произошло. Произошло бы упорядочение работы Восточной зоны, которая перестала бы терять своих технических специалистов, уходящих на западные заработки через открытый Берлин. В Вашингтоне же делу придали характер вселенского отступления запада перед злобным советским коммунизмом. Не делает это честь чувству меры и реализма западных вождей.
В корне проблемы глухая нечувствительность американских военных и гражданских лидеров в отношении обеспокоенностей советского руководства. А ведь только-что закончилась война, в которой Россия потеряла 27 миллионов своих граждан. Бесчисленные городские и сельские рынки были переполнены калеками, инвалидами великой отечественной войны. Горькие крики нищих, опухших от голода людей, жалкий скарб потерявших жилье переселенцев, ночные очереди за буханкой хлеба. Неурожай бил по самым слабым, тяжелые смены ждали тех, чьим трудом страна восстанавливала основы цивилизованной жизни. Труд был сверхнапряженным и давал он феноменальные результаты — в течение трех лет окровавленная страна восстановила основы порушенной экономики.
Ничего подобного не знала самая богатая страна мира, строившая семейные коттеджи, покупающая новые марки автомобилей, посылающая своих детей в отменные университеты, ни разу не ложившаяся спать голодной. И при этом указывающая на голодную Россию как на кромешный ад безжалостной диктатуры. А ведь этот кромешный ад — во многом результат беззаветного выполнения союзнических обязательств, более тяжелой ноши России в общей войне. Ничего не боялась так Россия, как восстановления германского гиганта, только-что обескровившего российские города и деревни. И именно этим были заняты американцы. Ничего кроме «холодной войны» породить это не могло.
В январе 1948 г. два руководителя оккупационных зон — американской и британской— генералы Клей и Робертсон неутомимо встречались с общественными деятелями своих зон. Смысл их речей был однообразен: «нельзя более сидеть сложа руки». Почему эти вчерашние союзники Советской армии напрочь отказывались понять обеспокоенность народа, которому только-что выпали такие испытания? Они шли напролом и их действия создали линию «нет возврата» в прежних союзнических отношениях.
Проблема Германии, которая в 1941 г. объединила союзников в великую коалицию, теперь самым жестоким образом разъединила их. Теперь речь шла уже не о зонах влияния (как о них говорили Сталин и Черчилль в октябре 1944 г.) а о бесконечно враждебных блоках, ощетинившихся всеми видами современного оружия. Обе стороны видели в действиях другой открытую провокацию. И инициативой в этом процессе владели американцы — это признают и добросовестные западные исследователи.
Чего боялись американцы? Того, что в конечном счете объединившаяся Германия примкнет к советскому лагерю. Государственный секретарь Маршал заявил в феврале 1948 г., что переход Германии в зону влияния СССР «является величайшей угрозой безопасности западных наций, включая США».
Американская сторона односторонним образом отказалась от Четырехстороннего плана управления Германией; она начала проводить одностороннюю политику стабилизации экономики в своей зоне посредством валютной реформы, создания «своего» правительства в этой зоне, введения ее в «план Маршала» и в целом в западноевропейскую экономику
Пришла пора сказать, что столь обличавшиеся планы «захвата Россией Германии» были плодом больного воображение и никогда в реальности не имели места. Единственной определенной целью СССР было получение обещанных репараций. И самый большой ужас Россия испытывала при виде обновляемой германской мощи, ныне включенной в западный лагерь.
После прекращения западной стороной деятельности Совета министров иностранных дел советская стороны сделала несколько примирительных шагов. Они осуществили односторонние репарации с германского Востока, начали переговоры по урегулированию ленд-лиза, уменьшили репарационные претензии к Австрии, согласились на реформу австрийской валютной системы. Разве так ведет себя сторона, вознамерившаяся овладеть всем европейским регионом или, в частности, Германией?
Если бы Соединенные Штаты «боялись» России, то указанные шаги должны были привести к смягчению американо-советских отношений. Но цель у США была иная — закрепиться в Европе и контролировать европейское развитие, а тут любая степень советской уступчивости не помогла бы.
Будущее Германии теперь решали не советские танки — когда они решали общую задачу, западные союзники устраивали овации. Теперь будущее Германии решала собранная западными державами 23 февраля 1948 г. Лондонская конференция. А ней принимали участие США, Британия, Франция, Бельгия, Нидерланды и Люксембург. Клей: «Это самая важная конференция по германскому вопросу». Она важна была и тем, что Запад сам решал ее. Гарриман пишет Трумэну: «Я испытываю огромные сомнения относительно того, что новая валютная система Германии может успешно включать в себя советскую зону». Валютная реформа вовсе не была «техническим действием», она определяла политическое будущее.
