Оканчиваю этот сжатый очерк заметкой, что такая наша тайная деятельность в Америке, как уже было сказано, весьма содействовала тому, что наш вопрос завоевал в Америке так быстро в правительственных и решающих кругах деятельные симпатии. У Воски была возможность давать сообщения о нашей деятельности в Европе и о моих планах главным членам американского правительства, а также полковнику Гаузу и самому президенту Вильсону.
Тяжелой задачей для нашей пропаганды в Америке и всюду являлось убедить в необходимости разделения Австро-Венгрии. К Вене не было той непосредственной политической неприязни, какая была к Берлину; французы, англичане и американцы воевали лишь с немцами, австрийский фронт был направлен на восток и на юг, а потому на западе против Австрии не было той прямой вражды, как против Германии. Против Австрии были Италия и Россия, но и в этих государствах были влиятельные австрофилы. Австрия, по общему мнению, считалась противовесом Германии, необходимой организацией малых народов и народных осколков, охраной от балканизации. Первоначальное заявление Палацкого о необходимости Австрии было всеобщим мнением у союзников.
Австрия с самого начала войны и вела себя иначе, чем Германия. Непосредственно объявила войну она лишь Сербии, России и Бельгии; остальные народы были сами принуждены объявить ей войну. Даже Италии она не объявила войну. Германия в этом отношении была более непосредственна и прямолинейна; позднее Австрия с недовольством переносила эту тактику, – император Вильгельм в феврале 1917 г. прямо потребовал от Карла, чтобы он прервал сношения с Америкой, но Карл отказался это исполнить.
Союзнические правительства были также под непосредственным влиянием австрийских и венгерских дипломатических деятелей; всюду в союзнических государствах было достаточное количество австрофилов среди дипломатов (лица, служившие в Вене), были семейные связи (особенно среди мадьярской аристократии) и т. д.
В Америке так же, как и всюду, австрийцы и мадьяры вели сильную пропаганду; она могла быть беспрепятственно организована потому, что Америка сначала и долго потом была нейтральной. У мадьяр в Америке есть тоже колонии, и как у себя они держали в руках словаков, русин и другие народы, так и в Америке они могли влиять на колонии этих народов, даже во время войны. Даже вожди этих колоний часто не видели, насколько они находятся под венгерским влиянием. Австрийцы и мадьяры весьма агитировали тем, что представляли себя как жертву Германии; они распространяли слухи, что против своей воли были немцами принуждены объявить войну.
Всюду мадьярам помогала революция 1848 года и воспоминание о Кошуте, который жил как изгнанник в союзнических землях.
Австро-Венгрии благоприятствовала также католическая пропаганда. В Америке, Франции, Англии, а также и в Италии католики защищали Австро-Венгрию как главное католическое государство. А католическая пропаганда была ловкая. Работали тайно и при помощи неполитических лиц; это нужно было в каждом государстве разузнавать и уже в связи с этим устраивать подобным же методом свою антипропаганду.
Я уже упоминал о политике Ватикана в начале войны; с течением войны Ватикан осторожно изменял свою позицию, не желая быть связанным с пораженными державами, но Австрию все же постоянно защищал. Отношение к Германии не было таким ясным и единообразным; конечно в Германии есть весьма значительное католическое меньшинство и немецкий католицизм стоит много выше благодаря своей теологии и церковной организации, чем католицизм в Австрии. Однако католическая австрийская династия имела свои преимущества перед протестантской в Германии; у Австрии были свои старые католические традициии; охотно принимались комплименты Вильгельма католицизму и Ватикану, но значительная часть ватиканских политиков была против немецко-прусского владычества и верила в Австро-Венгрию и в то, что она в своих же интересах будет крепкой стеной против Германии. По крайней мере, Гаспари защищал этот взгляд, а потому высказывался (в 1918 г.) против устройства новых государств, считая их слабыми для отпора Германии. Он хотел лишь свободной Польши, но опять-таки по австрийскомй плану. До известной степени центральные державы привлекли к себе Ватикан тем, что обещали ему помощь для восстановления папского государства, независимого от Италии. Ватикан с самого начала войны с большим недовольством переносил то, что его сношения с католическими государствами и организациями не были достаточно свободными; вопрос стал более острым с тех пор, как Италия приняла участие в войне, особенно же вследствие лондонского соглашеня, по которому папа не должен был быть допущен к мирной конференции. В противовес этому возник план, поддерижваемый Австрией и Германией, что курии будет обеспечена территория вдоль Тибра к морю, чтобы избавить папскую дипломатию от неприятного проезда через Италию. В 1916 и 1917 гг. этот план усердно перетряхивали в газетах.
