Урза покачал головой.
— Просто посиди рядом со мной. Поспи, если сможешь. Скоро наступит утро, летнее утро… — Мироходец опустил руку и погладил ее по голове. — Ты не ранена?
— Нет, со мной все в порядке.
Урза был Урзой в любом уголке любого мира. Ксанча успокоилась.
— Зачем ты пошла за мной? Ты могла погибнуть.
— Ты тоже. Или еще хуже — оказаться в Седьмой Сфере. — Девушка вздрогнула, вспомнив о Джиксе, и Урза почувствовал это.
— В Седьмой Сфере… Всевышний наказывает демонов?
— Да.
— Тогда я должен поблагодарить тебя.
— Да, — повторила Ксанча. — А еще ты должен был слушать меня, когда я рассказывала о Фирексии.
— Я построю другого дракона, больше и сильнее. — Голос Мироходца заметно окреп. — Теперь я знаю, где Фирексия. Я вернусь и отомщу за Мишру.
Девушка покачала головой.
— Будь у тебя хоть сотня драконов, один ты не сможешь победить. Нужна армия в три раза больше армии Фирексии, нужны стратегия и тактика! — Ксанча подумала о хранилище сердец. — Или единственная, но самая лучшая цель для тайной атаки.
— С каких это пор ты стала моим военным советником, дитя мое? — Урза умел быть надменным.
Сегодня, когда Мироходец был слеп, а она измотана, наверное, не стоило раскрывать тайны Храма Плоти. Девушка устало зевнула и потерла покрасневшие веки. Без заклинания кист спокойно лежал в желудке.
— Спи, девочка. А мне еще надо кое о чем подумать.
Ксанча свернулась у его ног и уснула, уверенная, что, когда она проснется, Мироходца рядом уже не будет.
Так и случилось, но на этот раз Урза оказался неподалеку. Великий Изобретатель воссоздавал сцену битвы в Четвертой Сфере с помощью травы, камней и небольших веток. Дракон, сделанный из прутьев, возвышался посередине.
— Мне страшно, — призналась Ксанча. — А как ты себя чувствуешь?
— Как последний идиот! — нахмурился Мироходец.
— Ты снова видишь?
— Да. — Он поднял голову: обычные карие глаза. — Ты права, Ксанча, нужно было выбросить это имя из памяти. Как только я сделал это, мне все стало понятно. Каким же дураком я был! Потратить столько времени и сил, подвергнуть тебя опасности и не причинить никакого вреда Фирексии…
— Почему? Жрецы еще долго будут приводить в порядок все, что ты разрушил. Наш поход был удачнее, чем я ожидала.
— Но не настолько, насколько я планировал. Если я нападу отсюда, — Урза ткнул пальцем в то место, где ряд небольших камней изображал плавильные печи, — огонь будет у меня за спиной и они не смогут меня окружить.
— Ты просто загонишь себя в ловушку.
Урза сверкнул глазами, и Ксанча предпочла сменить тему.
— Вчера я нашла кое-что. — Она опустила руку за голенище, вытащила сияющий янтарный камешек и протянула его Мироходцу. — Жрецы лгали нам, но не во всем. Я нашла свое сердце.
Урза без интереса взглянул на нее.
— Это не твое сердце, Ксанча, — произнес он и принялся чертить что-то на земле. — Фирексийцы крадут прошлое и будущее, но твое сердце бьется у тебя в груди. Неужели ты не чувствуешь его?
Приложив руку к груди, девушка прислушалась, а затем, поглядев на мерцающий камень, энергично покачала головой.
— Вот мое сердце. Я нашла его в Храме Плоти среди остальных. Нас учили, что Всевышний присматривает за ними и записывает на них наши ошибки. Если ошибок слишком много… — Ксанча провела ладонью поперек шеи.
Когда Урза взял янтарь и поглядел сквозь него на солнце, случилось что-то странное. Воздух вокруг фирексийки сгустился, стало трудно дышать.
— Из всех злодеяний, — Мироходец протянул ей мерцающий комочек, — это самое ужасное. Хотя я бы не назвал это сердцем, он больше похож на силовой камень. Ты знала, где они хранятся, и не сказала мне?!
— Я не хотела умереть вместе со всей Фирексией. К тому же ты не верил моим рассказам, считал глупым ребенком…
Урза бросил янтарь ей в руку, и она тут же засунула его обратно за голенище ботинка.
— Похоже, ты права… — начал он, но замолчал и посмотрел на своего деревянного дракона. — Еще одна ошибка. Прости меня, Мишра, но, кажется, я упустил лучшую возможность отомстить за тебя. Ах если бы можно было заново пережить вчерашний день!
— Ты можешь вернуться, как только восстановишь силы! Я снова разыщу хранилище.
— Нет, Ксанча. Теперь твой Всевышний знает меня и заметит мое появление раньше, чем я вступлю в Первую Сферу. Я не могу вернуться в Фирексию до тех пор, пока не буду уверен в абсолютном успехе.
— Тогда я могу пойти одна. У меня есть переноска. — Она вытащила из-за пояса маленький черный диск. — Если ты сделаешь дракона поменьше, я смогу попасть на нем прямо в Храм Плоти.
Урза улыбнулся.
— Твоя храбрость похвальна, дитя, но вряд ли у тебя есть шансы на успех. Не будем больше говорить об этом. Отдай мне переноску.
— Я не дитя! — насупившись, девушка сложила руки на груди и отвернулась.
