Единое командование было давно необходимо; теперь, когда немцы по выходе России из борьбы подготовлялись к большому наступлению, оно стало еще нужнее. Наступление началось 21 марта и сначала казалось настолько победоносным, что французы помышляли о новом перенесении правительства из Парижа. Но немцы не взяли Амьена, бывший главной целью их нападения, и это означало их фиаско или по крайней мере неуспех стратегического плана и дальнейшую нерешенность «великой битвы» во Франции.
В области политики во Франции настал осенью (16 ноября 1917 г.) энергичный режим Клемансо, премьера и военного министра в одном лице; для характеристики внутреннего положения во Франции указываю на изгнание Мальви, бывшего министра внутренних дел (7 августа), расстрел редактора Дюваля (15 августа) и некоторых других; бывший премьер и министр финансов Кайо был арестован (14 января 1918 г.), Болопаша расстрелян (5 февраля). Нужно, однако, припомнить, что еще до Клемансо в парламенте был принят закон против пораженчества и мирной пропаганды (26 июня 1917 г.). Италия после поражения у Капоретто опомнилась. Победы над итальянцами Австрия добилась при помощи немцев – очевидно, ни в тактическом, ни в стратегическом отношении Австрия одна уже не могла действовать с успехом. Мы теперь знаем, что нападение в октябре 1917 г. (я с самого начала ждал, что будет сделана попытка осуществить этот план) имело целью разбить Италию так, чтобы неприятель мог войти через Альпы в Южную Францию; Италия, однако, реорганизовала свою армию помощи английских и французских отделов.
Характерным для общего военного и политического положения было множество уже упомянутых мирных договоров, заключенных Германией со своими восточными противниками; эти мирные договоры, особенно же с Россией, казались мне предвестием мира и с Западом. Действительно, в 1917 и в первых месяцах 1918 г. делались с обеих сторон, особенно же со стороны центральных держав, многократные попытки заключить мир. Германия со своими союзниками сделала западным союзникам официальное предложение мира уже 12 декабря 1916 г.; после этого официального предложения был сделан целый ряд тайных. Количество этих тайных предложений нельзя точно определить; они исходили или прямо от решающих инстанций, или от влиятельных лиц, уверенных в согласии этих инстанций.
Австрия по смерти старого императора начала вести тайные переговоры с Антантой (в начале декабря 1916 г.), продлившиеся до весны 1918 г. Я скоро буду говорить об этом вопросе подробнее; здесь я только хочу выдвинуть симптоматическое значение этого поведения нового императора, действовавшего при помощи своего шурина Сикста, которого как раз через год разоблачил Клемансо. Переговоры означали ослабление центральных держав; оказалось также, что между Австрией и Германией нет того единства, которое было в царствование Франца Иосифа. Слабость Австрии официально изобразил Чернин (12 апреля 1917 г.) в доверительном докладе императору; этот доклад попал в руки союзников, как тогда говорилось, из-за нескромности Эрцбергера, хотя сам Эрцбергер это опровергает. Меморандум Чернина объясняет переговоры Карла о мире; увидим далее, что эти переговоры не были единственными, что Австрия, собственно, целый 1917 г. искала путей ко всем союзникам.
В Германии Рейхстаг принял 19 июля 1917 г. резолюцию о мире 214 голосами против 116 (17 не голосовали), в которой по русскому образцу предлагался мир без аннексий и политического и экономического насилия; но и официальная Германия старалась тайно сблизиться с союзниками. С Францией Бетман-Гольвег был готов вести переговоры о мире, полагая в основу уступку Эльзаса и Лотарингии или, по крайней мере, их части; так, по крайней мере, твердили в Вене, и это же распространяли австрийские агенты. Об одной такой франко-немецкой попытке даже известны подробности; Фрейхерр фон дер Ланкен, бывший чиновник немецкого посольства в Париже, служивший в это время в Бельгии (он дал приказ расстрелять мисс Кэвель), завязал сношения с Брианом при помощи различных лиц; дело зашло так далеко, что он, по соглашению, ждал Бриана в конце сентября (27) в Швейцарии, но Бриан не приехал. Эпилог аферы имел место в полемике Клемансо с Брианом.
В октябре (6) Германия при помощи Испании предлагала мир Англии; но из Германии в Англию вели и иные пути (через Гаагу и др.).
Различные переговоры велись между Германией и Россией.
Я уже упоминал о двух немецких предложениях, сделанных царю; кажется, что к концу 1916 г. (в октябре) Россия делала предложения Германии, Германия же России позднее, в декабре. В 1917 г. Бетман-Гольвег вел переговоры о сепаратном мире еще при царском правительстве (в феврале); потом следовала попытка при Временном правительстве с Милюковым. Иные переговоры велись в скандинавских землях болгарским послом в Берлине Ризовым – однако я не уверен в том, что в них большая часть инициативы принадлежала Ризову, а не немецкому канцлеру; в то же время Германия вела более непосредственные переговоры с Россией через Эрцбергера (также в Стокгольме). Германия сделала предложение о мире и Керенскому при помощи поляка Ледвинского, председателя польской ликвидационной комиссии.
