Значение целой чешской армии во Франции ясно: должен признать, что Франция с самого начала поняла политическое значение дела и поддерживала наше народное движение всеми средствами. Министр Бриан был первым государственным деятелем, который обещал публично поддержку Французской республики нашему народу. Ему же удалось прибавить в ответе Вильсона ясное требование, чтобы чехословаки были освобождены (чехословаки являются самым западным славянским барьером против Германии и Австрии).
При современном положении 100 000 и даже 50 000 обученных солдат имеют большое значение.
14. Мой ответ на часто повторяемый вопрос, может ли в России сформироваться армия: через 6 или 9 месяцев может быть сформирован, скажем, миллион солдат.
Красная армия не имеет никакого значения, и большевики уже обратились к офицерам (бывшей царской армии), чтобы они вступили в их армию как инструкторы (для армии нужны железные дороги).
Делаю примечание: в сегодняшнем «Advertiser» (11 апреля) имеется следующее сообщение: добровольцы сдают оружие. Чехословацкий корпус, идущий во Францию, остановлен Троцким. Москва 5 апреля. – Как следствие соглашения между Троцким и французским послом, армия чехословацких добровольцев, идущих во Францию, передала свое оружие советским учреждениям. – Офицеры были распущены, за исключением генерала Дитерикса, сопровождающего корпус во Францию.
Сообщение весьма благоприятное: армия, идущая во Францию, не должна иметь оружия, потому что будет наново вооружена во Франции; офицеры, о которых идет речь, русские, вступившие в нашу армию.
Эти взгляды я высказал (устно) также и французскому послу Реньо.
В английском посольстве я узнал, что делается в Европе.
Я пошел также к японскому министру иностранных дел. Японцам, понятно, в то время мы были мало известны. Я подал секратерю тогдашнего временного министерства Шидехари меморандум (писанный по-русски) и просил главным образом английского, а также и американского послов, чтобы они замолвили о нас слово перед японским правительством. Нам нужна была помощь японцев для отъезда наших частей из Владивостока, быть может, через Японию. Кроме того, Япония нам была нужна для обеспечения нас одеждой и обувью и всем тем, чего мы не могли получить в России и в Сибири. Со всеми я также говорил о том, как достать пароходы.
Так же, как и всюду, я завязал и в Японии сношения с журналистами. Несколько дней у меня были затруднения с токийской полицией; их смущал мой английский паспорт; газеты писали обо мне под моей настоящей фамилией, а паспорт был на иное имя. Я не удивлялся, что полиция в Токио лишь через несколько дней устранила это неустранимое недоразумение; в Лондоне со мной случилось то же самое. Там у меня, правда, был паспорт на мое имя, но сербский, и полиция тоже не могла додуматься, насколько и как это соответствует действительности. Я уже читал лекции в Лондонском университете, премьер-министр Асквит уже ввел меня при помощи своего представителя, но полиция моего округа была еще несколько дней в сомнении. Святой Бюрократиус везде одинаков – впрочем, в порядке вещей, когда чиновники исполняют свои обязанности.
В Японии я прочел известную речь Чернина от 2 апреля. Меня не удивило личное нападение Чернина; важным было то, что французский министр Пэнлеве, а потом главным образом Клемансо, в ответ на австрийскую ложь о мирных предложениях Австрии, подали свое решительное заявление и что письмо принца Сикста Бурбонского от 31 марта 1917 г. было опубликовано. Австрия лгала, сам император держался скверно и трусливо, и все дело кончилось отставкой Чернина 15 апреля. Для нас, как буду еще говорить, этот эпизод имел важное значение благодаря тому, что союзникам таким очевидным способом была доказана фальшь и ненадежность Австрии.
В Токио я также получил кое-какие сведения о съезде в Риме угнетенных народов Австро-Венгрии (8 апреля); но об этом, как и о важном соглашении на Корфу (20 июля 1917 г.), буду говорить подробнее в общем рассуждении об отношениях к югославянам.
Двухнедельное пребывание в Японии особенно не обогатило моих познаний о Японии. Все мое внимание обращено было к судьбе легионов, к войне и ожидаемому миру. Я посещал в Токио храмы различных вероисповеданий, осмотрел много из того, что было доступно, однако я не могу сказать, что я Японию изучал. Меня интересовало экономическое положение Японии и о нем я осведомлялся; я хотел знать, как война отражается на энергичной Японии. Тот факт, что Англии, а в известной мере и Франции война препятствовала в обычном вывозе товаров на Дальний Восток, дал Японии естественную возможность расширить свою торговлю в Азии и даже, например, до Египта. Я с интересом рассматривал книжные и художественные магазины. Мне удалось купить несколько хороших японских гравюр на дереве и несколько европейских книг. Влияние немецкой литературы, особенно медицинской, было сразу заметно в магазинах; я нашел книжника-антиквара, который торговал исключительно немецкими книгами.
19 апреля я переехал в Иокогаму. По счастливой случайности, в Канаду отплывал большой пароход «Empress of Asia».
