С точки зрения физической и моральной в нем сочетались два человека.
Первый был худым, непритязательным, необыкновенно активным, равнодушным к лишениям, презирающим благополучие и материальные блага, предусмотрительным, осторожным, умеющим отдаваться на волю судьбы, решительным и упорным в своих намерениях, знающим людей и их нравы, что играло огромную роль на войне, добрым, справедливым, способным к настоящим чувствам и благородным к врагам.
Второй был толстым и тяжелым, чувственным и настолько занятым своими удовольствиями, что считал их важнейшим делом. Он был беспечным и боящимся усталости, пресыщенным всем, не верящим ни во что, если это не совпадало с его страстями, интересами и капризами, ни в грош не считавшимся с интересами человечества, презиравшим на войне элементарные правила осторожности, во всем полагающимся на свою удачу, на то, что он назвал своей звездой.
Его разум оставался тем же, самым великим, глубоким и продуктивным из тех, что я когда-либо видел, но ему не хватало больше ни воли, ни решительности, ни мобильности, и это походило на слабость.
Наполеон, которого я описал первым, блистал до Тильзита. Это был апогей его величия и эпоха его самого расцвета. Второй же — стал дополнением его душевных терзаний, последовавших сразу за его женитьбой на Марии-Луизе.
Я много говорил о Наполеоне и думаю, что мне удалось описать его таким, каким я его видел, но все же считаю полезным добавить к уже сказанному вышеизложенный анализ до того, как я окончательно перестану произносить его великое имя».
Дюмурье: Суждение о Буонапарте, адресованное от имени военного Французской нации и Европе
«Если судить Буонапарте по его успехам, то это великий человек. Но если отбросить от его успехов все то, чем он обязан фортуне, то это лишь удачливый авантюрист, вся военная и политическая деятельность которого дезорганизована, эксцентрична и безрассудна, комбинации которого ошибочны и неосмотрительны и должны были с самого начала привести к самым роковым результатам…
Буонапарте поднимался, от преступления к преступлению, от ошибки к ошибке, к самой вершине славы и могущества. Его дерзости удавалось все, ибо Европа созрела для революции, которой он манипулировал. И не нашлось достаточно сильного правительства, чтобы остановить его коварство, равно как не нашлось умелого генерала, чтобы противостоять его оружию. Все европейские державы сами предоставили камни, из которых построен пьедестал этого колосса. Его карьера была блестящей, но легкой.
Если бы он смог остановиться после Амьенского мира; если бы он не водрузил на свою пылкую голову железную корону; если бы он убрал со своего дерзкого чела имперскую диадему, окрашенную кровью герцога Энгиенского; если бы он помиловал Пишегрю и Жоржа Кадудаля; если бы, душимый самой низкой ревностью, он оставил купаться в наслаждениях Моро, он дал бы Франции возможность славного отдыха, купленного блестящими победами. А если бы, занявшись мирными искусствами, он смог бы исправить бедствия кровавой революции, уничтожив ее ужасные следы; если бы он занялся восстановлением торговли, сельского хозяйства, нравов и религии; если бы он дополнил всю эту благотворительность жертвой своими неумеренными амбициями, возведя законного наследника на укрепленный, очищенный от злоупотреблений старого правительства и грязи анархии трон, тогда Буонапарте был бы величайшим человеком прошедшей, настоящей и будущей истории и был бы предоставлен восхищению веков.
Его характер был очень вспыльчивым, его душа — очень горделивой, его желания — очень низкими, чтобы подниматься к славе по пути героизма. Это необычный человек, но не великий; это не знаменитый человек, а лишь широко известный.
Буонапарте, получив либеральное образование благодаря милосердию короля Франции, будучи поставленным во главе армий невиданной революцией, поднятый до трона своих благодетелей, своих создателей ослепленной и охваченной психозом нацией, не только имел неосмотрительность сесть на него, но и дополнил все это жестокой и бесполезной подлостью, пролив кровь члена августейшей фамилии, и, найдя затем свой удел слишком жалким в этом дележе человеческого величия, он стал стремиться к универсальной монархии.
Чуждый Франции и человечеству, бедствие Вселенной, палач нации, покоренной ему террором и глупостью, он с радостью пожертвовал целым поколением французов ради своих кровожадных амбиций. Что останется Франции после того, как эта кровавая комета прекратит испепелять мир? Источник постоянных войн, всеобщая деморализация и правительство в Алжире. Что ему самому останется от всех этих триумфов, от всех этих преступлений? Всепожирающие угрызения совести, если он останется на троне, публичное проклятие, если он с него падет.
Общественное мнение, эта глупая царица мира, судит только по успехам. Нужно постараться соединить его с разумом и показать фальшивое величие этого идола. Антигон говорил, что нет героев в глазах слуги. Здравый смысл — это тот же слуга для людей с положением, он их раздевает и видит обнаженными со всеми их недостатками.
