Не буду пускаться в подробности. Между императором и графом Черниным возникли по поводу этого вопроса разногласия и споры; позднее Чернин нелояльно выступил против французов и особенно против Клемансо в своей уже упомянутой речи в венской ратуше. Он уверял, что Клемансо послал к нему человека для переговоров (перед началом нового немецкого наступления); на это Клемансо ответил просто, известными словами: «Граф Чернин солгал!» Австрийское правительство лгало дальше; наконец, император Карл новыми неправдами защищался перед императором Вильгельмом, нападая при этом на Клемансо; лишь опубликование фотографии письма Карла положило наконец предел лжи. Клемансо прикончил Карла и Чернина резким словом, метко характеризующим габсбургское австриячество: «Consciences pourries». Все эти вещи теперь достаточно объяснены в печати (особенно как доверенным Сикста, так и Рибо); читатель может сам проследить лживость и бесконечную неловкость Габсбургов. Значение переговоров Сикста заключалось в том, что они велись прямо влиятельнейшими лицами с обеих сторон – австро-венгерский император сам писал президенту Французской республики, в переговорах участвовали Бриан, Ллойд Джордж, английский король и др. К ним присоединился еще французский Генеральный штаб. Если бы не было русской революции, то Сикст, по желанию Карла, вел бы переговоры и с царем.
Вена начала переговоры с Антантой с нескольких сторон, так сказать, концентрически: граф Чернин начал переговоры (на свой страх?) с Антантой при помощи своего друга графа Ревертеры, отставного советника посольства, а также и некоторых других знакомых; Ревертера свиделся с графом Арманом, шефом французской разведки во Фрейбурге в Швейцарии; переговоры тянулись от июня 1917 г. до февраля 1918 г. Ллойд Джордж был также с этой стороны уведомлен и одобрил программу переговоров. Д-р Бенеш был весной 1918 г. в сношениях с майором Арманом; Арман верил тогда в возможность революции в Австро-Венгрии; быть может, он способствовал кое-чем в этом направлении, ожидая, что Австрия тем еще охотнее пойдет на мир. Его переговоры велись с ведома французского Генерального штаба, и сам Фош их одобрил. Переговорам содействовали с французской стороны Пенлеве и Клемансо.
И еще с одной стороны вела Австрия переговоры с Антантой. В сентябре и декабре (1917) вел переговоры о мире с генералом Смутсом бывший посол в Лондоне граф Менсдорф. Сетон-Ватсон полагает, что предложения Менсдорфа были сообщены союзническим правительствам и что заявление Ллойд Джорджа, цитированное Вильсоном в январе 1918 г., было сделано под их влиянием. Ллойд Джордж – по некоторым сведениям – еще в январе 1918 г. посылал генерала Смутса к графу Менсдорфу.
О переговорах Сикста, как я уже говорил, я узнал в Лондоне перед своим отъездом в Россию; в Берлине об этом вопросе много говорили, и оттуда дошли частичные сведения в Лондон. Я не мог узнать в точности содержание, но мне этого и не требовалось: мне было достаточно, что Австрия уже завязала прямые сношения с союзниками. Я догадывался, чего Вена хотела и что предполагала. Подробности я узнал позднее.
На австрийские мирные выступления я смотрю так: союзники с самого начала войны подумывали о том, что Австрию можно оторвать от Германии; они бы заключили с Австрией мир, с Германией же воевали бы далее и вполне ее победили бы. Это я заключил еще зимой 1914 г. из упомянутых лондонских сообщений; официальный взгляд на Австрию всюду мне это подтверждал. В этом смысле работала австрийская пропаганда: Австрия идет с Германией по принуждению, она, собственно, настроена против Германии. Сам Карл так дословно говорил. После смерти Франца Иосифа положение Карла во Франции и в Англии было тем сильнее, что он не был ответствен за войну; он постоянно высказывал свое желание мира и этим приобретал симпатии у союзников.
План отделить Австро-Венгрию от Германии поддерживался успехами немцев, поражением России, а позднее русской революцией. В 1916 г. мы скоро начали замечать, что наш друг и сотрудник Сватковский начал не в шутку мириться с Австрией; под влиянием режима Штюрмера он начал положительно защищать соглашение с Австрией а если будет нужно, то и с Германией. Сватковскому симпатизировали некоторые влиятельные французские журналисты, которые до того были с нами и против Австрии; поэтому я мог догадаться, что и правительственные круги благоволят к этим взглядам, а потому я непрерывно следил за вопросом.
