Семен беспомощно покосился на Наташеньку. Наташенька пожала плечами. Если бы она знала, что хочет господин Виноградов, заранее, то тысячу бы раз подумала, прежде чем тащить сюда Семена. Но все равно бы притащила.
Семен, в свою очередь, размышлял недолго. Он был не глупым парнем, и сразу сообразил, что ситуация зависит только от него. Он мог отказаться и, тем самым, в глазах Наташеньки рухнуть в глубокую пропасть неуважения. А мог согласиться, оказать посильную помощь, вырасти в глазах любимой, да еще и помочь ей в карьерном росте. Иными словами — разве был у Семена выбор?
— Помогу, чем смогу. — Сказал он.
— Я в тебя верил! — улыбнулся господин Виноградов, глотнул коньяка и подозвал к себе сына. — Его зовут Клим! Он объяснит ситуацию, а мне надо выйти на пять минут, совершить несколько звонков. Хорошо?
— Хорошо.
Господин Виноградов удалился с бутылкой коньяка на второй этаж.
— Собственно, — сказал Клим, — я и сам толком не понимаю, что происходит…
Наташенька и Семен внимательно слушали. Дождь не утихал. Темнота за окном, как показалось, стала еще гуще.
Что-то необычное происходило вокруг загородного дома господина Виноградова. Что-то определенно необычное…
В предрассветной дымке легко угадывались очертания вокзала.
Бабушка Фима, дедушка Ефим и племянница Вячеслава, вышли из вагона, и долгое время выгружали собственные вещи: четыре чемодана, шесть сумок, два рюкзака, несколько пакетов и большую сумку-холодильник.
Бабушка Фима ворчала на дедушку Ефима за то, что тот забыл дома "арбидол", тонометр и вареную курицу. Дедушка Ефим привычно и беззлобно огрызался себе под нос, выгружал многочисленные сумки и пытался флиртовать с проводницей — полноватой женщиной за сорок с большой грудью и хриплым голосом, как у Высоцкого.
Племянница Вячеслава в это время успела уронить на платформу мороженое, поднять его, распечатать, снова уронить (безвозвратно), суетливо зацепить несколько сумок и случайных прохожих, извиниться всем сразу, подергать бабушку Фиму за подол платья, громко чихнуть, почитать вслух все вывески в зоне видимости, потренироваться в произношении буквы "р", уронить конфету, извлеченную из нагрудного кармашка, нечаянно ударить дедушку Ефима рюкзаком по животу и погнаться за воробьем, едва не сбив коляску со спящим младенцем. Вячеславе едва исполнилось семь. Она была единственным ребенком в семье, самой любимой внучкой бабушки Фимы, и, видимо, поэтому, успела избаловаться настолько, что ежеминутные капризы стали общепризнанной нормой. Родители Вячеславы ничего не могли поделать с буйным нравом дочки и тщетно уповали на стальной характер бабушки Фимы. Бабушка Фима в одиночку не справлялась.
Пока дедушка Ефим сгружал сумки, бабушка Фима взяла Вячеславу за руку и потащила ее через дорогу к ровному ряду такси. Таксисты еще не знали бабушку Фиму и попытались заломить нехилую сумму за поездку за город. Спустя десять минут один из них согласился сбавить цену втрое, а остальные, уставшие от бабушкиного ворчания и пререканий, обрадовано разошлись пить утренний кофе.
Сумки загружали в такси минут десять. Бабушка Фима ворчала на дедушку Ефима и на молодого водителя, за то, что тот не помогает старикам и вообще, видимо, родился в то время, когда слова "честь" и "достоинство" перестали писать даже на стенках туалета. Вячеслава успела уронить еще две конфеты, скормить воробьям половину пакета с чипсами, достать свою любимую куклу, попробовать выдавить ей глаз и убрать обратно в рюкзак. Дедушка Ефим привычно и беззлобно реагировал на мир и трамбовал сумки в багажнике.
На мгновение дедушка Ефим почувствовал легкий укол испуга, когда мимо них прошел странный человек в черном плаще. А когда следом за ним пробежала босая невеста с взъерошенным золотистыми кудрями, дедушка Ефим вдруг захотел поиграть на гармошке. Где-то она пылилась, в недрах антресолей, да вот уже двадцать лет не хватало времени достать и поиграть…
Правда, мгновение спустя, дедушка Ефим забыл о гармошке, отмахнулся от упреков бабушки Фимы и с облегчением запихнул последнюю сумку.
— Почему же так темно? — Семен стоял у окна и вглядывался в дождливую ночь.
Часы показывали восемь утра. А на улице — хоть глаз выколи. И дождь… льет, как из ведра.
— Я боюсь. — Сказала Наташенька таким тоном, будто только что нечаянно укололась иглой. — Нет, правда, страшно. Все эти церберы, дыры в стене, ночь на улице утром. Сёма, сделаешь что-нибудь?
Ожившая статуя, ага. Один из психов утверждал, что видел ее. А еще были бесы, кричавшие о конце света. И все эти предзнаменования — календарь Майя, кризис, майонез с оливковым вкусом пропал, цены летят вверх, будто бешеные…
Семен нервничал. Он чувствовал что-то… что-то неопределенное. Как в детстве, когда остаешься ночью в спальне один на один с темнотой, не можешь уснуть, ворочаешься и чувствуешь, что там, под кроватью, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО что-то есть. И ждешь, когда оно вылезет. И не знаешь, как вести себя дальше — уснуть или продолжать бояться…
— Я экзорцист, а не волшебник. — Сказал Семен, оглядывая искалеченный холл. Становилось холодно. — Может, для начала прикроем чем-нибудь дыры, чтобы дождь не так лил? Мало ли.