Буонапарте — это дитя фортуны, и самый главный его талант состоит в том, что он смог всех в этом убедить. Вместо того, чтобы приуменьшить его величие до его действительного масштаба, все всё приписывали его высочайшему гению; отсюда и проистекает уверенность в его непобедимости и в бессмысленности всякого сопротивления.
Его политика тороплива, ошибочна, бестактна; его правление — самоуправно, несправедливо, жестоко. Он не разбирался ни в законах, ни в финансах, ни в коммерции. Он умел только безумно тратить, разорять, уничтожать.
Остается его военный талант. Но этот талант, такой восхваляемый и такой счастливый до 1807 года, тоже может быть оспорен. Ни одна из его побед не была плодом военного искусства; он должен был проиграть все свои сражения, если бы вражеские генералы могли воспользоваться его безрассудствами. Его экспедиция в Египет, его война в Сан-Доминго и действия его эскадр являются лишь цепью ошибочных прожектов или неправильных поступков. Одни англичане до 1807 года смогли дать ему несколько трепок.
Он всю свою жизнь был больше счастливчиком, чем талантливым человеком; никогда не испытывая неудач, имея запуганных, неумелых или ограниченных в своих действиях его абсурдными планами и приказами генералов, он никогда не подчинялся правилам военного искусства, никогда не считался с такими военными обстоятельствами, как особенности местности и погодные условия; злоупотребляя храбростью своих прекрасных войск, он ни в грош не ставил факт сокращения населения Франции, которую он истощал своими победами и уничтожал своими поражениями; амбиции его и его гнусной семьи смогут быть удовлетворены, лишь когда его исступление опустошит всю Европу, приведет ее к нищете и зальет кровью, прежде всего, несчастных французов».
Шатобриан: Взгляд на Бонапарта
«Бонапарт был поэтом действия, великим военным гением, человеком неутомимого ума, опытным и здравомыслящим администратором, трудолюбивым и мудрым законодателем. Вот отчего он пленяет воображение поэтов и покоряет умы людей положительных. Однако ни один государственный муж не вправе счесть его безупречным политиком. Это суждение, вырвавшееся у многих его поклонников, и станет, по-видимому, окончательным приговором Наполеону в грядущих веках; оно поможет объяснить противоречие между чудесными деяниями императора и их ничтожными результатами. На Святой Елене он сам строго осудил себя за два предприятия: войну в Испании и войну в России; ему стоило бы покаяться и в других прегрешениях. Самые горячие его поклонники не станут, пожалуй, утверждать, что у него не было причин для раскаяния.
Вспомним:
Убив герцога Энгиенского, Бонапарт проявил не только отвратительную жестокость, но и крайнюю неосторожность: он навеки запятнал себя. Что бы ни говорили легкомысленные апологисты, смерть эта, как мы видели, стала той искрой, из которой разгорелось впоследствии пламя вражды между Александром и Наполеоном, а равно между Пруссией и Францией.
В Испании Наполеон действовал решительно неверно: полуостров принадлежал ему, что сулило немалую выгоду; однако император превратил Испанию в плац для обучения английских солдат и ускорил собственную гибель, разжегши народное восстание.
Пленение Папы и присоединение Папской области к Франции были просто-напросто капризом тирана, отнявшим у императора славу спасителя религии.
Бонапарт не удовольствовался женитьбой на принцессе императорского рода, хотя на этом ему следовало остановиться: Россия и Англия молили его о мире.
Он не возвратил независимость Польше, хотя возрождение этого государства могло спасти Европу.
Он напал на Россию, несмотря на возражения своих полководцев и советников.
Поддавшись безумному порыву, он двинул войска через русскую границу и миновал Смоленск; было совершенно очевидно, что дальше идти не следует, что нужно окончить первую северную кампанию здесь и дождаться второй, которая (он сам это чувствовал) предаст царскую империю в его власть.
Он не сумел ни рассчитать время, ни предузнать действие климата, в отличие от русских, которые умели и считать и предузнавать.
Наполеон получил в наследство старинную французскую монархию такой, какой сделали ее столетия и непрерывная цепь великих людей, такой, какой она стала благодаря величию Людовика XIV и дипломатии Людовика XV, такой, какой сделала ее республика, расширившая ее пределы. Он воссел на этом великолепном пьедестале, простер руки, покорил народы и собрал их вокруг себя; однако он лишился Европы с такою же быстротою, с какой завладел ею; он дважды отдал Париж союзникам, несмотря на все чудеса своего военного гения. Весь мир лежал у его ног, и что из этого вышло? — император лишился свободы, семья его очутилась в игзнании, Франция утратила все его завоевания и часть своих исконных земель.
Все эти факты принадлежат истории, и никто не вправе их опровергнуть. В чем причина ошибок, так скоро приведших к роковой развязке? В несовершенстве Бонапарта как политика.