Теперь известно, что император Вильгельм осенью 1917 г. склонялся к более скромному миру, чем тот, который был предлагаем в декабре 1916 г.; в начале июля он совещался с нунцием Пачелли, о котором речь будет ниже, и вызывал папу на энергичную пропаганду мира. Но, несмотря на это, Бетман-Гольвег вышел в отставку (13 июля), т. к. Гинденбург и Людендорф выступили против него, дабы мирные предложения Рейхстага не излагались как слабость. В действительности же в конце июля в немецком флоте вспыхивают бунты, и вскоре после этого Людендорф начинает шататься.
В Англии в это время (от лета 1917 г. до лета 1918 г.) Ллойд Джордж был обеспокоен положением на фронте, особенно возможностью, что немецкие подводные лодки помешают ввозу продовольствия в Англию. Он опасался, как мной уже приведено, что у Англии недостаточно солдат, а потому защищал план энергичного наступления на Турцию (что в действительности и осуществилось); во Франции он хотел пока лишь обороняться. Я не знаю, в чьей голове возник этот план; я узнал, что с ним соглашались выдающиеся союзнические военачальники – и даже сам Фош. Читатели, конечно, наверно, помнят, как после миролюбивой речи Ллойд Джорджа (5 января 1918 г.) полковник Репингтон публично против него выступил; английский премьер обвинил полковника в измене. Стремление Англии к миру характеризует пацифистическое выступления лорда Лендсдоуна, Вимборна и др. Что касается Ллойд Джорджа, он принял, хотя и очень осторожно, участие в тайных переговорах с Австрией, которые вел Сикст; я слышал в осведомленных кругах в Лондоне весной 1917 г., что Ллойд Джордж думал о мире и что был готов сделать Германии значительные уступки.
В связи с этим необходимо вспомнить, что в 1916 и 1917 г. говорилось о возможности посылки войск Японией в Европу; спорным вопросом было, должны ли они ехать по морю или идти через Сибирь. У этого плана были приверженцы и враги не только в Америке.
Важное значение имело мирное выступление Ватикана 1 и 30 августа 1917 г. и связанная с ним дипломатическая переписка всех государств; союзнических держав Ватикан нисколько не склонил на свою сторону. Его мирная нота была неопределенна, а потому главные союзнические державы не приняли ее за основу мирных переговоров. Ватикан, однако, одновременно с открытыми переговорами вел с Германией и союзниками весьма усиленно и тайные переговоры. Он зондировал английское правительство относительно условий мира. При помощи мюнхенского нунция Пачелли, с которым ранее вел переговоры сам Вильгельм, Ватикан дал понять (30 августа) немецкому канцлеру Михаэлису, что Англия желает знать действительные намерения Германии, особенно по отношению к Бельгии. Ответ Германии был неопределенный и неприемлемый.
Весьма важным было обращение президента Вильсона к Сенату 8 января 1918 г., в котором он выразил всю свою программу в знаменитых четырнадцати пунктах. За Германию Гертлинг, а за Австрию Чернин отклонили их в форме, свидетельствующей о все продолжавшемся ослеплении Берлина и Вены. Я скоро снова вернусь к этому выступлению Вильсона.
На мирные попытки немецкой и австрийской социал-демократиических партий, так же как и на более ранние попытки русских социалистов я уже обращал внимание; дополняю сообщение указанием на съезд интернационала в Стокгольме (в июне 1917 г.), где были представители и нашей социал-демократической партии (Габрман-Немец – Шмераль). Д-р Шмераль защищал свое австрофильство, но заявил, что 95 % наших рабочих и всего чешского народа вообще идет за мной, а не за ним; открытое заявление всех трех социал-демократов, требующее самостоятельного чешского государства в рамках федеративной Австро-Венгрии, было направлено против плана австрийских социал-демократов, обещавших народам лишь культурную автономию. Это было первое официальное заявление, пришедшее из Чехии и сделанное за границей. Признание д-ра Шмераля мы опубликовали во всех газетах с прекрасным результатом. Я послал в Стокгольм проф. Максу, чтобы он информировал там наших депутатов о благоприятном положении дела в России и в Европе. Депутат Габрман собирался тогда остаться окончательно за границей, но мне казалось, что он мог более влиять дома, чем за границей, а потому я велел передать ему, чтобы он возвращался и налегал на то, чтобы дома не допускали никаких компромиссов и уступок, а нас уже больше не опровергали.
Развитие немецкой социал-демократии и то, как она постепенно расходилась в двух направлениях, создавая две партии, было характерным для 1917 г.; в начале 1918 г. начинаются уже политические забастовки в Вене (16 января), в Берлине (28 января); в Германии организуются советы рабочих депутатов.
Когда я просматривал общее положение, то не мог прийти ни к чему иному, кроме того, что близится конец: выход России из ряда воюющих, влияние большевизма на социалистические партии Европы, усиление пацифизма, усталость воюющих войск и видимое недовольство в армиях, трудность решающей победы на фронтах, тайные и открытые переговоры о мире – все это убеждало, что война уже не будет продолжительной. Дальнейший вывод из предшествующих военных событий был тот, что решение будет в нашу пользу; это не была пустая надежда, это было убеждение, добытое более чем трехлетним критическим наблюдением. На стороне союзников было, конечно, немало невыгод, они сделали много весьма грубых политических и стратегических ошибок; но то же самое было и на стороне Австрии и Германии. Оставалось лишь одно сомнение, а именно, не затянет ли посылка американских войск во Францию войну еще до 1919 г.