Австрофильские взгляды и настроения в том виде, в каком они держались в официальных союзнических кругах до весны 1918 г., лучше всего характеризуются заключениями президента Вильсона об Австрии; его заявление об Австро-Венгрии в послании Конгрессу от 8 января 1918 г. было еще австрофильским. В этой своей самой обширной программе, формулированной в четырнадцати пунктах, он говорит, что «народам Австро-Венгрии, положение которых в среде других народов мы желаем видеть вполне обеспеченным, надлежало бы предоставить свободнейшую возможность автономного развития». И Вильсон ссылается на заявление Ллойд Джорджа, который в своей речи к рабочим 5 января 1918 г. заявил, что для англичан не является целью уничтожение Австро-Венгрии.
Вильсон в своих четырнадцати пунктах повторяет в более определенной форме то, что сказал 4 декабря 1917 г., когда излагал Конгрессу, какое значение имеет сделанное Австро-Венгрии заявление, что Соединенные Штаты находятся с нею в войне. И здесь, в объявлении войны, Вильсон обрушивается главным образом против Германии, а об Австрии говорит, что ее народы, так же как и народы Балкан и Турции, должны быть освобождены от бесстыдного иноземного владычества прусской военной и торговой автократии. «Мы, однако, обязаны сами себе заявить, что не желаем ослаблять или преобразовывать австро-венгерскую империю. Нам безразлично, как она хочет промышленно или политически жить. Мы не задумали и не желаем что-либо ей диктовать. Мы лишь желаем, чтобы дела ее народов во всех отношениях, как малых, так и больших, находились в их собственных руках». В этой речи высказано мнение, что Австрия должна быть освобождена от прусского владычества; это мнение в Швейцарии излагал профессор Геррон, доверенное лицо Вильсона. Геррон сказал еще в марте 1918 г. Ламмашу, что Америка пошла против Австрии, потому что та с Германией; против самой Австрии она не чувствует никакой вражды. Лишь этим взглядом президента Вильсона на отношение Австрии к Германии можно объяснить и весьма характерный факт, что Соединенные Штаты объявили войну Австро-Венгрии лишь 4 декабря 1917 г. В книге принца Сикста говорится, что президент Вильсон это сделал под влиянием моих настояний; однако я должен это утверждение исправить. Я действительно советовал при посредстве некоторых знакомых этот шаг президенту Вильсону как логическое последствие войны с Германией, но сомневаюсь, чтобы этого было достаточно в то время. Насколько мне известно, объявление войны Австрии требовала после Кобарида Италия, чтобы тем была усилена позиция правительства внутри страны; эту просьбу передал президенту Вильсону американский посол в Париже Шарп.
Весьма сильным было также австрофильство в Англии. Правда, еще в 1849 г. Пальмерстон высказал свое весьма резкое суждение («животное!») об Австрии, нечто подобное сказал и Гладстон (1880); в начале войны Ллойд Джордж произнес фразу об империи на слом (ramshackle Empire), но очень много влиятельных англичан или симпатизировали Австрии, Вене и Будапешту, или держались того мнения, что, хотя Австрия ничего и не стоит, все же она лучше, чем все эти малые народы, и что Австрия мешает распространению Германии и «балканизации» Европы.
Насколько это австрофильство укоренилось, видно лучше всего из того факта, что Соннино, хотя и требовал части Австрии для Италии, был, однако, за сохранение Австро-Венгрии: это проистекало из политического консерватизма, опасающегося «балканизации» Средней Европы, а у Соннино особенно из-за политики, не желающей единения югославян.
Наконец, у Австрии были защитники в лице социалистов, особенно марксистов; они были также против балканизации, а потому принимали Австрию, несмотря на ее реакционность. Кроме того, немецкие марксисты принимали политику Германии по отношению к Австрии, несмотря на то что основатели немецкого социализма очень резко осуждали Австрию. Лассаль видел в Австрии, в ее основах принцип реакции, а потому и последовательного врага всех стремлений к свободе. В интересах демократии Австрия «должна быть разорвана, разделена на куски, уничтожена, раздавлена, ее пепел должен быть развеян на все четыре стороны». Маркс видел скорее принцип реакции в России, но осуждал также и Австрию. Эти аргументы ad hominem в споре с социалистами оказывали мне довольно хорошую службу.
При таком благоприятном для Австрии настроении император Карл сам начал переговоры о мире с Антантой при помощи шурина, принца Сикста Бурбонского, служившего со своим братом в бельгийской армии; я уже упоминал о том и указал на внутреннюю связь этих переговоров с другими попытками заключить имр; попытки в 1917 г. делались со всех сторон. Переговоры были начаты в конце января 1917 г. матерью Сикста, посланной Карлом в Швейцарию; позже они велись различными доверенными лицами императора; Сикст сам приехал в Вену к императору. В письме от 24 марта 1917 г., предназначенном президенту Пуанкарэ, Карл обещает, что будет стараться изо всех сил принудить Германию вернуть Эльзас-Лотарингию; для Австрии просит сохранение монархии с прежними границами. Во время переговоров, тянувшихся, собственно говоря, с декабря 1916 г., Сикст говорил (в 1917 г.) пять раз с президентом Пуанкарэ; министр Бриан соглашался с планом, а также и Ллойд Джордж, с которым Сикст несколько раз говорил. Принц Сикст был также у английского короля.