— Это я мигом. — Отозвался Клим и убежал на второй этаж.
Наташенька задумчиво обогнула большую лужу, в которой плавал чей-то ботинок.
— Ты же должен почувствовать хоть что-нибудь. — Пробормотала она.
— Если бы тут были бесы, или какие-нибудь потусторонние силы, то возможно. А так, не уверен. Ожившие статуи не в моей компетенции.
— Тогда, может, знаешь кого-нибудь, кто может помочь. Ты же крутишься в их кругах.
— В чьих кругах? — уточнил Семен мрачно. Наташенька почему-то считала, что Семен постоянно крутиться среди волшебников, ведет знакомство с могущественными чародеями и магами, ходит на балы к феям и играет по вечерам в покер с какими-нибудь оборотнями или вампирами. На самом деле, Семен уже несколько лет проводил вечера либо с Наташенькой, либо с собственной мамой, которая умела готовить вкусные рыбные котлеты и думала, что покер — это порода собак.
Наташенька задумчиво пожала плечами.
— Ну, не знаю. Есть же у тебя знакомые среди этих, волшебников. Хотя бы один.
— Ни одного. Разве что позову сюда свою маму.
— А твоя мама волшебница?
— Нет. Но если ее разозлить, она кого угодно может превратить в лягушку.
Наташенька удивленно заломила бровь, не поверила, хмыкнула и продолжила путешествие по холлу. Семен понуро последовал за ней.
Со второго этажа спустился Клим с охапкой одеял и подушек и принялся забивать ими выбитые окна и две дыры в стене. Семен поспешил на помощь. Через двадцать минут в холле стало если и не теплее, то заметно суше. Ветер бессильно взвыл за окнами.
— Теперь лучше. — Неуверенно произнес он.
— Не так дует. — Согласилась Наташенька. — Может быть, стоит вызвать милицию? У меня есть несколько знакомых…
— Отец категорически против. Вообще-то, он поэтому вас и позвал, чтобы решить дело без милиции.
— Семен бы и рад помочь, но он вроде бы экзорцист.
— Раз Семен умеет изгонять бесов, значит у него могут быть и другие способности.
— Он утверждает, что больше ничего не умеет. Даже левитацией не занимался.
— А, может, он почувствует присутствие чего-нибудь магического? Злых духов, например…
— ГХМ!
Семен терпеть не мог, когда при нем говорили так, как будто его нет. Клим и Наташенька замолчали.
— Я чувствую, что творится что-то странное. — Сказал Семен. — И ничего больше. Я захватил кое-какие, гхм, приборы, которые могут помочь. Но для этого мне нужно, что бы в доме было тихо. Очень тихо. — Торопливо добавил он, увидев, что Наташенька открывает рот. Наташенька частенько считала, что за ней должно остаться последнее слово. Из-за этого они иногда спорили несколько часов кряду, а потом еще столько же пытались успокоиться в разных комнатах.
— Давайте, вы оба выйдите на кухню, а я займусь делом… Клим, у вас есть крепкий кофе?
— Заварю! — кивнул Клим.
Семен отправился на улицу, под дождь. Небо по-прежнему не оставляло надежд на рассвет. Черные тучи суетились по небу, будто огромная стая ворон. Ветер трепал занавеску из выбитого окна и раскачивал одинокий фонарь над крыльцом. Ужасная погода, как раз под конец света.
Семен открыл багажник. Внутри лежала старая "запаска", свернутый шланг, черный дипломат, коробка с инструментами, пакет с мандаринами, которые Семен купил еще утром, но забыл вытащить, картонная коробка из-под пиццы — изображение улыбающегося повара на крышке коробки было едва различимо под толстым слоем пыли.
Семен взял дипломат и вернулся в холл.
Из кухни доносилось неразборчивое бормотание. Семен поморщился. Он не зря хотел тишины. Посторонние звуки мешали сосредоточиться. Он положил дипломат на ступеньки лестницы, ведущей на второй этаж. Сам присел рядом. Первым делом он стер пыль с дипломата и открыл его. В дипломате лежали пузырьки, наполненные разноцветными жидкостями. К некоторым пузырькам были прикреплены листики, у других оказалось запаяно горлышко, на боку одной красовалось изображение черепа и перекрещенных костей. Семен взял именно этот пузырек и аккуратно поставил на ступеньку.
Затем он открыл дипломат.
— Кофе готов. — Сказали из-за спины.
Семен вздрогнул и едва не зацепил локтем пузырек с черепом и костями. За спиной стоял Клим с чашкой в руке.
— Я же попросил тишины! — Заметил Семен раздраженно.
— Так я и разговариваю шепотом. — Ответил Клим. — А что вы делаете, если не секрет?
— Вообще-то, секрет.
Дипломат Семен нашел на чердаке бабушкиного дома, когда после смерти бабушки внезапно оказался единственным наследником и приехал за город, чтобы оформить сделку купли-продажи. Семен решил забрать из дома все необходимое, забрался на чердак и наткнулся на два сундука со старым тряпьем и дипломат, к которому скотчем была приклеена пожелтевшая от времени доверенность. В доверенности (заверенной поблекшей печатью нотариуса) бабушка Семена обязалась принять на хранение дипломат с редкими волшебными зельями у волшебника по имени Ум, в обмен на крепкое здоровье, долголетие и счастье в семейной жизни. Дата у доверенности стерлась, но бабушка действительно прожила на