подошел к ней.
– Ты спасла меня. Благодарю.
Впервые в глазах Оймы легкая насмешка пересилила обожание.
– Сколько раз мы спасали друг друга? Кажется, давно перестали считать.
«И такая женщина любит этого дурака Ильтса,» – в сердцах заключила Юэль.
Она последний раз огляделась. Матери укладывали детей, мужчины расчищали пещеру от упавших камней. Алгуан подливала воду в плошку с зеленым ростком. Ойма, позабыв о лиловой глине, провожала взглядом Ильтса.
Юэль вышла из пещеры. Ночной воздух был обжигающе-холоден. Ветер улегся, песок расстилался ровной пеленой. Черными громадами высились скалы, над ними будто протекал искрящийся поток – ярко сияли близкие звезды.
Девушка направилась к катеру, но Ильтс придержал ее за плечо.
– Осторожнее. Ночью кройнхи выходят на охоту.
Юэль вросла в землю: достаточно повидала на этой планете, чтобы серьезно отнестись к предупреждению Ильтса.
Он пощелкал кнопками на браслете, прожектор катера выпустил узкий луч света, и прямо у себя под ногами Юэль увидела два маленьких бугорка. Сразу покрылась испариной.
– Обойди, – сказал Ильтс. – Справа.
Она осторожно подалась в сторону. Ноги не слушались, она боялась – споткнется и угодит точно в нору кройнха. До катера было каких-то десять шагов, но еще ни один путь не казался Юэль длиннее. Она брела по песку, заново переживая ужас, испытанный в пещере. И вдруг вспомнила, как на Фригии, проснувшись в башне кот-коххов, ощутила дрожь каменных стен и услышала смутный хор голосов.
Она остановилась от удивления. «Почудилось? Нет, в ту ночь Ильтс не спал и тоже все слышал. Вот почему испугался – вспомнил Флорентину, дрожь земли, женское пение. Фригия… Неужели на Фригии творится такой же ужас? Не может быть!»
Взвихрился песок. Юэль не успела ничего понять, только увидела, как что-то темное летит в лицо, а в следующую секунду уже и сама летела. Ильтс швырнул ее на песок и упал сверху. Мгновение Юэль думала, что на них обрушился смерч. Земля вставала на дыбы, песок хлестал со всех сторон, не давая вдохнуть, в уши врезался исступленный, пронзительный визг бешенства.
Потом наступила тишина. Кругом все замерло, ни песчинка не шевелилась. Юэль судорожно закашлялась – и рот, и нос были забиты песком. Ильтс грубо тряхнул ее за плечо.
– Вставай. Эти твари так и кишат кругом. Нужно добраться до катера.
Он нетерпеливо дернул ее за руку, заставляя подняться. Увидев, что она не может стоять, вскинул на руки и понес к катеру.
– Закрой глаза. Кройнхи метят в зрачки.
Она уткнулась лицом ему в плечо. Ильтс в три шага достиг катера, перекинул девушку через борт и вскочил сам. Сразу опустил прозрачную полусферу, отгородив катер от безжалостного мира Флорентины. Затем повалился в кресло. Юэль молча изучала его измученное лицо, догадываясь, что сама выглядит не бодрее. Постепенно она начала приходить в себя. В душе проснулось любопытство: «Как же его папашу занесло на эту проклятую планету?»
Полицейский выпрямился, размял руки и плечи. Придвинулся ближе к пульту.
Катер оторвался от земли, скалы стремительно унеслись вниз и растворились во тьме. И только тогда Юэль осознала, что «этот дурак Ильтс» спас ей жизнь.
Город И-Гле – Гнездо Ветра – как нельзя лучше соответствовал своему названию. Ветер дочиста вымел снег из улочек. Это, конечно, избавляло жителей от необходимости ежедневно прокапывать тоннели в снегу. Правда, идти по чистым улочкам приходилось низко согнувшись, загораживая лицо от режущего ветра.
Гнездо ветра населяли в основном многорукие выходцы с планеты Новь. Они внимательно, но без навязчивого любопытства оглядывали Рэна с Соэлом, и торопились по своим делам, одной рукой придерживая шапочки, связанные из шерсти кот-коххов, другой – запахивая плащи, сотканные из той же шерсти, третьей рукой защищали лицо, четвертой и пятой – вели за собой детей, а в шестой – что-нибудь несли.
Багровый треугольник солнца пылал в просвете между скалами, словно глаз циклопа. Светились окна домов, прилипших к скалам, точно ласточкины гнезда. Казалось, острые скалы обвиты сияющими гирляндами.
Рэн с Соэлом остановились на узкой площадке, огороженной крупными валунами. Над их головами, на фоне лилового вечернего неба, вздымались острые пики скал. У ног, на фоне посеревшего снега, торчали острые пики деревьев.
– Кот-коххи проявили немалую любезность, встретив нас прямо у трапа, – отметил бывший секретарь посольства. – И хорошо, что они увезли Лэтэ в замок. Вздумай она отправиться с нами, как настаивала, вымоталась бы понапрасну.