За Плимутом последовали стычки при Портленде (2 августа) и острове Уайт (4 августа). Занятая испанцами оборонительная позиция до поры до времени оправдывала себя: англичанам с помощью своих дальнобойных орудий так и не удалось потопить ни одного испанского корабля. Лишь один сильно поврежденный корабль выбился из строя и 1 августа был захвачен Фрэнсисом Дрейком. Аналогичным образом испанцы покинули обездвиженный «Сан-Сальвадор», и к вечеру 2 августа его захватила эскадра Джона Хоукинса.
Отмечу, что после сражения у острова Уайт были произведены в рыцари лучшие капитаны английского флота, в том числе Хоукинс и Фробишер, и они решили, что настало время нарушить боевой порядок врага и приблизиться к нему.
Это им удалось только 7 августа при Кале, где испанский флот встал на якорь. В это время герцог Пармский, союзник испанцев, сообщил герцогу де Медина-Сидония, что не сможет сесть на приготовленные для него суда, если испанцы не явятся в Дуврский пролив и не будут прикрывать его от нападения англичан.
Герцог де Медина-Сидония направил Армаду навстречу герцогу Пармскому и его войскам. И вот тут-то он и вынужден был вступить в решающую борьбу с английским флотом. Но для начала лорд-адмирал Чарльз Ховард пустил в дело восемь брандеров — подожженных судов, наполненных серой, смолой и порохом. Это было ужасающее зрелище, и оно вызвало панику в рядах испанских кораблей: они стали поспешно сниматься с якорей, сталкиваясь между собой, а некоторые из них достались врагам или получили сильные повреждения. Затем мощный ветер и сильное течение понесли уцелевшие корабли на север.
На другой день (8 августа) Ховард и Дрейк, пользуясь замешательством противника, напали на него со всеми своими силами близ Гравелина — укрепленного форта на границе Испанских Нидерландов и Франции.
Битва продолжалась до поздней ночи. Англичане с близкого расстояния обстреливали плавучие крепости Филиппа II, слишком тяжелые для быстрых маневров. В результате, «Непобедимая армада» нарушила свой знаменитый строй. Испанцы дрались мужественно, но это им не помогло. По крайней мере, 15 их кораблей было захвачено, еще примерно столько же было уничтожено и получило серьезные повреждения.
В это время Елизавета Тюдор произнесла перед народом в Тилбёри вдохновенную речь, которая потом вошла в школьные учебники и была воспроизведена в десятках исторических фильмов:
«Мой возлюбленный народ! Я сейчас среди вас, как вы видите, не для отдыха и развлечений, но полная решимости, в разгар сражения, жить и умереть среди вас; положить за моего Бога и мое королевство, и мой народ, мою честь и мою кровь. Я знаю, у меня есть тело, и это тело слабой и беспомощной женщины, но я сама возьму в руки оружие, я сама стану вашим генералом. Мы вскоре одержим славную победу над врагами моего Бога, моего королевства и моего народа».
А в заключение она пообещала простить солдатам все долги, и это заявление, естественно, вызвало бурю восторгов.
Что же касается морского сражения, то в нем англичане тоже потеряли 8 своих подожженных кораблей, плюс у них практически кончились боеприпасы, так что о какой-то решительной победе над «Непобедимой армадой» не могло быть и речи. Однако испанцы не знали о проблемах противника и не решились атаковать вновь, тем более что и их собственный запас пороха и ядер подходил к концу. И герцог де Медина-Сидония решил, что с имеющимися у него силами установить контроль над проливом невозможно, а посему он приказал возвращаться назад.
Но через Ла-Манш сделать это было невозможно.
Почему?
Да потому что тут смешалось все: и чрезмерная осторожность главнокомандующего, и направление ветров, и незнание безопасных фарватеров… Поэтому было решено вести все еще мощный флот в Испанию не прямой дорогой, а объездным путем — вокруг Шотландии. К несчастью, при приближении Армады к Оркнейским островам разразилась еще одна страшная буря, и она окончательно рассеяла ее. А потом буря повторилась близ берегов Ирландии.
Таким образом, основной урон «Непобедимой армаде» нанесли не англичане, а морские бури. Из всего флота лишь 60 кораблей кое-как достигли в сентябре 1588 года испанского Сантандера, а все берега Шотландии, Ирландии и близлежащих островов были покрыты обломками испанских кораблей. Потери в людях оценивались так: от 1/3 до 3/4 численности экипажей. Тысячи человек утонули, многие скончались от ран и болезней по пути домой. Не было ни одной значительной семьи в Испании, которая не оплакивала бы потери близкого человека.
Это испанское поражение спасло английские берега от опасности вторжения, но пока не дало Англии доминирования на море. Все это произойдет значительно позже.
Со своей стороны, Филипп II, получив известие о судьбе Армады, высокомерно заявил: «Благодарю Бога, что он даровал мне столько средств, что и столь великую потерю я могу перенести без большого труда. Ветвь отрублена, но дерево живет и цветет, и оно в состоянии дать новые ветви». Он успокоил себя тем, что его флот был послан против людей, а не против бурь и непогод. Затем он попытался создать новую Армаду, но все оказалось напрасно.