Что особенно во Франции с самого начала войны была распространена мысль отделить Австро-Венгрию от Германии, видно из того, что посол Палеолог предложил еще 1 января 1915 г. подробнейший о том план Сазонову. Я сообщал об этом в связи с иными вопросами; честно присовокупляю, что Палеолог объявил план за свой личный, а не официальный, и потому я его привожу лишь как симптом. Во Франции рядом со старой симпатией к Австрии, особенно же к Вене скоро приобрела большое влияние военная точка зрения: ослабить в военном отношении, а потом и победить Германию при помощи сепаратного мира с Австрией. Тут решало в общем неблагоприятное положение на фронте. Этим можно объяснить, что министр Бриан, который за год до того (в феврале 1916 г.) принял нашу программу, возглавлявшуюся требованием уничтожения Австро-Венгрии, годом позднее шел на предложения Сикста, которые были направлены как раз к тому, чтобы изолировать и уничтожить Германию. А рядом с Брианом соглашались с Сикстом (что значит и с Карлом) Мартен, заведующий протоколом (главный церемониймейстер), Фрейсинэ, Жюль Камбон, Поль Камбон и др., – то есть целый ряд влиятельных и решающих личностей. Это мое изложение предмета, мне кажется, подтверждается точкой зрения французского Генерального штаба и генерала Фота; после неуспеха Нивеля Генеральный штаб начал заниматься еще важнее этим планом.
Что касается Клемансо, то я недостаточно осведомлен об эволюции его взглядов. Когда я впервые вошел в сношения с официальным Парижем, то слышал, что Клемансо к нам не благоволит. Еще в Америке мне сообщили, что весной 1918 г. он хотел вести переговоры с Австрией и что начал завязывать сношения, кажется, при помощи знакомого журналиста (не этим ли злоупотребил Чернин?), но что неловкость Вены его оттолкнула. Во всяком случае, именно Клемансо нам очень помог.
Наши часто останавливались над этими симпатиями к Австрии; а не были ли, в сущности, французы и все другие в этой своей политике поддерживаемы и удерживаемы – как раз нами? Кто у нас, начиная, собственно, с основного взгляда Палацкого, не проповедывал австрофильство и мысли, что Австрия – спасение от Германии? А что можно было прочесть во время войны об официальной Праге до 1917 г.? Французы должны были переориентироваться так же, как и мы, и многие из них сделали это весьма основательно. Например, Шерадам, с которым я был в сношениях, перед войной он писал, также высказываясь за сохранение Австрии, но во время войны убедился, что Австрия уже не может сопротивляться Германии.
Переговоры Карла не могли иметь успеха. А то, что это могло случиться и как случилось, является доказательством – весьма поучительным доказательством, насколько официальные круги с обеих сторон были плохо политически ориентированы. Союзники обязались лондонским договором сделать Италии значительные территориальные уступки за счет Австро-Венгрии; Румынии обязались дать Трансильванию, а Сербии обещали минимально Боснию и Герцоговину и свободный выход к Адриатическому морю – что же тогда оставалось от Австро-Венгрии? Nota bene – Австрия, особенно сам Карл, были готовы пожертвовать целой Галицией предполагаемому польскому королевству под протекторатом Германии! То, что появился план, поддерживаемый также французским Генеральным штабом, дать Австрии в виде возмещения прусскую Силезию или Баварию, является снова и снова доказательством официальной неориентированности.
Этим реальным затруднением я объясняю, что министр Рибо был особенно осторожен по отношению к Карлу и не хотел вести переговоры без Италии; Англия тоже остерегалась вести переговоры с Карлом без Италии. Правда, Карл и его уполномоченные утверждали, что Кадорна и Король (вероятно, во время первых переговоров Сикста) предлагали Австрии мир, но мне кажется, что тут что-то недоговорено. Некоторые уполномоченные Карла усиливали свое предложение утверждением, что и революционная Россия – князь Львов – предлагала Австрии мир, но, кажется, это утверждение, как и об Италии, уже не действовало ни на французов, ни на англичан. В Париже были сведения, что, наоборот, Австрия – Чернин – предлагала России мир. Я сам узнал в России (в августе 1917 г.), что голландский корреспондент привез секретное послание от Австрии тогдашнему министру иностранных дел Терещенко; Австрия предлагала России сепаратный мир; насколько мне известно, Терещенко против этого ничего не имел, но тогдашнее правительство не имело уже силы и соответственной отваги. О мирных переговорах с Россией я, впрочем, говорил уже раньше.
Насколько неупорядоченными были переговоры Антанты с Карлом, видно из того, что в половине декабря 1917 г., значит, в то время, когда Австрия (при помощи Ревертеры, Менсдорфа, а в особенности Сикста) еще вела переговоры с союзниками, Франция признала наш Национальный совет главой чехословацкой армии, организовываемой во Франции; приказ о создании этой самостоятельной чехословацкой армии во Франции вышел на основании соглашения министра Клемансо с д-ром Бенешем 7 января 1918 г., за день до того, как Вильсон сообщил Конгрессу свои четырнадцать пунктов, и день спустя после австрофильской речи Ллойд Джорджа. Наконец, беспорядочность этих переговоров видна из того, что в январе 1917 г. союзники в ответе Вильсону требовали нашего освобождения и это требование было введено в окончательной формулировке министром Брианом.
Я не удивляюсь тому, что так действовала Австрия и особенно Карл. В 1917 г. Австрия уже видела свою слабость, а потому и пропагандировала свой неискренний антинемецкий план. В апреле 1917 г. граф Чернин написал свой знаменитый доклад о положении Австрии (это было сделано по распоряжению Карла после гамбургского свидания) для императора Вильгельма и немецкого Верховного командования; я уже упоминал о том, что Антанта скоро о том уз