И США и СССР внесли предложения относительно денежной реформы в Контрольный совет. Там маршал Соколовский сказал 1 февраля 1948 г. следующее: «Если у моих коллег хватит терпения, мы пройдем по американским предложениям пункт за пунктом и станет очевидным. Что оно приемлемо для нас». Но американская сторона уклонилась от совместного рассмотрения проблемы и тогда Соколовский сказал, что новые деньги уже лежат в карманах у генерала Клея, что было очень недалеко от правды. Теперь мы знаем, что американцы напечатали новые германские марки еще в 1947 г.
Советская сторона объявила, что она в любом случае готова пройти свою половину пути, но «американский план экономической „помощи“ и британский политический план для „Западной Европы“ в конечном счете направлены против Восточной Европы и, соответственно, ведут к политическому расколу Европы».
США и их союзники рассуждали в устрашающих терминах. Директор политического департамента французского министерства иностранных дел, путешествуя в самолете Клея, сказал, что «война с Советским Союзом в течение ближайших двух или трех лет неизбежна — и может быть, что она начнется в текущем году».
В Советском Союзе достаточно хорошо знали об ускорении военного производства в США. Более всего беспокойство здесь вызывало создание западногерманского государства. В апреле и мае 1948 г. — после снятия Берлинской блокады русские начали то, что позже было названо «мирным наступлением». Сначала Молотов, а затем и Сталин выступили с предложениями созыва встречи на высшем уровне СССР и США. Все проблемы разрешимы. Но Трумэн с отвращением относился к встречам на высшем уровне. Попросту говоря, он не верил, что любое позитивное соглашение с русскими возможно. Cоветский Союз, говорил американский президент, «никогда не держался заключенных соглашений». Миру этот скепсис обошелся дорого.
Германский ландтаг решил собраться 1 сентября 1948 г. для написания конституции нового западногерманского государства. Теперь уже западногерманский наблюдатель надзирал над индустриальным Руром. Американцы уже решили не ограничивать свой срок пребывания в Германии. Американцы, англичане и французы решили сблизить свои зоны. Что оставалось делать четвертому, отринутому бывшему союзнику?
Оказалось, что не существует документов, регламентирующих въезд западных союзников в Берлин. Права въезда, говорил генерал Клей, оговорены устно и покоились на трехлетней привычке.
31 марта Советский Союз начал «миниблокаду» Берлина. В конце апреля военный министр Ройол пишет бывшему военному министру Стимсону: «Ясным кажется намерение Советского Союза вытеснить нас из Берлина так как четырехсторонний контроль над Берлином и над Германией более не действует. У Советов есть определенные основания так думать ввиду трехсторонних действий, которые мы предприняли в отношении Германии как результат краха заседания министров иностранных дел в декабре. Они могут аргументировать с определенной логикой, что трехсторонние переговоры по Германии, начатые в Лондоне в феврале являются доказательством наших намерений отказаться от четырехстороннего контроля. Они могут также кивать на установление нашего экономического совета по Германии… Козырные карты русских заключаются в контроле над железнодорожными и шоссейными магистралями, ведущими к Берлину, в контроле над тепловой станцией, снабжающей город электричеством».
Ключевой фигурой на этом этапе развития «холодной войны» становится американский военный губернатор Германии Люшиус Клей. Примечательна эволюция этого американского генерала и политика. Во время первого года службы в Германии (будучи заместителем Эйзенхауэра) Клей превосходно сотрудничал с советской администрацией. Наиболее некооперабельными он считал французов, он критически воспринял «длинную телеграмму» Кеннана. Сложные межсоюзнические проблемы, как и тяжесть восстановления Германии поубавили оптимизма у Клея, хотя близкая сердцу русских идея репараций вполне разделялась Клеем. И только во второй половине 1047 г. генерал Клей переходит в группу ястребов.
Однажды, после яростной словесной перепалки с советскими представителями Клей спросил Джеймса Ридлбергера: «Является ли все это прелюдией к объявлению войны?» Ридлбергер ответил: «Вовсе нет. Иногда это звучит похоже, но я не думаю, что это так».
Одиннадцать раз генерал Клей выкладывал прошение об отставке, но он любил свой пост — «благожелательный деспотизм», как он это называл. Он понимал, что его ждет. Телетайпом он 10 апреля 1948 г. посылает сообщение начальнику штаба армии Омару Бредли: «За нашей сепаратной валютной реформой последует создание германского правительства во Франкфурте, а это вызовет подлинный кризис… Зачем мы в Европе? Мы потеряли Чехословакию. Мы потеряли Финляндию. Норвегия под угрозой. Мы уходим из Берлина… Америка еще не знает, что жребий брошен… Я полагаю, что мы должны стоять, пока нас не выдворили силой».
18 июня 1948 г. три западные державы объявили о валютной реформе в трех своих зонах. Берлин пока исключался. Советская сторона снова начала ограничении перемещения в Берлин. Указывая на то, что западные страны разделяют Германию, советская сторона объявила, что весь Берлин включается в зону восточных денежных знаков. 23 июня западные державы объявили, что новые деньги Западной Германии будут иметь хождение в западных секторах Берлина. На следующий день советская сторона перекрыла сообщение между Западной Г