Однако и попытка англичан организовать «симметричный ответ» тоже завершилась поражением в 1589 году, а еще через два года испанцы нанесли англичанам несколько ударов в Атлантическом океане. Они извлекли урок из событий 1588 года и отказались от тяжелых неповоротливых кораблей в пользу более легких и оснащенных дальнобойными орудиями.
Тем не менее, события в Ла-Манше стали для Англии первым серьезным шагом на пути к статусу «владычицы морей», ибо внушавшая ужас испанская Армада, как выяснилось, оказалась «непобедимой» только по названию.
Не буду рассказывать про колониальную систему зарождающего капитализма, про буржуазные революции в Нидерландах и в Англии. Об этом много всего написано, и кому интересно, может почитать сам.
Перейду сразу к абсолютзму.
ЧТОБЫ БЫЛО ПОНЯТНО
Абсолютизм — это такая форма государственного правления, на которой базируются установившиеся в ряде западноевропейских стран в Новое время режимы абсолютных монархий, при которых верховная власть (как правило, королевская) не была ограничена ничем.
Абсолютизм был в европейских континентальных государствах в XVII и XVIII веках господствующей формой правления и идеологией, чему благоприятствовали служители церкви, приписывавшие верховной власти божественное происхождение. Своего апогея абсолютизм достиг при французском короле Людовике XIV, который любил говорить так: «Государство — это я».
Но до него был король Людовик XIII, а при нем в буквальном смысле «взошла звезда» кардинала де Ришелье, хорошо всем известному, благодаря множеству исторических романов и фильмов.
О Ришелье и хотелось бы рассказать поподробнее, ибо его литературный и киношный образ совершенно не соответствует тому, что было на самом деле.
Кардинал де Ришелье
Арману-Жану дю Плесси, более известному под именем Ришелье, было 22 года, когда король Генрих IV даровал ему скромное Люсонское епископство. Когда же, в 1610 году, после смерти этого короля, начался период бурного регентства (новый король был еще маленьким и не мог править сам), Ришелье явился ко двору и принял сторону оставшейся вдовой королевы-матери. Чтобы сделаться известным, он тогда произносил проповеди. Став депутатом от духовенства в Генеральных Штатах 1614 года, он был оратором своего сословия и от его имени обращался к королю с речью. Получив место при королеве-матери Марии Медичи, он через два года был назначен государственным секретарем (фактически — министром) по военным и иностранным делам.
Эти пять месяцев его министерства почти забыты историей. Это и понятно, ведь Ришелье был тогда просто деловым человеком, а не правителем Франции. Всей полнотой власти пользовался тогда маршал д’Анкр (он же — итальянец Кончино Кончини). Этот хитрющий человек был фаворитом регентши, но 24 апреля 1617 года его убили люди взрослеющего на глазах Людовика XIII, и после этого Ришелье последовал за Марией Медичи в изгнание.
В это время он написал теологическую книгу, направленную против протестантов. Королева-мать пригласила его к себе тогда, как посредника между собой и сыном.
ЧТОБЫ БЫЛО ПОНЯТНО
Людовик XIII родился в 1601 году. Он вступил на престол в возрасте восьми лет после того, как был убит его отец — Генрих IV Бурбон. Во время малолетства Людовика его мать, Мария Медичи, управляла страной в качестве регента. А потом молодой Людовик решил управлять страной сам, а посему он удалил мать, куда подальше. Чтобы не лезла в его дела. А она все лезла и лезла. Короче, это были отношения из серии «никто не может понять ребенка так неправильно, как его мать».
А вот Ришелье своим благородством опять приобрел милость двора, а в 1621 году смерть герцога де Люиня (влиятельного фаворита молодого Людовика XIII) открыла обширное поле деятельности его честолюбию. Два года он хлопотал о получении сана кардинала, и когда в 1624 году опять вошел в Совет, то, благодаря кардинальству, он уже стал в нем председательствовать. Это председательство постепенно дало ему перевес в решении дел, который он вскоре сумел превратить в единоличное управление.
Но прежде, чем Ришелье достиг этой власти, было весьма любопытно видеть, как действовал он еще в достаточно скромном положении, когда ни Европа, ни Франция не знали его имени. Кстати, современные историки говорят о нем — тогдашнем — как бы мимоходом, как о второстепенном лице, да и сам он, едва ли себя до конца понимая, с трудом воздвигал здание своей будущей политической славы. Его публичная и частная переписка в эти шестнадцать лет чрезвычайно любопытна. И совершенно не нужно искать в этих письмах тайну души, предназначенной к управлению судьбой огромного государства…
Прервусь на какое-то время и замечу: вот французы очень гордятся своей историей. Как говорится, имеют право. Но беспристрастный наблюдатель фактов при знакомстве с этой историей находит печальные результаты. Франция считает себя одной из первостепенных держав по мощи и просвещению. Народ ее даже называет себя великой нацией. Но история всякой великой нации должна предста