Пароход был предназначен для перевозки войска из Америки в Европу. Так я очень скоро добрался до Американского материка; я отплыл 20 апреля 1918 года, а 29 апреля я уже был в Виктории и Ванкувере.
Американская демократия Finis austriae(Вашингтон. 29 апреля – 20 ноября 1918 г.)
На английском пароходе я снова находился в Европе и в Америке, и не только в силу международного права: все окружающие меня путешественники были европейцы или американцы. Прекрасная погода и спокойное плавание создали мне приятный отдых (у меня не бывает морской болезни). На море – волны, течение, погоду, цвет воды и небосклона и т. д. – я обращал, как всегда, довольно внимания: а в этом и есть как раз доля отдыха. Я отметил, что 24 апреля было для нас так называемым меридиональным днем: мы переехали 181° долготы; я вспомнил кругосветное путешествие Ж. Верна и как он неожиданно нагнал один день.
В пароходной библиотеке я нашел кой-какие английские романы и прочел с большим интересом юбилейную работу о Шарлотте Бронте, написанную хорошо мне известной писательницей Мэй Синклер.
На пароходе был также мистер Райт, принадлежавший к петроградскому американскому посольству; это дало возможность снова и снова разобраться в русских условиях.
Много времени я посвятил восстановлению всего положения с того дня, когда я покинул Англию. Теперь Россия была окончательно выключена из войны и связана вынужденным миром; русское наступление (Керенского) в 1917 г. опоздало. Сами немцы – Людендорф – боялись, что оно наступит раньше и будет, таким образом, опаснее. Русское поражение и революция привели к падению царя; можно ожидать, что проигранная война после Николая сметет также Вильгельма и Карла и всю их систему. Европа тогда была бы избавлена от абсолютизма, демократия кое-что приобрела бы и, таким образом, была бы лучше обеспечена свобода малых народов. С другой стороны, был тот минус, что Россия уже не могла более воевать и что ее внутреннее развитие было неопределенно, а быть может, и в опасности.
Немцы после оккупации Польши продолжали оккупировать другие лимитрофные государства; постепенно они взяли Ригу, острова Эзель, Моон, Даго (сентябрь – октябрь 1917 г.), дошли до Финляндии (2 апреля 1918 г.) и победили там большевиков, которые не хотели признавать независимость Финляндии, объявленную 19 июля 1917 г. Вот доказательство, что немцы не были безусловно за большевиков. Шаг за шагом, начиная победой у Горлицы, немцы захватили Польшу, а за ней и другие мелкие народы; пангерманский Drang nach Osten был, кажется, в этой части Европы удовлетворен. Германия признавала малые государства, возникшие под ее протекторатом и находящиеся под ее влиянием; были признаны Курляндия (15 марта 1918 г.), Литва (23 марта), Латвия (9 апреля) и Эстония (10 апреля), оба последних государства сейчас же (13 апреля) заявили о своем желании примкнуть к Германии.
Украина заключила мир, поддаваясь в действительности нажиму сильнейшей стороны; Румыния также.
Немцы и австрийцы были господами Польши. Польша была оккупирована уже летом 1915 г., и в ней было немецко-австрийское управление; постепенно рождался немецкий план (варшавский губернатор, генерал фон Безелер) создать полумилионную польскую армию; для этого было создано польское королевство (5 ноября 1916 г.), но польскую армию все же не удалось осуществить, а немцы и австрийцы, хотя и под щитом единения, долго наступали друг другу на ноги из-за господства в новом королевстве. Россия с самого начала в польском вопросе делала большие ошибки; первые обещания сокращались (об автономии цензура не разрешила даже писать!), заявление Временного правительства о необходимости польского независимого государства (30 марта 1917 г.) опоздало.
Подобное же согласие-несогласие царствовало между Германией и Австрией в румынском вопросе.
В противовес этому Греция после изгнания короля Константина (27 июня 1917 г.) присоединилась к союзникам.
Англия продолжала побеждать в Азии, Турция потеряла зимой из-за голода и болезней много войска. В Англии подводная война вызвала значительные опасения, но в конце 1917 г. сами немцы начали сомневаться в ее действенности и целесообразности; подводных лодок с самого начала было мало, но и с тем немногим, что было, немцы произвели впечатление.
Англия в ноябре 1917 г. сделала великолепный ход, заявив, что она за национальное еврейское государство в Палестине – этим были привлечены сионисты и вообще евреи всего мира. Во Франции начал ощущаться прирост американских войск уже с июня 1917 г., но немецкий натиск и сопротивление были все же еще опасны. Нивель со своим планом прорыва немецкого фронта успеха не имел. В конце мая 1917 г. во французской армии были значительные вспышки недовольства командным составом; они были, однако, подавлены. В командовании опять произошли перемены: генералиссимусом стал Петэн (15 мая 1917 г.), противившийся плану Нивеля, который все еще думал о большом наступлении; весной (24 апреля 1918 г.) главным начальником союзнических войск был назначен Фош. Первоначальная попытка единого командования не оправдала себя вполне, но в ноябре (1917) был создан Союзнический Верховный военный совет.