— Ксанча, послушай меня… Ты слишком долго не была в Фирексии и очень изменилась. Эти вещи, сердце и переноска, пропитаны черной маной. Она разрушает тебя. Отдай мне хотя бы переноску, и я позволю тебе оставить сердце.
— Она моя! Это я нашла ее! — запротестовала Ксанча.
Она понимала, что ведет себя как ребенок, и, постояв молча минуту, протянула черный диск, свернутый вокруг серебряной панели.
— Спасибо! Я внимательно ее изучу.
Попав в руки Мироходца, переноска тут же исчезла, и фирексийка поняла, что больше никогда ее не увидит. Но сердце осталось с ней, и никто не сумеет отнять его, даже всесильный Урза.
Несколько следующих дней они бродили по вселенной, оставляя в каждом мире следы своего пребывания. Иногда это были небольшие изобретения, иногда Урза просто изменял некоторые предметы с помощью колдовства. Ксанча была так измотана, что согласилась бы остаться в любом, даже самом негостеприимном мире. Однажды она потеряла сознание от невыносимой боли в желудке. Казалось, что ее заживо разрезают пополам. Броня, покрывавшая ее тело, стремительно исчезала. Только тогда Урза решил ненадолго остановиться.
— С меня хватит, — придя в себя, зло проговорила Ксанча. — Я не хочу больше мотаться с тобой по вселенной!
Оглядевшись, девушка поняла, что находится в низкой землянке, и направилась к выходу.
— Там болото, а из еды только лягушки, — предупредил Урза.
— Мне не привыкать.
Ксанча выбралась наружу и зачерпнула болотной воды. Солоноватая на вкус, она вполне удовлетворила ее. Серые кривые стволы низкорослых деревьев тонули в облаках ядовито-желтого тумана. Урза показался в дверях.
— Осталось совсем немного. — Видимо, он старался говорить как можно мягче. С тех самых пор, как они покинули Фирексию, Мироходец не отдыхал ни секунды.
— Я так устала, — захныкала Ксанча.
— Но ведь ты спала всю ночь!
— Когда это было! И где! Я хочу жить на одном месте, хочу видеть, как сменяются времена года.
— Крестьянка, — презрительно фыркнул Урза, но фирексийка не обиделась. Она слишком хорошо помнила Первую Сферу, чтобы не ценить плодородные земли.
— Мне нужен дом, — настаивала Ксанча.
— Мне тоже. Мой дом — Доминария, но я не могу вернуться туда. Понимаешь? Я не могу найти мой родной мир во вселенной. Он словно исчез. К тому же фирексийцы следуют за нами по пятам. Я чувствую это.
— Но жрецы не путешествуют по межмирию, — неуверенно начала Ксанча, — они используют переноски. Правда, я не знаю, как они определяют направление поисков. Возможно, силовые камни…
Но не успела она закончить свою мысль, как Урза продолжал:
— Когда я найду Доминарию и пойму, что она в безопасности, я найду подходящий мир, соберу армию в три раза больше фирексийской и построю переноски для ее транспортировки. Теперь я знаю, как они устроены. Осталось только найти материалы…
Ксанча тяжело вздохнула и протянула Урзе руку:
— Пойдем.
«Совсем немного» оказалось тридцатью тремя мирами. Только тогда Урза убедился, что Доминария действительно вне опасности. Во время путешествия Мироходец рассказывал Ксанче о структуре вселенной. Девушка мало что понимала из этих объяснений, но очень ценила попытки просветить ее.
— Мне нужен друг, — сказал Урза однажды вечером, когда спутники остановились в очень старом, давно погибшем мире. — Кто-то, с кем я мог бы поговорить, кто смог бы меня выслушать и сказать мне что-нибудь в ответ…
Отблески костра отражались в его волшебных глазах, когда он шевелил угли. Разжигать огонь не было необходимости, но Ксанче иногда хотелось посмотреть на пламя и представить, что она сидит у своего очага. Так было уютнее.
— Но ты никогда меня не слушаешь! — Сидя на корточках, девушка поджаривала на ветке кусочек хлеба.
— Почему? Я слушаю. Просто ты все время повторяешь фирексийскую ложь и редко бываешь права. Но ты мой единственный и самый настоящий друг.
Ксанча чуть не расплакалась и, отвернувшись, сделала вид, будто что-то попало в глаз. Конечно, она понимала, что Мироходец все еще не доверяет ей, но предложение дружбы стало для нее неожиданным и дорогим подарком.
— Я никогда не предам тебя. — Голос ее дрогнул. — Я тоже хочу быть твоим другом, Урза.
Она накрыла его ладонь своей и заглянула в колдовские глаза. Рука Мироходца показалась ей каменной, но затем потеплела, ожила, и он улыбнулся по-человечески — понятно и просто.
— Я отведу тебя, куда ты захочешь, но предпочел бы, чтобы ты осталась со мной до тех пор, пока я не найду мир, подходящий для нас обоих, — сказал Урза и заметил, что в глаз девушки опять что-то попало.
Последние угли костра уже успели остыть, и Мироходец отправился прогуляться, как делал всегда, когда его спутница засыпала. Ксанча вытащила из-за пазухи нож и проверила его, потрогав острие. Собравшись с духом, одним решительным движением она рассекла грудь, чуть пониже левой ключицы, и вложила в разрез янтарный комочек своего сердца, а затем, закусив до крови губу и тихонечко подвывая от боли, туго перевязала рану изорванной на полосы рубахой.